— У тебя случайно нет ее фотографий?

Неужели Рауль не понимает, как она жаждет увидеться с дочерью? Хотя… что ему за дело до чужого ребенка.

Он молча полез во внутренний карман пиджака и достал пачку фотографий. Пальцы Саманты затряслись, и она, забыв удивиться, жадно схватила их. Впервые за три долгих года она видела свою дочь!

Солнечная девочка! Смеющаяся, задорная, счастливая. В платьице, в купальничке, снова в платьице, с хвостиками, растрепанная, на лодке, в бассейне, с игрушками…

Как много фотографий Кончиты он носит с собой! Словно любящий отец, который гордится своей дочерью. И ее девочка на фотографиях выглядит совершенно довольной жизнью.

Господи, неужели она ошибалась? Саманта еле сдерживала слезы. Ее терзали противоречивые чувства. Радость оттого, что она видела свою малышку такой безмятежно счастливой… И горе: она, Саманта, явно была здесь лишней. Рауль глядел на нее с презрительным пониманием.

— Да, Саманта, она счастлива, вполне счастлива. Хочешь испортить ей жизнь?

Она не смогла ответить — мешал комок в горле. Планы рушились, как карточные домики.

Фил Колман уверял ее, что Рауль не любит племянницу, а лишь исполняет свой долг перед ее отцом, своим братом Карлосом. На этом все их планы и строились. Если Рауль не интересуется девочкой, если любит только собственную дочь, то им будет легче увезти ее. Отсутствие нелюбимого, заброшенного ребенка заметят не сразу.

В действительности, похоже, все обстояло совсем не так. Он носит с собой целую пачку ее фотографий, он любит ее. Возможно, Кончита тоже его любит. Откуда ей знать, что дядя — злейший враг ее матери.

Саманта почувствовала острую боль в груди и поднесла руку ко рту. Рауль догадался о ее чувствах, в его глазах мелькнуло нечто вроде торжества.

— Уезжай домой, Саманта. Не мучай себя и других. Что будет с Кончитой, если ты неожиданно появишься в доме? Шок, слезы…

Она старалась не поддаваться его убедительным речам. Фил Колман не мог лгать. Он всегда стоял на страже ее интересов.

В чем же дело?

Если бы ей хоть раз пришло в голову, что она может причинить Кончите вред, она бы никогда не согласилась на похищение.

Неужели она зря приехала на этот проклятый остров?!

Саманта изо всех сил противилась очевидному. Раулю нельзя доверять, твердила она себе. Он только и ждет, что она сдастся и отправится домой, несолоно хлебавши, навсегда отказавшись от своего ребенка.

Она нахмурилась. Где-то на самом дне сознания что-то отчаянно мешало успокоиться и мыслить логически. Нечто, связанное с фотографиями. Их так много! И на всех Кончита в полном одиночестве. Почему?

Рауль на ее вопрос ответил резковато.

— Других фотографий у меня нет. Все, что было, показал.

— На них только Кончита.

— Ну да. Моя любимая племянница. И что здесь такого странного?

Как ни странно, на этот раз в его голосе не было и намека на цинизм или издевку. Несмотря на это, Саманта почувствовала, как ее охватывает холодная и безошибочная уверенность в том, что он попался.

— Очень интересно. Какой странный отец! Тысяча снимков любимой племянницы — и ни одного портрета его собственного ребенка. Должно же быть объяснение такому предпочтению?

Она послала ему обворожительную улыбку, нарочито не обращая внимания на ярость, сверкнувшую в его глазах, на неожиданный румянец на скулах, мгновенно сменившийся небывалой бледностью.

— Чем же ты сама объясняешь это? — холодно усмехнувшись, спросил он, мгновенно справившись с собой.

— Ну, например, тем, что ты заранее предполагал, что я появлюсь здесь, и собрал все ее фотографии в этом доме, чтобы показать мне…

— Жест доброй воли, не так ли?

— Только не в нашем случае. Ты ведь ясно дал понять, что дочери мне не видать, как своих ушей. Зачем же фото? Они не заменят мне ее, это ясно, а вот желание увидеться с ней разожгут. Не стоило так рисковать.

— А как насчет тщеславия? Возможно, мне просто хотелось показать, как хорошо она живет, как о ней заботятся…

— Не делай из меня дурочку, ладно? Может, кто-то о ней и заботится, но не ты. Фил рассказывал, что тебе наплевать на девочку.

— Серьезно? Он так сказал?

— Да. И я была убита этими словами, тем, что мой ребенок лишен любви.

— Но она…

— …Из рода ди Аройя, это я знаю. Поэтому и обеспечена всем необходимым. Честь семьи, как же! Но для этого вовсе не обязательно испытывать к ней симпатию, не говоря уж о любви. Она растет, как падчерица, моя дочь! Вот что ранило меня в самое сердце. Ты терпишь ее только из-за своего чудовищного тщеславия и тупой уверенности, что ты лучше, чем я…

— Ну, последнее вряд ли можно опровергнуть. Я в тюрьме не сидел.

— Это мы еще посмотрим — кто лучше. Да и от тюрьмы на твоем месте я бы не зарекалась. А что до Кончиты, то она во мне нуждается, и я здесь для того, чтобы в жизнь моей дочери вошла настоящая любовь!

— Ты только запутаешь и испортишь все на свете…

— Отнюдь! Я была дурой, что поверила тебе, позволила обмануть себя этими карточками и твоими заверениями, что она — самое главное в твоей жизни…

— Но это так и есть! — Его руки неожиданно сжались в кулаки.

— Расскажи кому-нибудь другому! — Ее лицо пылало гневом, волосы развевались. — Простой здравый смысл должен подсказывать, что собственные жена и дочь должны быть тебе гораздо ближе. Ты чудовище, если хочешь запретить ей видеться с единственным человеком, которому она по-настоящему дорога. Ты просто боишься, что правда выйдет наружу, и я докажу это. Я прекращу этот фарс! Я подам на тебя в суд и докажу, что ты удерживаешь девочку незаконно.

— Ты ошибаешься насчет моих чувств к Кончите. — Его голос дрожал от еле сдерживаемых эмоций. — И мне жаль, что ты поверила Колману. Я думаю, у него свои причины говорить так…

— О, да! Он заботится…

— Интересно знать, о ком? Попытайся догадаться сама.

— Он говорил мне, что ты хитрый. Думаю, он прав. Это ведь не простое совпадение, что ты оказался здесь? Офицер полиции, задержка, обыск — все это твоих рук дело. И пока я сидела там с холодными от ужаса руками, ты судорожно подбирал фотографии моей дочери, чтобы доказать мне, что я здесь не нужна!

— Санчес мне звонил, это верно. Мы приятели, вместе ходим на рыбалку. Он знает, что ты вдова Карлоса, это тоже правда. Но эти фотографии никто не подбирал, они со мной всегда, — он насмешливо и недобро усмехнулся. — И, кстати, я не рассчитывал встретиться с тобой раньше, чем еще через пару-тройку лет. Ты что, в бегах?

— Разумеется, нет. Я освободилась полгода назад.

— Полгода! — его удивление было явно преувеличенным. — И у тебя хватило терпения не бросаться сразу на поиски обожаемой дочери?

— Я была больна. Поэтому, кстати, и освободилась раньше времени.

— Что ж, сейчас ты вполне пристойно выглядишь.

— Хорошие врачи, хороший уход и ясная цель в жизни, вот и все.

Она больше не хотела говорить с ним. У нее не было сил. Гнев и злоба опустошают, и она старалась побороть эти чувства. К несчастью, Рауль как-то странно на нее действовал. Самоконтроль, где ты? Ау!

— В любом случае, нам надо поговорить. Я еще не совсем здорова, а эта жара способна погубить любого. Если ты не против, давай заедем в какое-нибудь кафе, где есть кондиционер…

— Что ж, если ты настаиваешь на прогулке, то моя машина неподалеку…

— Я настаиваю на встрече с дочерью. Это вряд ли можно назвать прогулкой! — холодно ответила она.

Стычка с Раулем вымотала ее так, словно она провела двадцать раундов на боксерском ринге. Что ж, даже если она выстояла сейчас, в дальнейшем силы ей все равно понадобятся, и немалые.

Рауль коротко поинтересовался, даже не взглянув на нее:

— Надолго к нам?

— Насколько потребуется, чтобы добиться того, зачем я сюда приехала.

— Что ж, тогда мы подыщем тебе уютный домик, в котором ты сможешь состариться и поседеть.