— Вашему отцу?

— Мой отец умер. Сыну.

— А почему вы не отдали ее ему?

— Я держался за нее, чтобы найти то, чего так и не нашел.

— Что именно?

— Я бы хотел поговорить о льве, — напомнил Иахин–Воаз, взглянув на часы.

Доктор раскуривал трубку чуть ли не битую минуту.

— Хорошо, — наконец сказал он из облака густого дыма. — Что такое лев? Лев — это то, что может вас убить. А что такое смерть?

— Мы успеем поговорить на эту тему? — спросил Иахин–Воаз.

— В смысле, что такое смерть в этом контексте? То, чего вы хотите или чего не хотите?

— Кто же хочет умирать? — усмехнулся Иахин–Воаз.

— Вы были бы весьма удивлены, — заметил доктор. — Но давайте сначала определим, что означало бы для вас быть убитым львом.

— Конец, — сказал Иахин–Воаз.

— Это означало бы для вас, так скажем, награду?

— Совсем нет.

— Тогда это было бы нечто противоположное награде?

— Наказание? — спросил Иахин–Воаз. — Полагаю, да.

— За что?

— Жена и сын могли бы поведать вам об этом очень подробно, — сказал Иахин–Воаз, поглядывая на часы. — Между прочим, лев ждет меня каждое утро перед рассветом.

— Он приходит к вам домой или следует за вами на работу? — спросил доктор.

— Нет и нет. Но он — там, и я знаю, что он там.

— Хорошо, — сказал доктор. — Но это вы выбираете, встретить его или нет?

— Я.

— Тогда все дело в том, что вы боитесь выходить на улицу, потому что там вам встретиться плотоядный лев. Вы боитесь наказания.

— Об этом я не подумал, — признался Иахин–Воаз.

— Каких людей наказывают?

— Полагаю, самых разных.

— Это решают присяжные, — объяснил доктор. — Потом они появляются перед судьей, и он спрашивает: «Как вы находите ответчика?»

— Виновным, — ответил Иахин–Воаз. — Но откуда приходит лев? Объясните.

— Хорошо, — согласился доктор. — Попробую углубиться в это насколько смогу. Но учтите, что я не только не знаю всех ответов, но даже и всех вопросов, которыми вы задаетесь. Но забудем о технической стороне дела. Лев есть нечто экстраординарное, и то, питается ли он мясом или играет на кларнете, — вопрос скорее академический.

— Он не смог бы убить меня кларнетом, — вставил Иахин–Воаз.

— Лев, — продолжал доктор, — способен по–настоящему воздействовать на вас. Но ничего удивительного в этом нет, ведь и телевидение может. Вот сейчас, к примеру, на всех волнах транслируются изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, и среди них, возможно, есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизор, мы бы увидели эти образы и услышали бы голоса, музыку, звуковые эффекты. Они смогли бы оказать на нас эмоциональное воздействие, оставаясь при этом не более чем образами.

— Не очень удачный пример для моего льва, — сказал Иахин–Воаз. — Все, у кого есть телевизор, могут увидеть ваши программы. Но один я могу увидеть льва.

— Представьте себе, — сказал доктор, — что у вас есть единственный в мире телевизор, настроенный на данную волну. — Он поглядел на часы. — Телевизор, передающий вину и наказание.

Иахин–Воаз тоже посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.

— Но откуда приходит лев? — задал он вопрос. — И где этот телевизор?

— Кто, вы думаете, собирается вас наказать?

— Все. — Иахин–Воаз удивился, услышав себя, как раз когда его отец и мать встали перед ним. Люби нас. Будь тем, кем мы хотели бы.

— Пока что нам известно только это, — произнес доктор, вставая. — На этом пока остановимся.

— Но как мне переключить программу? — спросил Иахин–Воаз.

— А вы хотите ее переключить? — спросил доктор, открывая дверь.

— Что за вопрос! — воскликнул Иахин–Воаз. — Хочу ли я!

Но дверь закрылась, и ему оставалось только подсчитать в уме стоимость сегодняшнего завтрака для льва.

14

Воаз–Иахин сидел на обочине и помечал на карте место, где водитель грузовика высадил его, когда рядом притормозил небольшой красный кабриолет с опущенным верхом. У него были иностранные номера, внутри громко играла музыка. За рулем сидела красивая загорелая блондинка примерно одних лет с его матерью.

Она белозубо улыбнулась и открыла дверцу. Воаз–Иахин забрался внутрь.

— Куда едешь? — спросила она по–английски.

— В порт. А куда едете вы? — спросил Воаз–Иахин, осторожно подбирая английские слова.

— Как когда, — отвечала она. — Я довезу тебя до порта. — И она плавно вывела кабриолет на дорогу.

До встречи с водителем грузовика Воаз–Иахин пребывал в спокойном неведении относительно природы людей, однако теперь он чувствовал, как это неведение сползает с него, точно апельсиновая кожура. Он сомневался, сможет ли натянуть ее обратно. Он сидел рядом с блондинкой, и ему казалось, что о людях можно свободно читать по их лицам. Теперь, возможно, я смогу разговаривать и с животными, деревьями, камнями, думал он. Лев мелькнул и пропал, словно воспоминание из далекого детства. Ему стало совестно оттого, что по его вине расплакался водитель грузовика.

Он взглянул на блондинку. Она несла свою красоту легко, подчеркнуто, ловко — так, как грузчики на пристани носят на плече свои багры для ворочания кип. В окно врывался ветер, ерошил волосы. Из магнитофона неслась музыка. Когда одна сторона доиграла, женщина перевернула кассету, и музыка заиграла снова. Она была плавная, насыщенная и своим звучанием напоминала те бары из фильмов, где по виду неприступные женщины и пламенные мужчины с учтивыми манерами с первого взгляда понимают, чего им нужно друг от друга.

Воаз–Иахин знал ее историю, как если бы она поведала ему все. Несколько раз замужем, ныне — богата и разведена. Подобно водителю грузовика, ищет новые лица, желающие познать мир. И она тоже не прочь, чтобы он стал для нее чем‑то на дороге между прошлым и будущим.

На дороге покажется отель или мотель, небольшой кабриолет замедлит ход и остановится, она посмотрит на него, как смотрят друг на друга звезды в фильмах, — подняв тонкие брови, не говоря ни слова.

В номере будет прохладно и сумрачно, свет будет проникать сквозь ставни. В бокалах зазвенит лед. Она наклонится к его уху, ее голос станет низким и хриплым. Им в номер внесут еду и выпивку, молодые люди его возраста, прислуживающие им, будут ловки, уважительны и немного завистливы.

Она будет изобретательна и жадна в любви, будет угождать ему такими способами, которые были доселе ему незнакомы, и он тоже будет отдавать ей, потому что это нечестно — брать без отдачи. Он будет ее чужаком, а она — его. Он ублаготворит голодный призрак водителя грузовика своей щедростью к этой женщине. Так будет продолжаться несколько дней — она не отпустит его сразу, — но они оба обогатятся этой связью.

Воаз–Иахин думал о частях ее тела, не тронутых загаром, о том, каков запах у этого тела и каково оно на вкус. У него началась эрекция, и он осторожно скрестил ноги.

Уже после она предложит ему денег. Он их, конечно, не примет, хотя деньги ему страшно нужны. Хотя с другой стороны, есть ли разница между этим способом добывания денег и игрой на гитаре?

Ветерок поутих, музыка стала громче, машина остановилась. Воаз–Иахин осмотрелся в поисках отеля или мотеля, но ничего не увидел. Дорога заворачивала вправо.

— Я вспомнила только что, — сказала женщина, — что мне нужно свернуть здесь. Тебе лучше сойти.

Воаз–Иахин взял свою гитару, рюкзак, выбрался из машины. Женщина захлопнула дверь и защелкнула ее.

— Если юноша твоего возраста смотрит на тебя так, как ты, — сказала женщина, — значит, с одним из нас что‑то не в порядке. Или я не должна так думать, или ты не должен так смотреть.

Маленький красный кабриолет, в котором громко играла музыка, рванул с места и скрылся в направлении порта.

15

Иахин–Воаз никак не мог отделаться от аналогии с телепередачей. Стало быть, он принимает волну льва. Лев означает наказание. Конечно, это его жена и сын желают наказать его. А хотел ли он своего наказания? И был ли лев просто наказанием? Он не мог ответить на эти вопросы простым «да» или «нет».