Если к отцу его приведу.

Если к ногам его упаду,

Может быть, отведу беду…» —

Так про себя размышлял Заркум.

Но Уралу коварных дум

Не раскрыл: сказал, мол, меня

Кличет отец, за задержку браня.

«Егет, со мною теперь пойдем,

Будешь ты моим кунаком,

Увидишь отца моего,

Жезл выпросишь у него», —

Так к Уралу он обратился.

И с Заркумом тот согласился.

«На царство змеиное посмотрю,

Двери в тайны его отворю.

Если на добро ответит злом,

Встретят враждебно в краю чужом —

Как поступить, решать буду сам я.

Егет не бросается словами,

Всегда он правым путем идет —

Пусть хоть к гибели тот приведет.

Удаль свою до конца испытаю

В том краю, где враги обитают,

Коль уж задумал Смерть убить,

Изрубить ее, испепелить», —

Так Урал сказал сам себе

И доверил свой путь судьбе.

«Буду жив — ворочусь назад,

Встретиться вновь с тобой буду рад.

А не вернусь — не очень-то жди,

На чужбине жизнь не веди,

А по пройденному пути

Ты в сторонку свою иди.

От меня передай поклон»,—

К верному льву обратился он,

В лоб его поцеловал.

И с Заркумом ушел Урал.

Вот идут они, говорят,

Много верст прошли, говорят.

Вдруг глыбой черною на пути

Туча вздыбилась впереди.

Как зарница, из многих огней

Что-то разгорается в ней.

«Что там такое? — спросил Урал, —

Гор подобных я не видал».

«Не гора это, а змей,

Верный страж дворцовых дверей», —

Так Заркум отвечал ему.

К чудищу подступились тому,

И увидел Урал тогда

У огромной железной ограды

Девятиглавого страшного гада.

Клубком свернувшись, тот змей лежал,

Покои царские оберегал.

Первым Заркум подошел к нему,

К девятиглавому горбуну.

— Ключ принеси! — приказал ему.

Свистнул тут пронзительно змей —

Казалось, рухнула груда камней.

Это четыре шестиглавых гада

Волочили ключ громадный.

И вот этот-то самый ключ

Грохотал, будто глыба с круч.

Тем ключом открыли дворец.

— Проходи сюда, молодец,

Я же отца пока извету

И сюда его приведу, —

С тем Урала он запер там

И убрался куда-то сам.

Очень скоро возле дворца

И большие, и мелюзга —

Змеев закипела толпа.

Урал прислушиваться к ним стал.

Одиннадцатиглавый змей сказал:

«Мой черед человека сожрать,

Двенадцатиголовым стать,

Ведь самым близким визирем

Падишаха я должен стать».

Девятиглавый же змей изрек:

«Нет уж! Человек этот смог

Вырвать тайну у сына царя —

Клятву дал ему царский сынок

Тайны здешние все открыть.

Должен царь его проглотить,

Иначе я его проглочу —

Всем ведь ясно: лишь мне по плечу

В голове все тайны хранить.

Но не станет царь его есть:

Раз тот спас его сына и честь,

Если царь даже съест его.

Не вырастет голова у него».

Гады исчезли после тех слов.

Змей, имеющий девять голов,

Урал-батыра сожрать был готов.

Подполз к воротам он, говорят.

Принял девичий вид, говорят,

И Урал-батыра тогда

Приворожить он решил.

Но объятия лишь раскрыл,

Как его руки Урал схватил.

Стиснул так, что из пальцев кровь

Так и брызнула, говорят.

Не вынеся боли, огнем

Спалить Урала хотел змей-юха.

Но тот за глотку его схватил,

В гневе и ярости проговорил:

«Ведь владеешь тайнами ты,

Головы отращиваешь себе;

Все царские тайны Кахкахи,

Знаю, заключены в тебе».

И, услышав такие слова,

Удивился безмерно змей:

«Я вижу, ты провидец и бог, —

Догадаться о том я не мог.

Думал я, что ты человек,

Потому и шепнул царю:

„Сын твой одному из людей,

Кто для нас лютый враг и злодей.