Кто смерти собственной и не ждал —

Женщин, девушек и мужчин

(Стар иль млад, отец или сын),—

Велит вязать по рукам и ногам.

Лучших из них для дворца отбирает;

Раз в году народ собирает

К царским хоромам на майдан.

Ну, а дочка Катила-царя

Выбирает себе жениха.

Девушек царь выбирает сам.

Тех, что остаются лотом,

Приближенные падишаха

В собственный забирают дом.

Остальным — место в мире ином;

Девушки смерть находят на дне

Озера. А егеты — в огне.

В честь себя и отца своего,

В честь приближенных своих,

В честь дня рождения своего,

В честь Тэнгри раз в году

В жертву людей приносит Катил.

Десятерых я имела детей —

Мать несчастная средь матерей.

Сожгли из них у меня четверых,

Утопили в воде пятерых.

Мой старик того не стерпел,

Горе такое снести не сумел,

И, не ведая, что творят.

Не боясь, что будет убит,

В ярости позабыв о страхе.

Бросился на людей падишаха.

И несчастного в тот же день

Прямо перед глазами моими

Закопали живьем в могилу.

Осталась при мне лишь младшая дочь.

Рады бы и ее уволочь,

Оторвать от матери чадо,

Поглумиться были бы рады.

Только в лес и сбежала с ней.

И таких, как я, матерей,

Беглецов много бродят здесь —

Горемычных скрывает лес.

Добр ты, по всему, сынок,

Знаешь цену тяжких дорог,

Потому дам тебе совет;

Возвращайся скорее домой,

Уходи из земли нашей злой!»

«Через реки и через горы

Шел сюда я не дни, а годы.

Много разных дорог прошел;

Если Смерть не найду я тут,

Ту, что черной бедой зовут,

Если ей голову не размозжу,

Мир от Смерти не освобожу,

Мне Уралом не зваться вовек!» —

И, такие слова сказав,

Попрощался с ними Урал,

На льва своего вскочил, и стремглав

Во дворец, где жил царь Катил,

Лев его поскакал что есть сил.

Так проехал Урал немало,

И такое пред ним предстало:

Словно от матери одной,

Все обличил одного —

Все нагие, унылой толпой

Друг за другом люди стоят,

Каждый ни мертвый, ни живой,

Выстроились за рядом ряд.

Мужчины от женщин отделены.

Кто противится хоть слегка.

Тех прислужники тычут в бока.

Не жалеют своих кнутов —

Бьют нарушивших стройность рядов.

К ним-то и подъехал Урал.

Только взглядом успел обвести

Площадь, как в шагах тридцати

Он другую толпу увидал.

Там, проливая горючие слезы,

Под криками, полными угрозы,

Онемевшие от испуга,

Жестами объясняясь друг с другом,

Стояли, к сердцу прижав детей,

Толпы отцов и матерей.

К ним скорее Урал поспешил.

«Что происходит тут?» — спросил,

Рассказал о цели своей.

Тому, что Урал им говорил,

С жадностью внимала толпа.

Выступил старик и к Уралу

Обратился с такими словами:

«Все обличье твое, егет,

Разговор твой и гордый вид

И что едешь на льве верхом,

Яснее ясного говорит

О том, что ты из чужих краев.

В нашем царстве свой у нас царь.

Средь прислужников — свой главарь.

Люди самых разных родов

В этой толпе, нет которой конца.

Каждый год в день рожденья царя,

В честь его матери и отца,

В честь колодца, чьею водой

Ребенком омывали царя,

Он приносит в жертву людей.

Утвердился обычай сей —

У владыки есть Черный Ворон —

Он со знамени смотрит гордо.

Ворону набивают утробу

Каждый год в этот день особый.

Видишь хищных птиц? Сюда

Прилетели они неспроста.

На холме расселись они —

Знают: будет для них еда.

Когда в колодец бросят, и там

Девушки, захлебнувшись, умрут,

Извлекут их тела, по холмам

Воронам на съеденье швырнут.