Опозорил, в краску вогнал».

Дочери слова услыхав,

Царь Катил с трона сошел:

«Из какого ты рода, егет,

Что опозорил дочь на весь свет?»

И поспешным шагом к нему

Подошел, роняя слюну.

Подойдя, продолжал, браня:

«Эй, егет, или ты про меня,

Про то, что зовусь Катилом я,

Про то, что в этой стране моей

Я не то, чтобы только людей,

Но и птиц, насекомых, зверей,

Даже тех, кто лежит в земле, —

Всех держу под пятой своей,

Разве не ведаешь ты, злодей?

Если выбрала дочь тебя,

Что стоишь, свою жизнь губя?»

«Я еще такого царя

И обычаев таких,

Чтоб резали так людей живых,

И не видел, и не слыхал,

Хоть и много земель повидал.

Я Смерть-злодейку по свету ищу,

За всех смертных ей отомщу;

Ваших порядков я не боюсь,

Смерти коварной не страшусь;

Если Смерть нагрянет сюда,

Если с нею придет беда,

Если захочет напуститься

Не только на человека — на птицу,

Я не буду стоять в стороне —

Убить ее предназначено мне!

Вот посмотрю на обычай твой —

Смысл в нем добрый или же злой,

Мыслями своими тогда

Поделюсь откровенно с тобой».

Дерзость такую услыхав,

И узнав, что Урал тут — чужой,

Приближенные всей толпой,

Злым обласканные Катилом,

Видя, что тот для дочери милой

Чужака хочет мужем взять,

Черной завистью стали вскипать.

Гнева царь Катил не сдержал,

Так своей дочери сказал:

«Не томись-ка тут понапрасну,

Выбирая такого глупца.

Не поводи на такого и глазом,

Лучше иди в покои дворца», —

Так поучал свою дочку он.

«Тех, кто на жертву обречен,

Не заставляйте ждать, — приказал. —

Девушек утолите в воде,

Егетов сожгите в огне,

Парня этого, заковав,

Приведите потом ко мне!»

Так четырем батырам велев,

На трон взошел он, смиряя гнев.

Кинулись было царские слуги

Исполнять высочайший указ —

Девушек в воду бросить тотчас,

А мужчин в огонь покидать,

Лишь только бросились слуги на них

И стали люди рыдать и стенать,

Выступил вперед Урал

И такие слова сказал:

«Из дома я вышел, чтобы убить

Смерть, не видимую для глаз.

Чтоб от нее людей защитить.

Чтобы от кровопийцы-батши,

От людоедов-дивов сластя,

Чтобы Живой источник найти.

Мертвых его водой оживить —

Вот для этого я в пути!

Когда я вижу, что злая Смерть

На сородичей руку заносит, —

Всякий, кто имя батыра носит,

Может ли молча на это смотреть?

Злодеям батыр уступит ли путь,

Их устрашится ль когда-нибудь?

Эй, отойдите прочь, рабы!

Царь, сойди с золотой арбы!

Руки развяжите парням,

Девушек оставьте их матерям!»

Царь, услышав такие слова,

Кровью налился, багровым стал,

На батыров своих взглянул:

«Если сам себе смерти он ищет,

Точно хлеба — бродяга-нищий,

Смерти лицо покажите ему,

Пусть запомнит мою страну!» —

Царь свирепо отдал приказ.

Четыре батыра явились тотчас

Шерстью медвежьей покрыты они,

Ростом батыры дивам сродни.

Сказали: «Будешь бороться иль биться?

Выбирай, чтоб потом не казниться!»

«Подумайте-ка сначала о том,

Как бы вам не погибнуть самим!

Зверя посильнее себя

Отыщите-ка вы, друзья!» —

Так с издевкой Урал произнес.

Хохотали батыры до слез:

«Значит, батыра тебя сильней

Не было и нет на земле?»

Вместе со всеми и царь Катил

Злобным хохотом исходил.

Нужных слов он не находил,

В черной ярости проговорил:

«Крови жаждет душа его.

Приведите быка моего,

Опору и мощь моего дворца,

Пусть он примерно накажет глупца!

Вы же, батыры, не троньте его».

Услышав слова царя своего,