Торговля перцем была для римлян самым выгодным вложением средств, самой прямой дорогой к обогащению. В ранней империи о жадном часто говорили: «Первым срывает перец со спины верблюда».^{54} Поэт Персии писал:

Плиний пишет: «Подумать только, что единственное удовольствие от перца — в его остроте, и мы плывем до Индии, чтобы получить его! Перец и имбирь растут в своих странах в дикой природе, но, тем не менее, покупаются на вес золота и серебра».^{56} Раздражение Плиния, Сенеки и других критиков римского декаденса отражает то, что сейчас понятно всем: торговля с Востоком внесла свой вклад в падение Римской империи. Золото и серебро ушло в уплату за роскошь. Внес сюда свой вклад и самый печально известный из римских императоров — Нерон. Плиний свидетельствует: «Славные представители власти заявили, что Аравия в год не производит такое количество парфюмерии, которое потратил Нерон в день похорон своей второй жены Поппеи».^{57} Английский историк Уорнингтон в своем эпическом труде посвящает «порочному балансу» торговли Индии с Римом целую главу.^{58}

Дело не только в том, что Италия потребляла больше, чем производила, а Рим и его окрестности оказались несостоятельны в производстве… Дело в том, что Империя как государство не могла предложить другим странам (и восточным в частности) достаточное количество собственной продукции, чтобы сбалансировать перечень импортируемых в большом количестве товаров. Результатом этого стала утечка драгоценных металлов из Империи (в виде монет) без адекватного обратного притока.^{59}

Хотя предположение, что Рим разорился, покупая перец и шелк, может быть неверным. Природа наделила Империю достаточным количеством как основных, так и драгоценных металлов, и римляне экспортировали множество товаров. В Индию везли красные средиземноморские кораллы и самое лучшее в мире стекло (популярное также и в Китае). Свинец из Испании и медь с Кипра составляли груз многих греческих судов. В Александрию напрямую поставлялось олово с Корнуолла. Итальянские суда, плывущие в Египет и Индию, загружались отличным вином. Так же как природа обусловила доминирование Китая и Индии в производстве дорогостоящих сельскохозяйственных продуктов (таких как перец и шелк), развитые инженерные технологии дали Риму значительное преимущество в горнодобывающем деле. Кроме того, в Китае и в Индии золоту предпочитали серебро. В то время как серебро утекало на Восток, внушительное количество золота из Индии перемещалось на Запад. Например, нам известно, что за унцию золота в Китае можно было купить пять-шесть унций серебра, в то время как в Испании — двенадцать унций.^{60} В конце XIII века, по свидетельству Марко Поло, в Бирме цены золота и серебра по весу соотносились как один к пяти.^{61} Эта разница в ценах на золото и серебро между Востоком и Западом существовала, по меньшей мере, со времен Сенеки. Вот почему для римского торговца было бы глупо платить за китайские товары какими-нибудь монетами, кроме серебряных. Как сказали историки-экономисты Денис Флинн и Артуро Гиральдес: «Между Востоком и Западом, Севером и Югом, Европой и Азией не было торгового дисбаланса, требующего компенсаторного потока денежных ресурсов. Торговля была справедливой».^{62}

Конец Западной Римской империи замедлил экспансию мировой торговли за пределы ее колыбели — Индийского океана. Но расширение торговли не прекратилось. В мир пришла новая могучая монотеистическая религия — ислам. Она дала новый толчок торговле в Индийском океане, через равнины Азии — до самых дальних краев Евразии. Торговля Хань—Рим покрывала громадные расстояния, но была слабо интегрирована: от начала до конца пути товар проходил руки торговцев — представителей разных рас, вероисповеданий, культур и, что самое главное, систем законов.

Приход Пророка уничтожил торговую разобщенность древнего мира. В течение нескольких столетий после смерти Мухаммада единая культура, религия и закон унифицировали торговлю трех континентов Старого Света почти на тысячу лет до первых путешествий европейских судов на Восток.

Немногие истории из античной классики так трогают душу современного человека, как провал афинской экспедиции на Сицилию во время Пелопоннесской войны.

В гавани восточного сицилийского порта Сиракузы и выше, на равнине, афинское войско схватилось с войском из Спарты — далекой от Сицилии греческой области. Солдат схватился с солдатом, корабль с кораблем. Знаменитый хронист Фукидид не сдерживался в оценках, говоря об этом: «Это было важнейшее военное событие не только за время этой войны, но, как мне кажется, во всей эллинской истории, насколько мы знаем ее по рассказам, событие самое славное для победителей и самое плачевное для побежденных».^{65}

Но как же Пелопоннесская война сказалась на истории торговли? Весьма значительно, поскольку Афины превратились в империю, благодаря торговле самым важным из товаров — зерном — и особенностям географии Греции, ставшей колыбелью европейской цивилизации. Культурные и общественные основы цивилизации Запада впервые проявились именно в Древней Греции, а современные западные традиции контролировать жизненно важные морские пути и стратегические проходы происходят из культурных и географических особенностей Греции, ее зависимости от импорта зерна. Те силы, которые заставили Британию и США в XIX и XX веках взять под контроль мировые торговые пути, впервые возникли в Греции, которая держала в своих руках пути доставки пшеницы и ячменя.[6]

Почему же гордые Афины не рассчитали свои ресурсы и потерпели поражение у далеких берегов Сицилии? Этот вопрос волновал европейских историков с тех пор, как Фукидид — опальный афинский командир — написал об этом в своих знаменитых хрониках. Интерес к этому древнему конфликту тем больше, что на полях сражений Средней Азии великие державы мира столкнулись еще ожесточенее. Трудно не сравнить сегодняшних политиков с главными действующими лицами этой афинской истории: блестящий, заносчивый и вероломный «ястреб» Алкивиад и осторожный, законопослушный «голубь» Никий, которого жители Сиракуз схватили и казнили.