В относительно боевом настрое я почти вломилась в военный госпиталь. Вот только пускать к Сургутову меня отказались. Стройная медсестра в регистратуре заявила, что посещение разрешено только для родственников. Но о родне Емельяна тетя Маша и Егор Семенович мне ничего не сказали. А если их у него нет? Ему что, без посетителей там лежать?

— Девушка, Вы не понимаете, я его невеста! — решилась соврать я. Медсестра хмыкнула, окинула меня изучающим взглядом.

— А раньше чего молчала? — поинтересовалась она, — Третий этаж, тридцать вторая палата. У него как раз только что осмотр закончился.

Поблагодарив медсестру, нацепив бахилы и белый халат, помчалась на третий этаж. Сердце учащенно колотилось в груди. Так хотелось взглянуть на парня хоть одним глазком. Пусть он меня прогонит, но я должна его увидеть!

Палата, где лежал Сургут, была двухместной. Парня я увидела сразу, как только вошла. Емельян лежал с закрытыми глазами, бледный, как смерть.

— Ох, как же удачно я тут лежу! — услышала незнакомый голос соседа Емельяна по палате, — Такие девушки приходят!

Сургут открыл глаза. Спокойный взгляд голубых глаз скользнул по мне, поднимаясь от уровня колен к лицу. Как-то странно даже чувствовать его взгляд на себе. Раньше он не смотрел на меня так.

— Да Вы проходите, барышня! — подбодрил меня слишком уж разговорчивый сосед.

Послушно сделала пару шагов, гадая, прогонит меня Емельян или нет.

— Лежишь, — выдохнула я, не зная, что говорить. На глаза совсем некстати навернулись слезы.

— Положили, — криво усмехнулся Сургут. И не прогнал меня. Наоборот, смотрел, будто притягивал к себе взглядом еще ближе. Послушно сделала еще два робких шажочка.

— Не реви, — тихо скомандовал Сургут, но не то, чтоб рявкнул, просто сказал. Послушно кивнула. Вытерла слезы ладонью, скорее всего размазав косметику по лицу.

— Садись, — все так же тихо проговорил Емельян, чуть сдвигая ноги на кровати, освобождая место для меня. Что было немного странным, потому как рядом с его кроватью стоял стул. Послушно села на краешек кровати. Увидела, как Емеля поморщился, наверное, от боли. Почувствовала, как по щеке скатилась еще одна слезинка.

— Вытрись лучше, — протянул он мне носовой платок, — Рано ты меня хоронишь.

— Да я и не… — возразила я, вытирая слезы и шмыгая носом, — Просто…

— Вот девки — они все такие, — со знанием дела вмешался сосед в разговор, — Чуть что — сразу в слезы.

— Петрович, — вздохнул Сургут, — Сходи, покури.

Петрович, вздыхая и охая, принялся подниматься с кровати. И спустя пару минут мы в палате остались одни.

— Зачем ты так с ним? Он ведь еле ходит, — упрекнула я парня.

— Да какой там! — Сургут улыбнулся краешком губ, — Его завтра выписывают. Просто уши греет.

— В смысле? — не поняла я.

— Разговоры слушает, — пояснил Емельян, а я улыбнулась. Было странно вот так сидеть около парня, слушать его голос, и не бояться, что он убежит. По-хорошему странно.

— А тебя когда выпишут? — спросила я. Сургут вздохнул. Взгляд замер на его руке, лежавшей поверх одеяла всего в нескольких сантиметрах от меня. Нестерпимо захотелось прикоснуться к его руке, сжать, погладить.

— Да тоже завтра, — усмехнулся Сургут, — Планирую в самоволку свалить.

Нахмурилась.

— Знаешь, Емельян как там тебя по отчеству? — начала выговаривать я, — Никаких самоволок! Сколько тебе положено лежать? Вот столько и будешь тут находиться!

— Ну, уж нет! — махнул головой Сургут, — У меня задница плоской станет, и мозг атрофируется. Так что я свалю по-тихому.

— А я говорю: Нет! — возмутилась я. Сургут только хмыкнул. Но спорить не стал.

— Емеля, ты же взрослый мужчина, а ведешь себя, как ребенок малолетний, — начала уговаривать я парня, — А если осложнения или обострения какие? Это ведь не игрушки!

— Взрослый, — согласился он, глядя на меня, — Взрослый, — повторил Сургут, — Тридцать три. Игнатович.

— Что? — не поняла я.

— Ты же спросила, как меня по отчеству, — напомнил Сургут.

Несколько секунд смотрела на парня, гадая, что бы могло значить все это. Было страшно поверить в то, что мои надежды и мечты вот-вот собираются исполниться. Робко улыбнулась.

— Емельян Игнатович, — проговорила я. Сургут кивнул. Криво улыбнулся, — Очень приятно.

— И мне, — улыбка Емельяна уже была более открытой, даже чуточку ласковой. Или просто мне хотелось ее такой видеть?

— И мне, — вновь повторил Сургут. И в следующее мгновение почувствовала теплое прикосновение его надежной руки к своей ладони. Ухватилась пальцами за его руку, боясь отпустить ее. Больше Сургут почти ничего не сказал. Просто лежал, закрыв глаза, и поглаживал мою ладонь. Вернулся сосед Петрович. Потом пришла медсестра, выгнала меня, сообщив, что часы посещения закончились. Уходить не хотелось, но не ругаться ведь мне с докторами.

— Я вечером попробую вырваться с работы, — пообещала я. Сургут только улыбнулся.

— Не страшно, если не выйдет, — утешил он меня, — Завтра приходи.

Встала с кровати, постояла немного. Сургут отпустил мою руку. И я, не оглядываясь, вышла из палаты. С одной стороны, на душе было легко. Вроде бы все налаживается, меняется. Но с другой — переживала за здоровье любимого.

Все шло замечательно, чему я никак не могла нарадоваться. Но было бы еще лучше, если бы Емельяна выписали. Правда, он шел на поправку, и доктора обещали отпустить его домой через пару дней. Приезжала к нему в больницу каждый день. Привозила продукты, разрешенные врачами. Чистую одежду, выстиранную и выглаженную мною же. В общем, вела себя как образцовая невеста. Правда, за эти дни не обошлось и без конфликта. Сургут, видите ли, сигарет пожелал. На что я ответила категоричным отказом.

— Грозная она у тебя! — заметил новый сосед Емельяна по палате.

Сургут только хмыкнул. В мое следующее посещение увидела пачку сигарет в тумбочке. Провела ревизию всего содержимого, изъяла запрещенные 'препараты' в виде сигарет, и выбросила их в мусорное ведро. Емельян только недовольно хмурился. И все последующие дни продолжались в том же порядке. Мой каждый визит начинался с допроса Сургута.

— Курил? — спрашивала я.

— Курил, — честно признавался парень. Грозила ему кулаком, а он только едва заметно улыбался.

— Возьмусь я твое воспитание! — угрожала я.

— Напугала кота сметаной, — отмахивался он от моей угрозы.

Отношения между нами оставались прежними. Ну, как прежними…. Пылких и страстных поцелуев все еще не было. Зато Емельян стал чаще улыбаться, даже шутил. И не избегал моих прикосновений, скорее наоборот. И сам то по щеке погладит, то волосы от лица отведет. И руку мою постоянно поглаживает. Еще бы целовал, а то уже успела забыть вкус его поцелуев.

Но приходилось молчать и терпеливо ждать. Не набрасываться ведь мне на больного?

Почти каждый вечер приезжала в квартиру Емельяна, и ко дню выписки парня из больницы, его жилье сверкало чистотой и порядком. Вся одежда была выстирана, выглажена и разложена по шкафам и полкам. Даже салфетку красивую прикупила на кухню и горшок с цветком.

В день выписки Сургута из больницы все шло не так. За завтраком вылила на себя чашку чая. Споткнулась раз пятнадцать. Клиент нервный попался, недовольный блюдом. Еще и попутку никак не могла поймать, чтобы доехать до больницы. В общем, решила, что пешком быстрее доберусь и срежу. Но все равно опоздала. Подбежала к больнице, когда Емельян уже стоял с вещами на крыльце и курил. К моей радости, Даниель тоже маячил рядом с другом. Когда до парней оставалось метров десять — двенадцать, зазвонил мой сотовый телефон. Глянула на дисплей, увидела незнакомый номер. Секунду думала, ответить или нет. А вдруг с работы? Или что-то важное? Ответила. Услышала знакомый голос из далекого прошлого, который мне всеми силами хотелось забыть. А человека, звонившего мне, не хотелось видеть ближайшие лет пятьсот.

— Привет, Рыжуха, — обратился абонент, — Как поживаешь?