Стараясь исправить свою оплошность, Дмитрий в понедельник, еще до утреннего совещания с компаньонами, позвонил Варе в турфирму.

— Привет, — с подчеркнутой холодностью поздоровалась она. — Ну и как ты справился в выходные со своими семейными обязанностями?

— Извини, я немного замотался, — стал оправдываться Есехин. — К нам на дачу нагрянули гости.

— Надеюсь, ты постарался, чтобы у этих людей сложилось о вас с Ольгой впечатление, как о прекрасной супружеской паре? — спросила Варя и бросила трубку.

Дмитрий тут же перезвонил ей опять. Он чувствовал себя виноватым, поэтому стойко выдержал еще несколько язвительных выпадов. Его терпение было вознаграждено. В конце концов Варя сменила гнев на милость, и они договорились встретиться в полдень, чтобы погулять где-нибудь хотя бы час — на большее времени не было ни у него, ни у нее. А так как уже в конце сентября в Москве зарядили мелкие осенние дожди, то и возникла идея поехать в Пушкинский.

Это был самый любимый художественный музей Есехина. Причем даже не весь музей, а та его часть, где находились картины импрессионистов. С тех пор как его дела пошли в гору, Дмитрий побывал во многих странах, многое повидал и считал, что лучшей коллекции нет нигде.

Возможно, некоторые другие музеи мира собрали картин импрессионистов и постимпрессионистов больше, но в Москве они были представлены лучшими своими работами. Ренуар здесь не казался слащавым, а Сезанн — однообразным. Ван Гог и Гоген просто ошеломляли. На полотнах Моне завораживало даже изображение тумана. Пикассо воспринимался не только постоянно ищущим человеком, но и многое нашедшим. А непостижимым образом соединявший краски Матисс был современнее всех современных художников вместе взятых.

Дмитрий и Варя встретились в сквере перед музеем. Они ни словом не обмолвились об утреннем выяснении отношений, жестко придерживаясь заключенного в конце телефонного разговора перемирия. Но обошлось и без особых сантиментов. Разве что Варя с ходу уткнулась сжатыми кулачками ему в грудь и пробормотала:

— Проклятые выходные! В один прекрасный понедельник ты узнаешь, что я умерла!

Купив билеты в кассе, у которой не было ни души, они сразу поднялись на второй этаж, к импрессионистам, и неспешно пошли по залам музея, подолгу останавливаясь у картин и обмениваясь какими-то замечаниями. Вместе с ними из зала в зал переходила пожилая, полная смотрительница. Скучающее, сонное выражение не сходило с ее лица, но эта слежка все же смутила Варю.

— Послушай, — сказала она, — на нас смотрят.

— Ну и что? — не понял Дмитрий.

— Мы ведем себя неприлично.

— Почему ты так решила?

— Ты меня вульгарно тискаешь.

Рассматривая картины, он действительно придерживал Варю сзади за плечи и, приближаясь к ней вплотную, наслаждался запахом ее духов, волос.

— Так я острее воспринимаю то, что я вижу, — пояснил Есехин, сам удивленный этим открытием.

— Не выдумывай! — отмахнулась она, пытаясь скрыть улыбку.

— Клянусь! — стал настаивать он. — Я люблю эти картины, много раз здесь бывал, но никогда не получал такого удовольствия, как сейчас, когда ты рядом.

— Ты уверен, что импрессионисты имеют какое-то отношение к твоим новым ощущениям?

— Если это не так, то тогда я просто извращенец, которому нравится обниматься с женщинами в общественных местах, выставлять свои чувства напоказ. Разновидность эксгибиционизма.

Варя прищурилась и с уже знакомой ему жесткостью сказала:

— Мы просто ужасно соскучились. В этом-то все и дело. И пытаемся вот так по-детски, прижимаясь друг к другу, компенсировать недостаток нашего общения. А он накапливается в нас все больше и больше.

— Разве что-то в нас накапливается? Мы постоянно даем этому выход. В прошедший четверг были в гостинице, а в пятницу вечером ты заезжала ко мне на работу…

— Фу! Во-первых, твоя шутка очень пошлая! — поморщилась она. — А, во-вторых, в данном случае не отшутишься.

Дмитрий развел руками.

— Разве из этой ситуации есть какой-то выход?

— Ты хочешь, чтобы именно я подсказала его тебе?! — настроение Вари стало заметно меняться и явно не в лучшую сторону. Призрак утренней ссоры опять забрезжил на горизонте. — Хорошо! Женщине начинать этот разговор, возможно, не совсем прилично, но все же… Ты можешь объяснить, почему, буквально умирая друг без друга, мы до сих пор не подумали, как быть все время вместе?! Или для тебя то, что между нами происходит, лишь забавная любовная интрижка, помогающая скрасить трудовые будни? — Он протестующе поднял руку, но ее уже было не остановить. — А если твои чувства ко мне настоящие, то как долго ты собираешься за мной ухаживать — год, два, пять? И все это время будешь жить со своей женой?! Неужели ты не понимаешь, что меня буквально колотит от мысли, что каждый вечер вы ложитесь с ней в одну постель?!

Варя еще никогда не ставила этот вопрос вот так, в лоб, и Дмитрий испытал какой-то дискомфорт. Возможно, потому, что они были знакомы всего два месяца или чуть более того, и ему казалась неуместной та резкость, с которой она уже чего-то требовала. С другой стороны, прошедшие недели вместили так много, что оба имели полное право говорить о чем угодно. Пауза явно затянулась, и Варя круто развернулась, намереваясь уйти.

— Подожди! — поймал он ее за руку. — А если я скажу, что думаю о тебе… о нас постоянно, даже когда просыпаюсь ночью.

Ее полные губы исказила саркастическая гримаса:

— Бедненький, я куплю тебе хорошее снотворное.

— Не перебивай! Ты должна меня выслушать!

— Стоп! Ни слова больше! — отрезала она. — Если мы и вернемся к этой теме, то только в следующий раз. Когда ты сам этого захочешь. Я не собираюсь набиваться тебе в жены!

Разговор у них шел на повышенных тонах, и к ним уже двигалась окончательно проснувшаяся смотрительница. На ее лице было написано возмущение. Теперь Дмитрий сам потащил Варю к выходу.

Они молча спустились со второго этажа по парадной лестнице и вышли из музея через центральный вестибюль. На улице продолжал моросить мелкий, противный дождь, поэтому они задержались под колоннадой.

— Мы все равно должны объясниться, — решительно сказал Есехин. Скрестив руки на груди, Варя молча разглядывала затянутые серой пеленой купола храма Христа Спасителя, высившегося справа от музея. И то, что она не ушла к своей машине, подбодрило Дмитрия. — Да, я постоянно думаю о тебе и очень хочу, чтобы мы были вместе, но… пока не могу сказать Ольге, что я полюбил другую женщину. Физически не могу.

— Почему? — тут же последовал резкий вопрос.

Он пожал плечами.

— Ты сам хотел все выяснить, — продолжала она наступать.

— Понимаешь, мы прожили вместе пятнадцать лет, и практически никогда у нас не было не то что скандалов, но даже серьезных размолвок… Хотя порой бывало очень тяжело. И когда, только поженившись, мы снимали крохотную квартиру в Мытищах. И когда я писал диссертацию, получая какие-то копейки… Может, это прозвучит высокопарно, но она всегда была мне настоящим другом.

— Пытаешься рассказать, какая прекрасная у тебя жена? — хмыкнула Варя. — Для этого ты нашел не лучшего слушателя.

— Я хочу, чтобы ты поняла меня!

— Хорошо, ответь всего на один вопрос, только честно: разве не может мужчина разлюбить женщину?! Это что, будет первый случай в истории человечества?! Я не хочу упрощать, но и не надо все усложнять!

— Я знаю, что она воспримет мой уход как предательство! Проблема как раз в этом. И обида на меня будет сидеть в ней до самого конца, до самой смерти! Это и нам отравит жизнь… Дай мне хотя бы немного времени.

— Ты просто меня не любишь…

— Ничего подобного! — запротестовал Есехин. — Если бы не Ольга, я немедленно попросил бы тебя стать моей женой… — Он поморщился, как от зубной боли. — Неужели ты думаешь, что в моих поступках есть какой-то расчет?! Если бы у меня не было моральных обязательств перед женой, семьей, то я сразу бы бросил тебе под ноги все: мой дом, мои деньги, мою жизнь! Понимаешь — все!