Наряду с глубоким реализмом он впадал в утопию, когда полагал, что источником общественного зла является «мысль нечистая», «буря лютая» (15, стр. 340), которая может быть устранена самопознанием:

Так наивно предполагал Сковорода устранить социальное зло, общественные пороки, которые он критиковал столь сильно, ярко и гневно.

Зачастую свои этические взгляды он облекал в теологическую форму: «Сумма всей нашей речи будет сия: чем кто согласнее с богом, тем мирнее и щастливее» (15, стр. 273), ибо «без бога же и нищета и богатство есть окаянное» (15, стр. 526).

Сковорода искал «нового человека», но отрывал его от реальной почвы. Если в критике этики феодального общества он проявлял большую глубину мысли и реализм, то в своих поисках «нового человека» он уходил в иллюзорную сферу утопий. Он искал нового человека в абстрактных и надысторических началах «истины» и «добра». Он мечтал о «духовном человеке», руководствующемся в своей деятельности высокими идейными порывами, свободном от гнета, обладающем «орлиими крылами», «оленьей проворностью», «львиной дерзостью» (15, стр. 418). Таким должен быть человек грядущего.

Он считал, что этот «новый человек» находится не в каком-то потустороннем царстве, а таится в нашей «плоти». Его лишь необходимо освободить от пут современного общества, от физического и духовного рабства. Ведет к этому «новому человеку» якобы Библия; она является «мостом» и «лестницей». Но так как «внешняя» сторона Библии есть «дрянь» и «змий», то дело не столько в ней, хотя под ее символами и таится истина, сколько в «сердце» самого человека: «…сердце есть истинный бог» (15, стр. 430), а бог — это и есть любовь.

Однако именно в этике Сковороды меньше всего теологии. Его произведения «Благодарный Еродий» и «Убогий Жайворонок», посвященные вопросам этики и педагогики, почти не имеют религиозной окраски и написаны на доступном для широких масс простом, народном языке. Более того, его этика находится в прямом противоречии с феодально-церковной идеологией, является протестом против феодально-крепостнической церковной «этики», основанной на «заповедях», якобы предначертанных самим богом.

Источник феодально-церковной «этики» коренится в мистическом представлении о человеке, в проповеди веры в загробную жизнь и смирении в «земной», в уповании на «потустороннюю» жизнь, на «рай» на небесах и т. д. и т. п.

Классовый, антинародный смысл ортодоксальной христианской этики заключается в апологетике господства эксплуататорских классов, защите их интересов, в освящении авторитетом церкви угнетения, крепостничества и всех форм материальной, политической и духовной кабалы вообще, в проповеди безропотного непротивления угнетенных и эксплуатируемых, довольствовании своим нищенским положением, в безмолвном подчинении власть имущим — князьям земли и церкви как предопределенном и предначертанном свыше богом.

Источники и сущность этики выдающегося украинского гуманиста прямо противоположны источникам и сущности ортодоксальной христианской этики. Он выступал против тирании над обездоленным людом и искал счастье для народа не в потустороннем царстве, не на небесах, а на земле. Счастье он видел не в каких-то мистических категориях, а в труде, приносящем радость человеку и максимальную пользу обществу. Труд предопределяет все остальные нормы поведения; он является оселком, вокруг которого вращались все остальные вопросы этики Сковороды — служение народу, дружба и т. п. В этом «правда», «истина», «добродетель». Внутренняя сущность человека не в сверхъестественных силах, а в самом человеке, в его гражданской деятельности. Человек не должен впадать в пессимизм, он не должен бояться смерти и мнимого «ада», незачем уповать на «бога» и «рай»; все подчиняется естественным законам:

Сравнение Христа с материалистом Эпикуром было неслыханным вызовом религии и церкви, полным отрицанием ее канонов, и в том числе христианской этики.

То, что Сковорода был сторонником материалиста Эпикура, не означает, что он полностью придерживался и его этики. Сковорода и Эпикур жили в различные эпохи, были идеологами разных классов.

Эпикур считал, что человек должен наслаждаться, но отнюдь не только в грубо материальном, физиологическом смысле. Высокое наслаждение он видел в дружбе и в познании. Дружба и познание также входили в качестве элементов и в этику Сковороды, но не они были в ней определяющими. В этике украинского философа в отличие от Эпикура определяющим был труд. Отличны были и их общественные воззрения. Этика Эпикура зиждилась на индивидуалистической основе, этика Сковороды — на основе служения народу. Эпикур считал, что поведение человека не должно идти вразрез с интересами общества; Сковорода же заявлял, что человек должен своей деятельностью служить народу. Эпикур говорил, что человек — чувствующее существо, а поэтому чувства должны быть критерием морали, ибо «все хорошее и дурное заключается в ощущении» (29, стр. 591); Сковорода утверждал, что человек «трудолюбствующее» существо, поэтому критерием морали должен быть труд, который является разграничительной линией между благом и злом. Благо там, где труд, зло там, где тунеядство. Эпикур говорил, что общество — это совокупность индивидуумов; Сковорода считал, что общество — это «машинище», разумным основанием общества является «сродный» труд каждого члена общества и т. д. и т. п.

Невзирая на наличие в этике Эпикура и Сковороды некоторых общих элементов, нельзя считать, что украинский мыслитель заимствовал у греческого философа этику или общественные взгляды вообще.

Таким образом, и в области этики Сковорода выступил как замечательный новатор, выразивший интересы народных масс, и нанес серьезные удары по религиозной идеологии.

Конечно, в этике Сковороды была определенная ограниченность. Она носила у него надысторический и внеклассовый характер, в ней были и элементы теологии: христианское смирение, аскетизм, обращение к Библии, в аллегорическом ее толковании и т. д. Но, несмотря на это, Сковорода в своей этике намного опередил свою эпоху.

Этические взгляды Сковороды показывают кристальную чистоту выдающегося сына украинского народа, вся жизнь которого была живым воплощением протеста против феодальной кабалы и христианских заповедей. Поэтому вполне понятна любовь крестьян и рядовых казаков всей Украины к философу, вышедшему из народа.

И все же указать народным массам пути их освобождения от крепостной кабалы он не смог. Нельзя было этот выход искать в «сродном» труде, когда труд был закрепощен, в «самопознании», и в «убеждении» феодальной знати, в чем «добро» и в чем «зло», в призыве их к труду. Обращаться к «хамскому», «златожаждному», «волчьему» сердцу украинской феодальной светской и духовной знати значило обращаться овце к волку за спасением.

Материальные узы крепостного рабства нельзя было разбить иллюзорным оружием «самопознания», «добродетели» и «правды». Но ведь сила Сковороды вовсе не в его «ответах», а в том, что он выдвинул перед народными массами и общественной мыслью жгучие социальные вопросы своего времени, в том, что он прославлял труд, видел в нем основу общественного благополучия, правовых норм и этических принципов.

Педагогические воззрения Сковороды были выражением и продолжением его философской концепции, общественно-политических взглядов, этической системы и, конечно, его теории «двух натур», «самопознания» и «сродности».