Сковорода видел и то, что «щастия нет на земле» (16, стр. 36), народ живет в ужасающей нищете и стонет под тяжелым ярмом крепостничества. Вокруг себя он видел ненасытную погоню за богатством, тунеядство, роскошь, разврат феодалов земли и церкви.

Еще Гес де Кальве, давший неправильную оценку философским взглядам мыслителя, вынужден был признать, что Сковорода заметил, как не у нас только, но и везде богатому поклоняются, а бедного презирают; видел, как глупость предпочитают разуму, как шутов награждают, а заслуга питается подаянием.

В 10-й песне — «Всякому городу нрав и права», в которой автор подвергает беспощадной критике господствующие классы, особенно ярко развертывается публицистический талант Сковороды. Художественные достоинства песни, гражданские мотивы, нравственные идеи уходят в глубь украинского фольклора. Она отравила горе и печаль, гнев и мудрость народа, поэтому и получила всеобщее признание и широкую известность, вошла в быт, украинское народное творчество, литературные и драматические произведения писателей; ее распевали кобзари и лирники по широким просторам всей Украины, она вошла в собрание галицких песен Вацлава из Олеска и Жеготы Паули даже «без сознания самих собирателей, что эти песни сочинены Сковородою» (40, стр. 177).

В этой песне автор бичевал помещиков, «стягивающих грунты», купцов, обманывающих, обсчитывающих, обмеривающих «при аршине», ростовщиков, опутывающих свои жертвы долговой кабалой, видящих свою жизнь «в процентах», чиновничий аппарат, трущийся в панских углах, услуживающий казацко-помещичьей знати, всеобщее стремление помещиков и купцов, ростовщиков и чиновников к роскоши. Все они строят «дом свой на новый манер», заводят «иностранный скот», собак для ловли, пиршествуя так, что хоромы их шумят «от гостей, как кабак», предаются разврату, «венериным амурам»; в то же время юристы узаконяют захват земли казацкой знатью; блудливые виршеплеты поют панам панегирики; «студенты» ведут пустые, схоластические диспуты, от которых «трещит голова», и т. д. и т. п. А народ стонет от произвола и бесправия, так как все «законы» защищают помещиков, богатеев, чиновников, белое и черное духовенство. Возраставшему произволу и беззаконию способствовало отсутствие на Украине единых законов и правовых норм.

Тяжкое положение народа, безысходная нищета и бесправие привели ищущего истину к выводу — счастья нет на земле, оно не в богатстве: «…кажется, живут печали по великих больш домах» и «больш спокоен домик малый» (16, стр. 42).

Страстные поиски путей, ведущих народ к счастью, были источником духовного напряжения Сковороды, мучительных раздумий, внутреннего драматического конфликта. Он видел, как христианские «проповедники» сеют ложь, обман, «поглаживают» и «усыпляют» народ сказками о счастье в загробном мире. Идейные искания нашли отражение в поэтическом творчестве мыслителя:

Буржуазные писатели и националисты утверждали, будто Сковорода был мистиком и пессимистом. Идеалист, сторонник церковно-обновленческой «науки», В. Эрн заявлял: «Отсюда глубокий, живой (!?) и т. д. пессимизм его мирочувствия» (61, стр. 135). В работе, специально посвященной Сковороде, насколько развязно, настолько же и бессодержательно, он писал: «…как бледен и холоден пессимизм Вольтера в сравнении с глубочайшим пессимизмом Сковороды, в это же самое время вслушивавшегося в неизъяснимой тоске и тайныя рыдания мира»; будто «за много десятилетий Сковорода предвосхищает пессимизм начала девятнадцатого столетия» (62, стр. 83). Дм. Багалей, хотя он много сделал для публикации произведений философа и исследования его творчества, все же дословно повторил Эрна: «Сковорода как бы предвосхищает пессимизм начала XIX столетия» (17, стр. 23). Вл. Эрн пытался идейные раздумья мыслителя представить как пессимизм, завуалировать его поиски счастья для народа ничего не значащими фразами о мистических «тайных рыданиях мира», о том, будто «через разлад и хаос своей души он с яркостью ощущает разлад мировой, хаос вселенский» (61, стр. 135). Буржуазный националист белоэмигрант Мирчук идет еще дальше: «…в личности Сковороды, несомненно, найдется много патологических элементов» (65, стр. 21). Так опошляли буржуазные националисты и реакционные писаки глубокие социальные поиски Сковороды.

Впрочем, еще в досоветский период либеральная писательница Ал. Ефименко указывала на безрассудность таких представлений: «Философия его (Сковороды. — И. Т.) никогда не была философией самоотречения и скорби, но философией разума и счастья» (23, стр. 245). Сковорода не был мистиком, он был крайне далек от мистицизма, он «фигура редчайшей цельности» (23, стр. 252). Однако далее этой оценки Ал. Ефименко не пошла.

Сковорода восставал не против какого-то выдуманного Эрном «разлада мирового», «хаоса вселенского», а против «разлада» социального, против вопиющих социальных противоречий своего времени. Эрн и другие подобные писатели пытались протест демократа и просветителя против социальных порядков перенести на всю Вселенную вообще, мистифицировать его критику существующего строя.

Мировоззрению философа пессимизм был чужд, его идейные поиски не имели ничего общего с угрюмым взглядом на грядущее народа, он считал: «Кто грусть во утробе носит завсегда, тот лежит во гробе, не жил никогда» (16, стр. 56). Пессимизм и безнадежность — признак внутренней, интеллектуальной пустоты, нравственной бесперспективности. Уныние не может спасти ни людей, ни народ от их бедствий, мрачная безысходность — прямая дорога к несчастью, смерти. Нет, Сковорода страдал и радовался полнотой бытия, был великим жизнелюбцем, искал пути к счастью народа, к устранению пороков современного ему общества, в грядущее он смотрел открытыми глазами, верил в светлое будущее своего народа. Жизнь остановить нельзя, она неуклонно идет вперед.

Идейные поиски Сковороды привели его к своему решению вопроса, его оптимизм выражен в другой песне: миновал «мрак», «вихр», «шум мирского ветра», «прошли облака», «прошла тоска» и «кручина»; радостно он восклицал: «Прощай, о печаль! Прощай, прощай, зла утроба! Я на ноги встал, воскрес от гроба»; обращаясь к жизни, он писал: «Ты радуга, жизнь, вёдро[4] мне, свет, мир, олива» (16, стр. 30).

В чем же нашел выход для себя мятущийся гуманист и мыслитель? Только в защите народных интересов он видел смысл своей жизни: «А мой жребий с голяками» (16, стр. 43). Он мечтал о свободе для народа:

И все же, невзирая на то, что сквозь всю жизнь и все произведения Сковороды красной нитью проходит служение народу, «голякам», «беднячью», Багалей вопреки исторической правде говорит, что «у Сковороды не было вообще классовой идеологии» (17, стр. 38), что его идеология касалась «одинаково всех классов тогдашнего общества и даже всего человечества» (17, стр. 38), что она «была надклассовой или внеклассовой» (17, стр. 38). Такое мнение было на руку только буржуазным националистам.

Таким образом, уже в начале творческой деятельности, в период написания первого цикла «Сада божественных песней», мыслитель пришел к выводу о необходимости служения народу и встал на путь защиты «голяков».

После ухода от С. Тамары в 1759 г. Сковорода был приглашен Белгородским епископом Иоасафом Миткевичем в Харьковский коллегиум учителем по классу «пиитики».