— Что вы здесь стоите? — крикнул Орленко. — Идите в подвал, живо!

— Ты тоже иди с ними, — сказал он жене. — А я сейчас все выясню и вернусь.

В горкоме дежурный лихорадочно накручивал телефон. Увидев Орленко, он с трубкой в руке шагнул навстречу и отрапортовал, что собирает коммунистов по тревоге.

— Правильно, — сказал секретарь. — Кто-то уже пришел?

— Пока двадцать два человека. — Дежурный понизил голос. — Неужели это война?

Секретарь не успел ответить. Взрыв потряс здание, со звоном полетели стекла. На мгновенье стало темно, с потолка посыпалась штукатурка.

В коридоре у входа в зал заседаний толпились люди, которым он должен был что-то сказать. Но что? В сознании клином засела фраза: «Возможны любые провокации врага». Это говорилось еще вчера. Но сейчас…

— Здравствуйте, товарищи! — привычно сказал секретарь, проходя в зал. — Давайте-ка сюда. — И не садясь, обратился к начальнику городской телефонной сети — Скажите, а почему связь не работает?

— Почтамт разбит, — прохрипел связист и вытянул руки по швам.

— Вокзал тоже разбит, — быстро подсказал кто-то.

Орленко обернулся. Секретарь горкома узнал бойца железнодорожной охраны Васильева, которого недавно разбирали на бюро за недостойное поведение в семье. Железнодорожник тогда поклялся, что больше подобного не повторится, бюро поверило ему и вынесло строгий выговор… И вот он стоит здесь с винтовкой.

Дверь была открыта. Вбегали все новые и новые люди и приносили тревожные сведения: немцы ведут прицельный огонь по казармам и складам, на станции горят цистерны с нефтью. Немцы уже пытались перейти границу в районе моста, но пограничники эту первую атаку отбили и теперь укрепляют берег, носят туда мешки с песком, по-видимому, ждут нового штурма… На том берегу заметно скопление машин, среди них танки…

Секретарь горкома слушал, пытаясь казаться спокойным, но мысль его работала лихорадочно, выхватывая из груды сведений самое главное. Теперь он уже не сомневался, что никакой провокации нет, началась война. «Самое страшное сейчас в промедлении. Надо принимать решение немедленно!»

Зал был уже полон. Орленко увидел двух других секретарей — Шамрая и Кущиенко, заведующих отделами Бондаренко и Циркина, инструкторов Дудченко, Авдеенко, Фишера… Даже его помощник Ольга Сергеевна Бакаева и та прибежала. А ведь у нее двое детей, муж-пограничник тоже, наверное, уже сражается.

Орленко стукнул ладонью по столу, призывая к тишине.

— Товарищи! — сказал он. — Есть предложение помочь бойцам и сформировать вооруженный отряд коммунистов. Но предупреждаю: дело это добровольное. Если кто по какой-либо причине не в состоянии воевать, пусть скажет, объяснений не требуется. Будем голосовать?

— Не надо! — раздались голоса. — Зачем время тянуть?

— Так, значит, все остаются?

Орленко вырвал из блокнота листок и быстро написал записку коменданту города.

— Давид Борисович, — он подозвал заведующего военным отделом Циркина. — Возьми с собой человек десять, грузовую машину и кати в штаб к пехотинцам. Пусть дадут нам оружие… — Он прикинул про себя количество собравшихся в зале. — Сто, нет двести винтовок, ну и соответственно патронов. Хорошо бы и пулеметы раздобыть, понял?

Циркин, высокий, с орлиным носом, взял записку и, козырнув, бросился к двери. За ним двинулись худой, скуластый Володя Мельник — политработник из городского отдела милиции и двое друзей — журналисты из газеты, заместитель редактора вездесущий Ваня Маринич, еще кто-то…

Секретарь приказал Николаю Павловичу Кущиенко вывести всех ополченцев во двор и пока условно разбить их на взводы, а другого секретаря, Шамрая, и Ольгу Сергеевну Бакаеву послал на второй этаж подготовить к эвакуации партийные документы. «Надо сделать это тихо, чтобы никто не видел», — подумал он и решил поставить на втором этаже часового.

Он осмотрелся. Винтовка была только у Васильева. «Нет, этого не поставлю…» Подозвав шофера Костю, с которым сегодня утром собирался ехать на рыбалку, и вынув из кармана свой пистолет, сказал:

— Встань на верхней площадке и никого не пускай.

— Есть, не пускать! — ответил Костя.

Орленко вошел к себе в кабинет, забрал из сейфа все папки. Выходя, столкнулся в дверях с Циркиным.

— Что, уже привез?

— Нет у них оружия, все на руках. Дежурный сказал: идите к границе, там найдете…

— Каким образом?

Циркин вдруг ударил себя кулаком по лбу.

— Кажется, я знаю, где достать! Военкомат недавно объявил учебные сборы, его полигон здесь, рядом!

И он исчез.

Орленко поднялся на второй этаж. Там уже было все готово. Шамрай и Ольга Сергеевна выносили ящики с документами через запасной выход к гаражу. Секретарь спустился вместе с ними, пожал руку Бакаевой, обнялся с Шамраем.

— Везите архив в Дрогобыч. По дороге, прошу вас, захватите мою жену и других женщин с детьми, если согласятся. Они в подвале… Ну, еще раз, Алеша, и вы, Ольга Сергеевна!

Он хотел сказать «до свидания», но только махнул рукой, отвернулся и зашагал обратно в дом. «Когда я ее теперь увижу? — подумал он о жене. — И каково ей будет в чужом городе, да еще с больным сердцем?»

Во дворе послышался топот ног. «Винтовки привезли!» — крикнул кто-то. Секретарь горкома бросился туда. Костя догнал его, вернул на ходу пистолет и встал в строй.

Коммунисты стояли во всю длину коридора в четыре ряда. Циркин, подтянутый и торжественный, ходил в узком проходе, раздавая новенькие, густо смазанные маслом винтовки.

— Первый взвод — сорок восемь человек! — выкрикивал он, поворачиваясь к столу, за которым сидел Владимир Мельник и заполнял ведомость. — Второй взвод — шестьдесят…

Орленко удивился: за какой-нибудь час собрались почти все, даже те, кто жил на краю города. Рядом с Мари-ничем и его журналистами стояли Валентин Васильевич Лизогубов с завода швейных машин, работник горкомхоза Андрей Степанович Гордиенко, Михаил Мельник — моложавый крепыш, директор средней школы…

В другом взводе выделялись своими черными куртками с блестящими пуговицами железнодорожники. Среди них тоже было двое знакомых: диспетчер Николай Покусаев и пожилой морщинистый поляк Юзеф, не то контролер, не то кассир: его фамилию Орленко вдруг забыл, вспомнив только, что, кажется, он еще не принят в члены партии. Юзеф воевал в Испании и бежал из французского лагеря для интернированных республиканцев. Стояли механики, сцепщики вагонов, бухгалтеры… Коммунисты с двадцатилетним стажем и только что получившие кандидатскую карточку… Молодожены и почтенные отцы семейств… Шеренгу замыкали женщины: Наталия Приблудная, заведующая городским музеем, и какая-то тоненькая белокурая девушка, по-видимому комсомолка. У женщин через плечо висели санитарные сумки с красным крестом…

Циркин закончил раздачу винтовок и доложил:

— Товарищ секретарь городского комитета партии! Вооруженный отряд коммунистов построен. Всего по списку сто восемьдесят семь человек… — Он запнулся и уже тише добавил: — Включая вас. Какие будут приказания?

— Оружие есть у всех?

— Так точно! Двадцать винтовок еще осталось.

— Хорошо, — похвалил Орленко. — А патроны?

— Вот! — показал Циркин на груду ящиков в вестибюле. — Это мы у пехотинцев выпросили. Но мало: штук по пятьдесят на брата.

Ничего, — успокоил Орленко, — постараемся стрелять без промаха!

Он оглянулся и подозвал шофера Костю.

— Мчись в штаб к пограничникам. Узнай, где там у них особенно жарко. И быстро назад. Понял?

Чтобы как-то заполнить время, он приказал привести оружие в боевую готовность. Люди бросились разбирать патроны, протирать винтовки. Руки у всех были в масле. В ход пошли газеты, носовые платки…

Секретарь горкома посмотрел на новые красивые шторы. «Да черт с ними, — решил он, — все равно война».

— Снимайте их, хлопцы, и рвите на тряпки. А кто уже в полной боевой, выходи во двор строиться.

Протерев свою винтовку и набив карманы патронами, он еще раз осмотрел свой взвод. Люди стояли повзводно с командирами во главе. Теперь, получив оружие, все держались молодцевато и делали вид, что не обращают внимания на взрывы. Но стрельба усиливалась. Пролетело на восток несколько самолетов. В глаза било солнце, и Орленко увидел только черные крестики, потонувшие в розовом мареве. «Сколько же сейчас времени?» — вдруг спохватился он и взглянул на часы. Стрелки показывали четверть шестого. «Неужели прошел всего один час? — изумился он и подумал: — А еще вчера мы целых полдня обсуждали какой-то несчастный вопрос об оформлении витрин… Вот что значит темп войны…»