Я отбросил тряпицу, сжал ключ в кулаке. Что теперь?

Фигура в пыльном облаке обретала очертания. Существо было высоким, выше меня даже при условии, что сильно сутулилось. Плечистым, хотя одно плечо намного ниже другого. Одето в какие-то несуразные лохмотья с многочисленными прорехами.

— Это кто? — спросил я.

— Ты же слышал, — голос Аеша дрожал. — Лихо.

Разумеется — это все объясняло!

Между тем существо приблизилось настолько, что стало возможно рассмотреть его лицо. На бледно-зеленом лице твари рваной дырой зиял рот, полный кривых зубов цвета ржавчины. Всего один огромный глаз слезился чем-то густым и желтым. Носа не было вовсе, вместо него в стороны расходились темные трещины, точно плоть существа начала гнить.

— Мать моя женщина, — выдохнул я.

Зажатый в кулаке ключ сделался почти нестерпимо горячим. Первым моим порывом было отбросить его в сторону. Не сделал этого лишь потому, что заметил исходящее от него свечение. Вернее, свечение исходило от камня. Из молочно-белого он стал кристально-прозрачным.

— Так должно быть? — громко спросил я.

На меня не обратили внимания. Между аборигенами и лихом не было и трех метров. Тварь распахнула рот и зашипела. Из-под драных лохмотьев взметнулась пара жилистых рук с узловатыми пальцами, каждый из которых венчал длинный коготь.

"Твою мать! Мать твою!"

Камень на ключе вспыхнул с такой силой, что пришлось зажмуриться. Лихо, уже было рванувшее к ощетинившейся острым деревом добыче, отпрянуло с диким визгом.

Ключ исчез. Только что лежал у меня на ладони — и исчез в вспышке. А вот свечение осталось. Теперь оно окутывало меня. Больше того — расползалось в стороны, охватывало аборигенов. Они, в свою очередь, тоже начинали светиться.

На лице лиха отразился ужас. Тварь загораживалась руками, пятилась. Но уходить, судя по всему, не собиралась. Щерилась и шипела. Чего-то выжидает?

Я шагнул ей навстречу.

Лихо еще отступило.

Свечение, источником которого стал я сам, немного не касалось твари.

Боится? Очень хорошо!

Я бросился вперед, по ходу дела вырвал из рук одного из аборигенов рогатину (какое-никакое оружие не помешает), выставил ее перед собой. Мой порыв поддержали. Деревня огласилась невнятным разноголосым кличем. Аеш бежал рядом и с таким упоением размахивал ножом, что впору покалечить и себя, и собратьев по беде.

— Ура-а-а! — непроизвольно вырвалось у меня.

Клич с энтузиазмом подхватили.

Горстка идиотов, сбежавших из дурдома, — наверняка примерно так мы выглядели со стороны.

Лихо, в опровержение моих надежд, не испугалось и не отступило. Завизжав пуще прежнего, бросилось на нас. Оно было не очень поворотливым, но сильным. Первым же размашистым ударом снесло приблизившегося к ней аборигена. Несчастный даже пискнуть не успел — отлетел выпущенным из пращи камнем, врезался в стену ближайшего дома.

Я почувствовал, как в груди взорвался ледяной ком. Боевой азарт точно ветром сдуло. Осознание, что все происходящее не сон и не шутка, что тварь реальна и легко может вспороть мне горло, — отрезвила и подкосила ноги. Очень сильно захотелось все бросить и спрятаться подальше — в лесу, в болоте, где-нибудь.

Лихо продолжало истошно визжать. Оно металось из стороны в сторону, наносило удары когтистыми руками. Не все из них достигали цели, но те, что достигали, бросали в грязь целые пригоршни крови.

Не знаю, почему не бросился прочь. Возможно, всему виной самоотверженная смелость аборигенов, снова и снова пытающихся поразить противника своим нехитрым оружием. Но они знали, за что дерутся. Я — нет.

Улучив момент, прыгнул к лиху, лохмотья которого покрылись многочисленными кровавыми пятнами. Тварь отмахнулась. Я пригнулся (воздух над моей головой вспороли растопыренные когти), затем сместился немного в сторону и ударил рогатиной, целя гадине в морду. Наверное, в тот момент удача оказалась на моей стороне. Заостренное дерево вонзилось в единственный глаз лиха. Брызнула желтая жидкость, похожая на гной. Визг твари поднялся до ультразвука. Она схватилась за рогатину, дернулась с такой силой, что меня буквально смело — подняло в воздух и спустя несколько метров полета приложило о землю.

Приподнявшись на руках, увидел, как лихо, уже избавившись от рогатины, мечется, слепо выставив перед собой руки. Морду твари покрывали темно-красные, местами почти черные пятна, кое-где кожа надулась водянистыми пузырями. Некоторые из них успели лопнуть, обнажив огненно-красную, поблескивающую плоть.

Это что же, свечение так ее обожгло? Тогда понятно, почему верещала. Непонятно, почему не ушла.

Деревенские больше не пытались ее достать, рассыпались вокруг, но оружия не опустили. Свечение со многих из них спало. А вот следов ожогов не видно. Получается, что свечение каким-то образом "отличает" союзников от врагов. Странно, непонятно, но результат налицо. Вернее — на лицах. Еще один вопрос к множеству других, требующих куда более скорых ответов.

Прошло еще несколько секунд бесплодных метаний, а потом лихо резко замерло. Его руки и голова судорожно подрагивали. Мгновение ничего не происходило, а потом тварь, обратившись густым дымным столбом, втянулась в землю.

Тишина.

— Ключ принял тебя! — со значением в голосе проговорил Аеш, когда в деревне установилось относительное спокойствие.

Лихо убило пятерых аборигенов, еще с десяток получили различные повреждения. От самой же твари осталась лишь дурно пахнущая черная лужа, некоторое время пузырящаяся, точно ее кто-то кипятил.

— Принял? Это что было? — меня до сих пор немного трясло.

— Дотронься до него… — Аеш указал пальцем мне на грудь.

Я сместил взгляд, пощупал ладонью: у меня на шее, на металлической цепочке, висел тот самый камень, который украшал исчезнувший ключ.

Я сжал камень в кулаке, почувствовал уже знакомый жар. Свечение, все еще пульсирующее вокруг меня, исчезло.

— Выключить энергию… — проговорил и снова поднял взгляд на Аеша. — А теперь давай рассказывай. Все. О деревне, о вас, о княжестве, этой твари…

— Все расскажу. Теперь ты повязан с этими землями. Дырявая колода! — он смачно сплюнул себе под ноги. — Ты появился как нельзя вовремя. — Его глаза горели, несмотря на то что под одним из них красовался набухающий синяк. — Но тебе придется немного подождать. Отложим сказ до вечера. Сейчас у нас иные заботы.

— Вообще я домой хочу. Где у вас тут портал, переход, дырка в пространстве?

— Домой? — Аеш часто заикал, что у него, наверное, обозначало смех. — Ты дома!

Остатки дня прошла за приготовлениями к обряду погребения. Погибших хоронили в неглубоких могилах за деревенской оградой. На бугорках свежей земли не ставили ни крестов, ни каких иных знаков. Каждый абориген подходил, низко кланялся и оставлял немного крупы или хлеба. Я же просто стоял в стороне.

Небо снова набухло тучами, но пока сдерживалось от слез. До самого момента, когда все жители небольшой деревни собрались в одном относительно большом доме. Мне очень не хотелось лезть туда, откуда пахло сыростью и плесенью, но перспектива ночевать под открытым небом радовала еще меньше.

Только теперь, когда я сидел на низкой лавке в захламленной комнате, до меня дошла простая истина: все дома в деревне, несмотря на их плачевное состояние, слишком велики для своих жителей. Им бы просто физически не удалось их выстроить. Да и зачем? С их-то ростом потолок в два с лишним метра — не роскошь, а глупость. Попробуй, поддержи такие хоромы в должном состоянии, протопи.

Значит, когда-то здесь жил кто-то другой. Люди?

Сейчас же по стенам комнаты расползались пятна плесени. Кое-где виднелись заросли мха. Потолок сильно прогнулся — и большое чудо, что не рухнул до сих пор. Половых досок нет вовсе, вместо них — хорошо утоптанная земля, покрытая лапником. В порядком потрескавшейся печи (и как до сих пор не развалилась?) горит огонь, но тепла почти не ощущается. Одно радует — хорошая вытяжка. Я опасался, что часть дыма будет скапливаться в комнате. Но — нет. Ни белесого тумана, ни запаха гари.