«То, что мне довелось повидать, я не променял бы ни на что другое в мире, — вспоминал один старый ковбой, — правда, у меня нет охоты снова проходить тот же самый путь. Никогда бы не согласился на это… Впрочем, дикая, свободная жизнь, когда самый твой близкий друг находится от тебя на расстоянии вытянутой руки или когда твой старый коняга донесет тебя до мексиканской границы, а потом доставит домой без дырки в боку, — это и есть настоящая жизнь! Беспокойная жизнь, конечно, но если уж кто ее полюбит, тут ничего не поделаешь…»

Иногда кое–кому из ковбоев выпадала неожиданная удача — ему удавалось заработать большие деньги на перегоне или перепродаже крупных партий скота. Жены и дочери скороиспеченных богачей изо всех сил старались придать себе великосветский лоск. Этим широко пользовались многочисленные проходимцы; выступая в роли столичных франтов или европейских аристократов, они без труда снимали обильный «настриг шерсти» с восхищенной и очарованной местной знати. Однако привычка обращать в шутку даже собственные неудачи и промахи помогала бывшим ковбоям воспринимать подобные ситуации в юмористическом ключе.

Лучший способ познакомиться с Дэви Крокетом — это выслушать его рассказ о себе самом.

— Я кто? Я горлопан! — говаривал Дэви.

Этим он хотел сказать, что может переспорить и перекричать любого живущего на фронтире в штате Кентукки, а крикунов и хвастунов там хватало, уж поверьте мне.

— Мой отец может побить любого в Кентукки, — заверял Дэви. — А я во всем обгоню родного отца. Могу бегать быстрее его. Нырять глубже и держаться под водой дольше. А из воды выйду сухим. Ну, кто еще может так на всей Миссисипи? Могу пароход унести на плече. А хотите, обниму льва? Я вынослив, как вол, быстр, как лиса, увертлив, как угорь, могу кричать, как индеец, драться, как дьявол, а надо, так съем с потрохами конгрессмена, если сперва смазать ему голову маслом и прижать уши.

Дэви еще скромничал, когда говорил все это. На самом же деле для него вообще не было ничего невозможного, вы скоро это и сами увидите.

Во времена Дэви, то есть что‑то около 1825 года, всем, кто проживал на фронтире — в Кентукки или в Теннесси — и кому не хотелось сидеть голодными, приходилось охотиться. Охотником Дэви был метким, не было случая, чтобы он дал промах, а потому медвежатины и оленины у него всегда было вдоволь. Не брезговал он и енотом. Вот только свинцовых пуль и пороха ему не хватало, и Дэви научился брать енота без ружья.

Однажды Дэви загнал енота на дерево. Бедняжка глядел оттуда таким несчастным, что Дэви не выдержал и рассмеялся. Енот сидел на ветке и дрожал, а Дэви стоял внизу и ухмылялся. В конце концов енот был сражен его улыбкой и упал на землю. Так Дэви получил енота без единого выстрела.

После этого случая Дэви уж никогда не оставался без мяса. Если ночь выдавалась лунная, ему только надо было загнать енота на дерево и ухмыляться. Он так поднаторел в этом, что даже пантера не выдерживала его улыбки и сама слезала с дерева.

Как‑то Дэви повстречал в лесу еще одного охотника. Тот как раз прицелился в светлое пятнышко на фоне темных ветвей каучукового дерева.

— Стой! — крикнул Дэви. — Не трать зря порох! Сейчас я ему улыбнусь, и енот будет твой.

Дэви прислонился к стволу дерева, чтобы улыбка не повергла наземь его самого, и начал. Но сколько он ни улыбался, результата не было никакого.

Второй охотник за живот держался: подумать толнко, сам великий Дэви Крокет зря похвастался!

Устав, Дэви воскликнул:

— Сроду не встречал такого стойкого и мужественного зверя!

И полез на дерево, чтобы понять, в чем тут секрет. Что ж вы думаете, взобравшись на дерево, он обнаружил, что улыбался сухому сучку, как две капли воды похожему на енота. Однако он и тут не успокоился. Он считал, что ничто не должно устоять перед его улыбкой, даже сухая кора.

К тому времени, когда слава Дэви Крокета облетела все леса, с ним произошла одна занятная история. В тот день любимый пес Дэви по кличке Трещотка загнал на дерево очередного енота, и Дэви уж было приготовился пустить в ход свою неотразимую улыбку, как вдруг енот поднимает правую лапу — мол, разреши слово сказать, Дэви. И спрашивает вежливо:

— Вас зовут Дэви Крокет?

Попал в самую точку, — отвечает Дэви. — Я Дэви Крокет собственной персоной.

— В таком случае не беспокойтесь, — говорит енот. — Я и так слезу с дерева.

И енот тут же спустился с дерева.

Дэви стоял и с интересом разглядывал смешного зверька, который добровольно посчитал себя убитым. Он был польщен.

— В жизни не услышать мне лучшей похвалы! —просиял Дэви, гладя енота по спинке. — Пусть меня застрелят на месте, если я трону хоть волос на твоей голове.

— Благодарю вас, — прошептал енот. — С вашего позволения я теперь пойду. Не подумайте, что я не поверил вашему слову, что вы! Просто, а вдруг вы передумаете?

В то утро, о котором пойдет речь, Дэви Крокет отлично позавтракал горячей колбасой из медвежатины с крокодилятиной. От этой колбасы Дэви почувствовал внутри у себя такой же жар, какой холод стоял в этот день снаружи, и потому решил сделать передышку и на охоту не ходить, а наведаться в гости к своему соседу по имени Дубовая Веточка. Дубовая Веточка жил всего в пятнадцати милях на север от Дэви.

Пока Дэви шел, становилось все холодней и холодней. Наконец, он так замерз, что решил разжечь костер, да вот беда, он забыл дома кремень и огниво, чтобы высечь огонь. Тогда он хватил кулаком по скале, и посыпались искры. Но в такой холод искры на лету замерзали. И Дэви поступил как все звери в таких случаях — залез в пустое дупло, чтобы согреться.

А у Дубовой Веточки была сестра, чудо, а не девушка. Однажды отправилась она в лес, чтобы отнести брату обед, и вскоре заметила, что по пятам за ней идет медведь. Медведь был в нерешительности, с чего ему начать— с обеда или с девушки. Она помогла ему принять решение, поспешно бросив ему обед. И пока медведь возился с ним, она обошла медведя со спины и села на него верхом. Потом похлопала его по шее: н–но, пошел!

Медведь очень удивился, потом испугался и побежал. Но девушка крепко держала его за загривок, и медведь, рванувшись, вылез из своей шкуры. Повезло сестренке! Нежданно–негаданно получила медвежью шкуру на шубку. Дэви Крокет клялся, что все это истинная правда, потому что сам видел у сестры своего соседа Дубовой Веточки новую медвежью шубу, когда пришел наконец к ним в гости.

А теперь про другого медведя, которого привела домой из леса дочка Дэви Крокета — Пайнет. С тех пор медведь ходил за ней по пятам. Постепенно он стал таким ручным, что насовсем поселился в доме. Больше всего он любил сидеть в уголке и греться у пылающего очага.

Дэви научил медведя курить трубку. Они вместе сидели у огня: один в одном углу, другой в другом — и попыхивали трубочкой. Только лишь разговаривать не могли.

Дэви так и не сумел выучить медведя хоть одному слову. Но зато масло сбивать он его научил быстро. В те времена то была нелегкая работа. Сподручнее было тому сбивать масло, у кого руки толще, особенно в локтях. А сами понимаете, какие лапищи были у медведя, так что тут нечему и удивляться.

Одно удовольствие было смотреть, как он работает. Вы представляете себе маслобойку? Большая бочка, внутри которой приделана специальная ручка, ее называют бйло или мутовка. Жена Дэви Крокета заливала в эту бочку сливки, и медведь начинал работать билом — вверх–вниз, вверх–вниз, пока из сливок не сбивалось масло и не всплывало наверх. Медведь очень гордился этой своей работой. А Дэви гордился им, он утверждал, что никто во всем Теннесси не умеет сбивать масло лучше его медведя. Он мог сбить масло даже из бизоньего молока, вот как!

Словом, медведь этот много чему научился у людей и даже заразился от них корью и умер.

Дэви очень любил вводить всякие новшества. Однажды он придумал, как ему победить на выборах. Выборы что простуда, считал Дэви. У каждого бывает простуда, и каждый принимает участие в выборах.