Переводы Ю. Хазанова

Все йоркширцы родом из Англии, из графства Йоркшир.

Но вот йоркширец приехал в Америку и стал самым настоящим янки.

Известно, что янки очень любят хитрить, ловчить, торговаться, когда заключают сделку. Но если уж они ударили по рукам, то от своего слова никогда не отступятся.

Однажды фермер–йоркширец пахал на своем поле, и вдруг лошадь его пала прямо посередь борозды. Фермер оставил ее лежать там, где упала, и тут же поспешил к своему соседу, чья ферма находилась милях в пяти от него.

Он поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Фермер пригласил своего друга соседа зайти в дом, и они поговорили о том о сем.

Уходя, йоркширец спросил:

— Ты знаешь мою белую кобылу?

— Само собой, — ответил гостеприимный сосед.

— Хочешь обменять ее на твоего гнедого?

— Добро! — согласился фермер.

— Значит, по рукам? — И они ударили по рукам.

Тогда йоркширец заметил как бы между прочим:

— Она, стало быть, лежит на борозде в поле. Пала нынче утром, когда я пахал на ней.

— Что ж, — сказал хозяин, — а моя пала во вторник. Шкура висит в конюшне.

Один йоркширский парень пришел впервые в Уолпол. И свою собаку с собой привел. Никогда прежде он не бывал в таком большом городе. Он останавливался у каждой витрины и глазел по сторонам, потому как все ему было в новинку. И без конца задавал вопросы прохожим:

— Что это?.. Ой, что это?

На большом рыбном рынке он заглянул в бочонок с живыми омарами.

— Ой, что это? — ткнув пальцем в бочонок, спросил любопытный йоркширец.

— Омары, — ответили ему. — Хочешь одного? Держи!

— Не, не! Я йоркширец. Не хочу.

— Тогда пусть твоя собака сунет свой хвост в бочонок.

— A–а, это ладно.

И молодой йоркширец приподнял своего пса над бочонком так, чтобы хвост его оказался в бочке. Один омар хвать псину за хвост! Пес вырвался из рук хозяина и с воем бросился бежать. Торговцы рыбой за бока держались от смеха. А йоркширец только рот разинул и вылупил глаза от удивления.

Когда пес с омаром на хвосте скрылся за углом, хозяин омаров как закричит:

— Держи его! Твой пес утащил моего омара! Покличь его назад!

— Не! — сказал йоркширец. — Он не вернется. Он тоже йоркширец. Кличь назад своего омара!

Дело было в придорожной гостинице. Мальчик попросил хозяина подать ему соли. Хозяин выполнил его просьбу и спросил:

— Зачем тебе соль?

— Да я подумал, может быть, вы захотите дать мне яйцо, и мне тогда будет чем его посолить.

— Что ж, возьми яйцо, — сказал хозяин й, подумав, спросил: — А в Йоркшире есть конокрады?

— Мой отец йоркширец, сэр, — отвечал мальчик. — Он честный человек. Но думаю, он с таким же удовольствием украл бы коня, как я выпил бы вашего эля.

И мальчик с согласия хозяина осушил кружку эля. На что хозяин заметил:

— Да, ты не просто янки, а настоящий йоркширец.

Пересказ Н. Шерешевской

Свободный перевод Ю. Хазанова

Обработка Т. Весселса

Перевод Ю. Хазанова

Во Флориде почти каждый охотник, лесоруб или рыбак, живущие на болоте, в лесу или на берегу озера, могут рассказать вам о папаше Меншене, если вам удастся вызвать их на откровенную беседу. Вы будете держаться за животы от смеха, потому что истории про папашу Меншена все такие.

Он был, можно сказать, первобытным человеком. Силен что знаменитый молотобоец негр Джон Генри. Он мог работать десятифунтовым молотом почище машины. Он был умнее всех на три тысячи миль вокруг. Во всяком случае, так утверждают флоридцы из графства Поулк. И когда я послушал, какие про него рассказывают истории, я согласился.

Эти истории составили бы солидный том, однако я вам расскажу только одну из них, чтобы вы, так сказать, могли понюхать, с чем их едят.

Уже не впервой у папаши Меншена случались неприятности с флоридскими шерифами. На этот раз дело было, кажется, по поводу того, что он продавал молодое крокодилье мясо на отбивные, или рубил лес, где не положено, или еще что‑то в этом духе. Словом, все шерифы штата Флорида ловили папашу Меншена, и после долгой охоты трое из них наконец сцапали его.

Одного из них звали Самогонщик Кулиген, другого Крокодил Макнатт, а третьего просто Кислая Рожа. У третьего и впрямь была самая кислая и вытянутая физиономия во всей Флориде. Но даже эта кличка не могла передать всю угрюмость и мрачность его характера. Он никогда не смеялся, даже не улыбнулся ни разу, как родился. И все ночи напролет мечтал лишь об одном: как засадить кого‑нибудь в сырую темницу.