А название у его группы забавное – Pure… Чистый, непорочный, безупречный – много есть разнящихся вариантов перевода, хотя Борька любит второй. У него и тексты довольно… не знаю даже, откровенные, наверное. Только вот порой слова убивают непорочность и невинность. Когда смотрю, как ребята выступают, частенько кажется, что на сцене Иринин напоминает падшего ангела. Холодного, неприступного, внешне невинного, но порочного и откровенного.

– Толик! – стоило только зайти в актовый зал, как друг отбросил в сторону микрофон и кинулся ко мне, повисая на шее. Благо, рост позволял. – А мы все по тебе соскучились, правда, ребята?

Все заржали, потом послышались утвердительные выкрики. Приятные ребята, с ними легко расслабиться.

Блондин махнул рукой своему барабанщику, показывая, скорее всего, что пока у них перерыв, и утянул меня в сторону длинных рядов кресел, будто в кинотеатре. Усадил, сам грохнулся рядом, сверля внимательным взглядом.

– Ну и что пропадал?

– Я недолго ведь, – улыбнулся, ловя волнение в глазах друга. – Просто хотел подумать.

– Я тоже думал, о тебе. И переживал, вообще-то. Ты так резко сорвался тогда, и почему-то показалось, что… к джинну? – замявшись, спросил Борька, я ничего не ответил, даже не кивнул, потому что признаться было страшно.

– Ладно, не отвечаешь, значит, потом поговорим, будет ещё время и причины. Хочешь послушать что-нибудь? – ухмыльнулся так удивительно довольно.

– Ага, давай твою новогоднюю? Она настроение поднимает.

Иринин заржал, но согласно кивнул и направился в сторону сцены. Ошалевшие от такой наглости парни – они только на перерыв настроились – сперва даже не сообразили, что нужно вновь взяться за инструменты. Ну, пока Борька на них не наорал и не обозвал бездельниками. Вредный он!

Две песни блондин исполнил по моему заказу – любимые, что всегда поднимали настроение. Третья была из новых, тоже весёленькая, о лете и море, а ещё, похоже, немного о том ремонте, что был в загородном особняке моей дальней бабки. А вот четвёртая… Иринин сперва замялся, услышав первые аккорды, бросил пару тихих фраз ребятам, которые в ответ понимающе закивали. Продолжил только потом, когда парни проиграли вступительную часть первый раз и начали снова. Медленную, тягуче-сладкую мелодию…

– Толь, это… для тебя, в общем. В моей сумке, она рядом, сигаретку себе достань. Знаю, ты бросил, но всё же. И не злись, просто мы так давно знакомы, я вижу тебя практически насквозь.

Посвящение оказалось излишне "оригинальное", я едва не задохнулся от возмущения, сверля пламенным взглядом замершего на сцене Иринина. Ещё и он? Что удумал-то?

А потом Борька запел, и я, стремясь унять бешеное сердцебиение, всё же протянул руку к валяющемуся рядом рюкзаку. Сигареты лежали сверху, только вот поджечь смог одну из них раз на третий – руки ужасно тряслись.

Друг, правда, видел меня насквозь.

Эта жажда ужасней смерти,

Сладкий яд для моей персоны,

Едким дымом и каплей нефти

Проникает сквозь все заслоны.

Да, есть некая смесь чувств, что последние дни ворочается в моей груди. Главное из них – жажда, смешанная со страстью, и она убивает, будто медленный яд. Хорошее сравнение.

Он губами касается кожи,

Поцелуями путает время...

И размытые лица прохожих

Превращаются в тяжкое бремя.

Прожигая взглядом глазницы,

Оставляя на теле шрамы,

Этот яд, что нам только приснился,

Он, ты знаешь... не терпит обмана.

Он – это яд, как я понимаю? Обжигающе-горячий и горький, путающий жизнь. А ещё Он – это джинн, просто уверен в этом! Именно Марид – вторая составляющая моего яда.

А может, покурим?

Ведь это спасает от запаха смерти.

А может, поплачем?

И это поможет хоть раз не упасть.

Судьба так жестока,

Она нас не слышит, хоть любит, поверь мне!

И мы не одни...

Но глотаем на кухне остывший уж чай.

Глотаем… как тогда, в первый день после поцелуя. Только в тот раз был кофе, но я даже не чувствовал его аромата, лишь привкус яда, хоть и не понимал, что это именно он.

Запах сигарет проникал в ноздри, серый дым поднимался от тлеющего кончика и танцевал в воздухе. Единственное – я не плакал, ибо успел уже упасть. Да и глупо это – плакать.

Второй куплет не мог нормально воспринимать, мысли путались, только лишь подметил, что и он удивительно "правдив", а потом вновь повторял вместе с Борькой строки припева. Они теперь, наверное, станут моим девизом.

– Иринин, на секунду, ОК? – я поманил друга пальцем.

Он передал микрофон одному из своих ребят и с видом великомученика направился ко мне. Остановился в паре метров, не подходя ближе. Усмехнувшись, я перекинул другу пачку сигарет, потом похлопал по соседнему сидению.

– Как ты догадался?

– Не знаю, – он пожал плечами, присаживаясь. – Просто проснулся следующим утром и записал. А потом пару дней обдумывал и решил, что это не о девушке, не те отношения. Ты тогда сорвался из клуба именно к Мариду.

– И тебя это не бесит?

– А должно? У каждого свой выбор. За твой я, конечно, беспокоюсь, как друг, но понимаю, что, каким бы он ни был, должен принять, – чиркнул зажигалкой, закуривая.

– Да уж, вы с Алиской действительно похожи, – я покачал головой. – Ты прав, к нему. Нужно было кое-что проверить.

– Проверил?

– Ага, я, походу, действительно попал… Как ты и спел – сладкий яд.

– Целовались? – Иринин усмехнулся.

– Угу, но не больше.

– С твоим характером иного и не ожидал.

– Ну, я просто сам испугался, сообразив, что… – тяжело вздохнул, кидая взгляд на Борьку, пускающего дымовые колечки.

– Значит, ты его хочешь? – вопрос в лоб, именно тот, что я не хотел себе задавать.

– Не знаю… наверное… не задумывался…

Борька фыркнул, казалось бы, выражая этим всё своё ехидство. Он-то явно уверен, что на самом деле ответ положительный, а вот я – не особо, надеюсь ещё, что это временное помешательство.