Добрая женщина,
Пожилая
Мне рассказала, что видела сон —
Будто бы с неба спустился, пылая,
Солнечный луч, и попался ей он
В голые руки, и щекотно, колко,
Шел сквозь него электрический ток…
Кончик луча она вдела в иголку —
Вздумала вышить какой-то цветок,
Будто из шелка… И тем вышиваньем
Залюбовался весь мир, изумлен.
Женщина, с искренним непониманьем
Робко спросила: к чему этот сон?
Я объяснил ей, что сон этот — в руку
Если уж солнцем пошла вышивать —
Это не склоку сулит и не скуку
И неприятностям тут не бывать.
Это навеяно воздухом вольным!
Ведь неспособна ни рваться, ни гнить
Даже в ушке этом тесном игольном
Великолепная светлая нить.
— Будьте, — сказал я, — к удаче готовы!
Так не приснится и лучшей швее
В перворазрядном большом ателье.
Женщина робко сказала:
— Да что вы!
В белый шелк по-летнему одета,
Полночь настает.
На Садовой в переулках где-то
Человек поет.
Слышите! Не рупор, не мембрана
Звуки издает —
Громогласно, ясно, без обмана
Человек поет.
Он моторов гул перекрывает
И не устает,
И никто его не обрывает —
Пусть себе поет.
Он поет, и отвечает эхом
Каждая стена.
Замолчал и разразился смехом.
Вот тебе и на!
Он хохочет, петь большой любитель,
Тишине грозя.
Это ведь не громкоговоритель —
Выключить нельзя!
Ночь шуршит в канаве желтым листом,
Бьет подковой.
Поверяет дворничиху свистом
Участковый.
А девчонка с бантиком над челкой
Тут же вьется,
Меж совком танцует и метелкой
И смеется.
Все ночами участковый видит
В лунном свете:
— Из девчонки толк, наверно, выйдет:
Быть в балете!
Дворничиха несколько надменно
Рассмеялась:
— Ну так что же! Ведь и я на сцену
Собиралась.
— На каком же это основаньи?
— Так вот… было.
Только высшего образованья
Не хватило!
— Да, конечно… Если уж учиться —
Надо с детства.
Он уходит. И свистит, как птица,
По соседству.
…Дворничиха выросла в детдоме,
Грубовата.
Дочь родилась в орудийном громе
От солдата.
На войне, уж ясно и понятно,
Убивают.
Этот парень не пришел обратно…
И бывает,
Кое-как метет она дорожки,
Матерится…
А у дочки луч на босоножке
Серебрится.
Ходит баба в час похмелья горький
Туча-тучей…
…Будет, будет ваша дочь танцоркой
Самой лучшей!
Ушел он рано вечером,
Сказал:
Не жди. Дела…
Шел первый снег.
И улица
Была белым-бела.
В киоске он у девушки
Спросил стакан вина.
«Дела… — твердил он мысленно,
И не моя вина».
Но позвонил он с площади:
— Ты спишь?
— Нет, я не сплю.
— Не спишь? А что ты делаешь?
Ответила:
— Люблю!
…Вернулся поздно утром он,
В двенадцатом часу,
И озирался в комнате,
Как будто бы в лесу.
В лесу, где ветви черные
И черные стволы,
И все портьеры черные,
И черные углы,
И кресла чернобурые,
Толпясь, молчат вокруг…
Она склонила голову,
И он увидел вдруг:
Быть может, и сама еще
Она не хочет знать,
Откуда в теплом золоте
Взялась такая прядь!
Он тронул это милое
Теперь ему навек
И понял,
Чьим он золотом
Платил за свой ночлег.
Она спросила:
— Что это? —
Сказал он:
— Первый снег!
И снова
В небе
Вьются птицы:
Синицы,
Голуби,
Стрижи…
Но есть же все-таки границы,
Пределы, точки, рубежи!
Эй, вы!
Бессмысленно не вейтесь!
Равняйтесь там к плечу плечо,
На треугольники разбейтесь,
Составьте что-нибудь еще!
Но все же
Мечутся,
Виляют
И суматоху развели,
Как будто бы не управляет
Никто решительно с земли.
Неутешительно!
Печально!
Выходит, что управы нет.
Летают, как первоначально
Тому назад сто тысяч лет!
Довольно!
Я сказал: вмешаюсь!
По радио я прикажу.
И все ж
Вмешаться не решаюсь;
Остановился
И гляжу!