– Где же он может быть? – Дарий обернулся, словно ожидая, что помощник может стоять за его спиной. – Ах да! Я же еще не смотрел в кабинете.

Рихтер действительно был в кабинете Дария. Он сидел за письменным столом и читал какую-то книгу.

– Хм, – сказал Дарий.

Рихтер бросил недоуменный взгляд на Главного Хранителя.

– Я, конечно, ничего не имею против, но ты сидишь в моем кресле, – с легким оттенком недовольства сказал гном.

– Мне нужен был свет, а у тебя тут очень хорошая лампа. – Рихтер встал и пересел в кресло для посетителей.

– Прости, меня долго не было. Архимаг Лавинус Кари оказался сущим наказанием, тем более что он был не один, а с компанией. Я не мог прийти раньше. Хотя я вижу, что ты прекрасно справился и без меня. Трудности были?

– Нет. – Рихтер отрицательно покачал головой. – Я успел все закончить к трем часам дня.

– Хорошо. А что ты читаешь?

– «Разведение длинношерстных кроликов в домашних условиях». В картинках. Я взял это только для того, чтобы занять время, – поспешно пояснил он удивленному Дарию – уж слишком не вязалась данная книга с обликом Рихтера.

– Ты обедал?

– Нет еще.

– А я обедал. Но мне будет совсем не трудно пообедать еще раз. Или вернее было бы сказать – поужинать? И, если ты не возражаешь, я бы хотел, чтобы ты составил мне компанию. Заодно расскажешь, как провел время, пока меня не было. Мне очень интересно.

Рихтер не возражал, и они отправились в ближайший трактир. В непринужденной обстановке оба неплохо провели время за ужином.

Человек устало потер глаза и задумчиво взглянул на свое отражение в маленьком зеркальце, которое стояло на столе. Было около полуночи. Наступило время, когда можно чуть-чуть расслабиться и побыть самим собой.

В неверном, прыгающем пламени свечи черты его бледного лица заострились, в уголках рта пролегли горькие складки. Черные, словно прочерченные углем тонкие брови угрожающе нахмурились. Глаза потемнели. Зрачки, несмотря на то, что он неотрывно смотрел на огонь, расширились, закрыв собой почти всю радужную оболочку.

Это был Рихтер. Таков истинный облик некроманта. Не жалкого дилетанта, делающего первые шаги на этом поприще, а настоящего мастера. Мгновение – и утонченный аристократ исчез, уступив место безжалостному демону.

До сих пор неизвестно, что именно так изменяет человека, трансформируя его сущность, – врожденная ли склонность к черной магии или сами многолетние занятия некромантией. Однако, несмотря на зловещую репутацию, которая опережает любого, кто имеет отношение к этому темному искусству, к некромантам всегда относились с должным почтением. Их знания и умения незаменимы на войне. Они виртуозно владеют оживлением и сращиванием мертвых тканей.

Все хорошо помнят историю, случившуюся с генисейским королем Олафом. Во время одной из битв специально обученный мантихор неприятеля оторвал ему голову. Останки несчастного короля обступила преданная ему гвардия, решившаяся драться до последней капли крови, но не допустить осквернения его праха врагом. К счастью, придворный некромант не растерялся и срастил голову и тело короля в единое целое, после чего оживил Олафа. Операция, проведенная в жестоких условиях непрекращающегося боя, прошла успешно, и король остался жив. Битва была выиграна, некромант награжден всевозможными почестями и землями противника, а король прожил еще сорок лет.

Власть над мертвой материей дается от рождения. Она или есть, или ее нет. Этому невозможно научиться и, даже прекрасно зная теорию черной магии, никогда не стать практиком. Некромант может овладеть способностями обычного мага, но волшебнику никогда не стать некромантом.

Большая часть тех ужасов, что рассказывают про черных магов, распускается их же собратьями-волшебниками – чаще всего из-за элементарной зависти. Ведь для чародея нет ничего важнее, чем власть над силами, которые, простому человеку неподвластны. Маги в своей основной массе тщеславны, крайне честолюбивы и не выносят чужих успехов. Их вынужденные союзы недолговечны и обусловлены, как правило, внешней угрозой. Исключение составляют истинные мастера своего дела, которые достигли столь высокого уровня, что не только перестают строить бесконечные козни сами, но и нисколько не опасаются происков возможных врагов.

Рихтер был гениальным некромантом. Единственным в своем роде. Его необыкновенные способности дали о себе знать очень рано – ему было всего три года. Это случилось, когда на глазах изумленных взрослых мальчик оживил погибшую бабочку, одним движением вдохнув в нее жизнь.

С того самого момента будущее Рихтера было предрешено. Способности некроманта ни в коем случае нельзя подавлять, иначе вместо пользы они могут принести смерть обладателю. Или на ближайшем кладбище будет полно оживших умертвий.

Рихтер рос тихим, задумчивым ребенком. По мнению его родителей, слишком уж тихим и задумчивым. Они едва оправились от шока, узнав, что их единственный сын станет некромантом, как обнаружилась еще одна феноменальная способность Рихтера. По мере его взросления всем стало понятно, что у него практически абсолютная память. Прочитав книгу, он мог слово в слово повторить ее содержание, а, однажды увидев картину, нарисовать ее точную копию. К двадцати годам в его голове хранилось столько информации, что ее с лихвой хватило бы на обитателей целого городка.

Это была неспокойная пора. Королевские династии сменяли друг друга, планы градоправителей рушились с легкостью карточных домиков, войны не прекращались. А где война, там и ее неразлучные друзья – голод и болезни.

Во время одной из вспышек желтой чумы родители Рихтера погибли, а он, поскольку учился в другом городе, не успел прийти им на помощь. Его талант, его искусство оказались бесполезны. Когда смог вернуться в родные края, Рихтер продал отцовский дом и, не особенно предаваясь горю – занятия некромантией притупляют все чувства, – перебрался в другое место. Ему был двадцать один год, он был черным магом с исключительными, выдающимися способностями, и он прекрасно понимал это.

Свеча догорела и с шипением погасла. Впрочем, в ней не было большой необходимости. Рихтер прекрасно видел в темноте. Стол, кровать, шкаф и сундук, обитый жестью. Единственное окно выходит во двор.

Его комната обставлена очень скромно. Он специально выбрал именно ее, хотя не был стеснен в средствах и мог позволить себе купить хоть целое поместье. Комната была чистой, и это главное.

Рихтер не хотел привлекать к себе лишнего внимания и почти не тратил денег: Однако он не питал особых иллюзий, прекрасно понимая, что его манеры аристократа и дорогая одежда неизменно вызовут интерес любопытных. Ну и пускай! Все равно его здесь никто не знает. Расставаться с дорогими – во всех смыслах – его сердцу костюмами он не желал. Свое достоинство необходимо сохранять до самой смерти, какой бы далекой и несбыточной она ни была.

Рихтер не торопясь снял верхнюю одежду и, оставшись в рубашке и брюках, улегся на кровать прямо поверх одеяла. Сон не шел. Таким, как он, ночью всегда трудно заснуть. Некромант провел рукой по лбу, покрытому испариной. Его начинало лихорадить. Ужасающая по своей мощи сила требовала выхода.

– Ну уж нет! – сказал самому себе Рихтер. – Никакого колдовства! Чтобы я, победивший Смерть, пошел на поводу у какого-то волшебства? Не бывать этому! Ведь я намного сильнее любой магии! Верно? – И он, хотя ему было совсем невесело, торжествующе рассмеялся.

В следующее мгновение Рихтер резко сел, в отчаянии обхватив голову руками. Его физические страдания были ничто по сравнению с терзаниями души. Боги, как же он устал! Неправда, что время притупляет боль. Боль никогда не притупляется и никуда не уходит. Особенно у человека с абсолютной памятью. Она с каждым днем становится все более изощренной и мучит в сто раз сильнее. Предательство, вынужденное одиночество… Его существование лишено всякого смысла.

– Какой же я был глупец! – Рихтер стиснул зубы и с силой зажмурился, чтобы не позволить картинам прошлого овладеть сознанием. – Никому нельзя доверять, ни одному живому существу, – шептал он. – Это не жизнь, а настоящий кошмар. Смерть был абсолютно прав. Еще бы! Ведь он – истина в последней инстанции, кто же, как не он, должен знать об этом. И теперь я не могу прибегнуть к его помощи – единственного, кто был милосерден ко мне, когда хотел лишить меня жизни. Да, Смерть прав, а я дурак! Возомнил о себе невесть что… Не понимал, с чем связывался и чего желал, а когда понял – стало уже слишком поздно. Как было бы хорошо, если бы Смерть тогда меня сразил… – Рихтер мечтательно улыбнулся. – Меня бы уже не было, а люди, которых я убил, были бы живы. Иногда я просто презираю себя за то, что послужил причиной их гибели. И что мне делать? Кому нужны мое умение, мой талант, будь он проклят, если я сам себе не нужен?