Каждое новое поколение из живущих на Скандзе было лучше прежнего, более свирепое, более могучее, более воинственное и крепкое. И столь могучие витязи рождались на Скандзе, что дрожала земля под поступью их и постепенно все глубже и глубже уходила в воды Океана.

И вот не выдержала Скандза и взмолилась: не сносить мне, Скандзе, столько богатырей на груди своей зараз! Чую – ухожу под воды Океана, где погубит меня Морской Змей Ёрмунганд! Освободите же меня от тяжести своей, умерьте богатырство ваше. Пусть часть богатырей уйдет с груди моей и облегчит ношу мою, непосильной ставшую!

И сошлись вожди всех трех племен на великий тинг. Долго спорили и говорили, судили и рядили, ибо никому не хотелось покидать благодатную Скандзу. Сорок дней и сорок ночей без перерыва длился этот тинг, и птицы падали на землю мертвыми – такой крик стоял эти сорок дней и ночей над всем островом. И зародилась у берегов Скандзы от споров этих великая волна и обрушилась на берега других островов и земель и поглотила десять островов и десять раз по десять сел.

И было убито на тинге том народа без счета, но оставалось еще больше. И решили вожди племен: пусть младшие сыны наши прочь уйдут, ибо их богатырство самое великое и несносимое.

И было посему. Три корабля построили величайшие богатыри трех племен и приготовили все к отплытию…[15]

Рассказывал Беовульф так, что заслушаешься. Убедительно, размеренно, частенько переходя на скальдический слог. За два дня путешествия вниз по течению Меза и полный вечер, когда Нибелунги пристали к берегу и устроили долгий отдых с ночевкой, Северин вдоволь наслушался древних саг и удивительных историй о героях и чудовищах, совсем не похожих на мифы Эллады или повествования великих римских сочинителей времен Республики и ранней Империи.

Многие саги были для Северина внове – казалось, что Беовульф знаком с легендами всего сонма варварских народов, поскольку частенько уточнял: «так эту сагу рассказывают готы, а вот гепиды уверяют, будто все случилось иначе…». Сикамбры, с которыми имел дело Северин в Суасоне и Реймсе, были куда менее словоохотливы, ограничиваясь лишь привычным набором отеческих преданий. Дядюшке Ремигию наверняка было бы очень интересно поговорить с Беовульфом, епископ интересовался сагами варваров, чтобы лучше понять образ мыслей своей беспокойной паствы.

Очень быстро выяснилось, что ходившие под рукой Беовульфа воители не только отринули знаки своих родов, но и принадлежали к совершенно разным народами. Это было еще непонятнее, обычно дружина, пусть даже маленькая, составляется из людей одного племени.

Как уже известно, сам Беовульф оказался гаутом – именно гаутом, этот небольшой народ, как понял Северин, ныне обитал в Британии, откочевав туда морем с восхода.

Двое – Ариарих и Витимер – происходили из остроготов, Амалунги. Вечно хмурый и неразговорчивый Хенгест был ютом («Это кто еще такие?» – нешуточно озадачился Северин), веселый и хитрый Гундамир – вандалом, рассудительный и могучий Хререк – даном (нескольких таких варваров картулярий видывал в Суасоне), тихий в обычное время, но горячий в споре, совсем молодой Алатей являлся антом, это племя обитало далеко-далеко на востоке, за Тевтобургским лесом и рекой Данубис: у Алатея даже боги были другие… Тем не менее эта пестрая компания выглядела единой сплоченной дружиной, каждый понимал друг друга с полуслова и все безоговорочно признавали Беовульфа вождем.

До недавнего времени их было семеро – счастливое число, теперь появился восьмой. Но почему? Чем так приглянулся невидный статью и лицом тощий ромей этим весьма необычным варварам? Одним лишь дядюшкиным кинжалом? Сомнительно…

И что, в конце концов, эти люди делают в Арденнах?

Поначалу Северин был слишком слаб для того, чтобы задавать вопросы: он или отсыпался, или в полудреме слушал бесконечные саги Беовульфа, который не только уверенно управлялся в рулевым веслом, умело проводя ладью через пороги Меза, но и не уставал развлекать соратников. Лишь поздно вечером, развалившись на мехах возле огромного костра, разведенного в лощинке на берегу, картулярий узнал историю своего чудесного спасения и начал осторожно задавать вопросы.

По большому счету ничего чудесного не случилось – на рассвете шестивесельная лодка проходила мимо Стэнэ, по непонятной причине Беовульф не стремился встречаться с франками и пытался преодолеть этот участок реки как можно быстрее. Внезапно забеспокоился Фенрир – собака заворчала, потом начала гавкать, обращая внимание людей на два темных силуэта, простертых на плоских камнях светлого гранита, обрамлявших заводь по правому берегу.

– Благодари Фенрира, – объяснял Беовульф, почесывая шею устроившегося поодаль пса. – Если бы не его чутье, мы бы ничего не заметили. Ромейские собаки умные, так просто лаять не станут…

Лодка подошла к камням, и Нибелунги узрели замерзшего едва не до смерти человека и дохлого ubilsaiwala. Фенрир первым понял, что мальчишка жив, к тому же…

– Этот кинжал ковали боги, в Асгарде, – благоговейно произнес Гундамир, перебивая Беовульфа. – Посмотри на руны, знак Вотана…

Вот даже как? Северин с недоверием посмотрел на короткий клинок. Значит, это не равеннская работа? Чепуха, Асгарда не бывает, обычные языческие сказки!

О дальнейших событиях картулярий уже имел некоторое представление: варвары сумели вытащить найденыша из когтей ледяной смерти (Гундамир сболтнул, что использовали снадобье, добытое у ведьмы из леса Танвальд), как символ доблести Скевинга отсекли голову у волка-оборотня и водрузили оную на копье, ну а затем отправились дальше, к морю…

– К морю? – упавшим голосом переспросил Северин. – Мне надо вернуться! В Стэнэ находится мой дядя, он будет беспокоиться, искать… Мы уже далеко?

Варвары переглянулись, грозный ют сдвинул брови, обуявшись недовольством.

– Далеко, – подтвердил Беовульф. – Очень далеко. Спускаться по реке куда быстрее, чем идти пешком или даже скакать на коне. Думаю, бург франков, который ты называешь Стэнэ, теперь отстоит в полных двух днях конного хода. Забудь о своих родичах, теперь мы твоя семья.

– Но отчего? Что я такого сделал?

– Ты Нибелунг, это любой заметит. Знака рода нет. Оружие богов. Ты убил настоящего ubilsaiwala, совершить такое способны лишь избранные, предназначенные нашему народу. И потом, что ромей делает в землях франков? Разве вас не всех перебили?

– Не всех, – угрюмо ответил Северин. Будь стократно прокляты эти варвары с их ужасающими предрассудками и дикими законами! Они увидели знаки богов там, где их нет и не было!

Картулярий решился. Лучше пусть выгонят, как-нибудь доберусь обратно в Стэнэ! Два дня конного хода? Значит, четыре или четыре с половиной пешего! Выживу! Из принципа выживу!

– Я не принадлежу вашим богам, – сквозь зубы процедил Северин и повторил краткое Credo по-готски. – Я служу Богу Единому, Иисусу Христу, ожидаю Спасения и Жизни Вечной…

– Знаю. У каждого свои боги, – невозмутимо пожал плечами Беовульф. – Вот Алатей, он из антов. Я не знаю, каковы Сварга-кузнец, Радегост или Пирва, но богов Алатея уважаю, они мне ничего дурного не сделали. Равно и сам Алатей чтит Вотана и Доннара, но требы кладет своим великим духам – пускай и они нам поспешествуют, кто откажется от помощи великих сил?..

Ант хмыкнул и косо взглянул себе на грудь – там, на одном ремешке, висели серебряный многолучевый коловорот, знак неизвестного Северину Перуна, и руна Доннара.

– Ариарих и Витимер тоже слышали о Боге Едином, – преспокойно продолжал Беовульф. Готы молча кивнули, подтверждая. Видишь, Ариарих носит крест, как и ты. Ариарих принимал вашу веру целых четыре раза, и христианские жрецы всегда дарили ему новую рубаху белого льна… Никого из нас не оскорбляет то, что ты веришь в Единого.

– Но… – заикнулся Северин и тотчас осекся. Понял, что спорить с этим варваром бесполезно. Беовульф не понимает разницы между Творцом, воздвигшим Словом Своим обитаемый людьми Универсум, и языческим божками, он верит во всех богов – вообще во всех, в каждого. Не надо ему противоречить, обозлится, а варвары во гневе страшны и неукротимы. – Хорошо, ладно, пускай, я согласен… Беовульф, но ты можешь мне рассказать о Нибелунгах, Народе Теней? Я никогда о них… О вас не слышал. Кто вы такие?