Да, далеко. Плавание продолжалось уже полных четыре дня. река стала заметно шире, разительно изменился пейзаж – по левую руку тянулась унылая болотистая низина с пятнами заснеженных островков, по правую – лесистые холмы, уходящие на юго-восток, к Арденнам.

Кругом ни души – никаких дымков, ни единой деревни, не говоря уже о крепостях-бургах. Теоретически это все еще были земли, принадлежавшие Римской империи; по расчетам Северина, ладья миновала Бельгику и вошла в пределы провинции Нижняя Германия, устья Меза и Рейна находились совсем рядом, обе реки впадали в Германское море, значит крупные города вроде Бонны[16] и Агрипповой колонии остаются значительно южнее, но и там римлян не найдешь – кругом одни варвары!

Северин чувствовал себя неуютно – еще бы, затеряться в таком огромном, бесконечном мире! По сравнению с этими бескрайними пространствами, холодной безлюдной пустыней, даже нелюбимый Суасон выглядел густонаселенным полисом, достойным Рима. Впрочем, картулярий не боялся – варвары относились к нему участливо и заботливо, вполне по-семейному, будто Северин и впрямь был их младшим братом. Кроме того, чего бояться рядом с такими великанами, для которых меч есть продолжение руки? Как стило для самого Северина…

Вместо испорченной одежды Скильду Скевингу подарили новую, поделился из своих запасов Алатей, как самый невеликий из дружины Беовульфа – рубаха немыслимо огромного кормчего явно была бы Северину до пят.

Ант не пожалел крашенной в пурпур «праздничной» рубахи, чем вызвал новый всплеск удивления: стоила такая ткань невероятно дорого, даже Хловис и его дуксы надевали красные одежды только на пиры и торжества!

Беовульф запросто отдал Северину два золотых браслета, схватывающих широкие рукава на запястьях, в мешке Гундамира отыскалась теплая шапка с пушистым песцовым хвостом, Ариарих одарил витой серебряной гривной, Хререк-дан преподнес подбитый белкой плащ. Словом, от дарителей отбоя не было, а как отдариваться – непонятно, нельзя же обычай нарушать, обидятся! Северин тихонько спросил об этом у общительного и казавшегося самым понятливым вандала, но Гундамир только рассмеялся и сказал, что все подношения – от души и чистого сердца, бери и носи!

На пятый день путешествия Северин попросился посидеть на весле и попробовать – как это у него получится? Очень быстро устал и взмок, но варвары отнеслись к этому с пониманием: нехорошо смеяться над человеком только потому, что он чего-то не умеет делать. Всегда можно научиться!

На шестой день картулярий поймал себя на том, что начал выстраивать часть своих мыслей по-готски, а не на родной латыни. Ужас. Крайняя степень одичания! Кроме того, Северина удивляло его собственное железное здоровье – иной раз от простуды не мог подняться с ложа дней по десять, а тут после едва не ставшим фатальным купания даже насморк не подхватил! Странно…

К закату этого же дня Мез разлился чуть не на две лиги и ладья вышла к морю. Беовульф постоянно держался правого берега и не стал уводить лодку к огромным волнам, бушевавшим вдали, а когда узрел несколько оранжевых огоньков в прибрежных дюнах, над которыми темной полосой возвышался вековой сосновый лес, приказал налечь на весла.

– Здесь живут батавы, – пояснил Беовульф, назвав еще одно малоизвестное Северину варварское племя. Вроде бы лет пятьсот назад они воевали с римлянами, еще при Августе и Тиберии. – Мы дружим с их старейшинами, в деревне можно будет хорошо отдохнуть, пополнить припасы и плыть дальше.

– Куда? – Кормчий доселе ловко уходил от прямых ответов на этот вопрос. Плывем себе и плывем, ни о чем не беспокойся…

– В земли данов. К их риксу Хродгару, в золотой бург, именующийся Хеорот. Знаешь, где это?

Разумеется, Северин не знал. В Суасоне рассказывали, будто даны живут где-то далеко на севере, возле самого Края Мира, там, где воды океана обрушиваются в бездну. Беовульф Скильда Скевинга успокоил: не бойся, мол, с Края Света не свалимся, он находится гораздо дальше…

В приморской деревне батавов задержались на полную седмицу. Здесь Северин ясно понял значение слов «захолустье» и «медвежий угол», хотя ранее таковыми безоговорочно полагал Суасон, Реймс и Лютецию.

Село, в котором жили пять семей рыбаков и охотников, могло похвастаться лишь десятком строений, начиная от больших общинных домов на низких сваях (в одном конце дома коровник, в другом – живут люди) и заканчивая хижинами, в которых устроили мастерские.

Рыбачьи лодки хранятся в сараях, построенных в двухстах шагах от линии прибоя, двери коровников выходят на axwei, «бычью дорогу», окружающую деревню и затем ведущую на выпасы. Тын невысокий и хлипкий; если появятся недобрые люди, село долго сопротивляться не сможет, но удаленность от главных сухопутных путей, ведущих с востока на запад, играла на руку батавам – в эту глушь иные варвары редко забредали.

Жили батавы просто, проще некуда; однако же, когда сезон штормов заканчивался, ходили далеко в море на промысел и били китов (на берегу Северин нашел несколько побелевших остовов, которые вначале принял за кости неизвестных морских чудовищ), о событиях в большом мире имели самое смутное представление, с ближайшими соседями – фризами и ютами – когда враждовали, а когда роднились, а в целом были людьми патриархальными, со строгостью в жизни и древним богопочитанием. Доннара они именовали Тунаром, но больше всех прочих богов уважали Тиваза-Тюра и Ниорда.

Гостеприимством, однако, батавы не уступали всем иным германцам, и Беовульфа сотоварищи приняли как родичей – поселили в доме старейшины, кормили до отвала, поили допьяна, своими заботами не обременяли. На Северина поглядывали с интересом и отчасти побаивались его – никогда прежде не встречали ромеев, а карий глаз традиционно считался «недобрым».

– …Вот что ты делаешь, пожри тебя Гарм? – вопрошал Гундамир. – Надоело повторять: рубить, рубить, а не колоть!

У вандала от бестолковости Северина руки опускались. Заскучав на отдыхе, Гундамир вместе с Алатеем-антом решили проверить, как покажет себя Найденыш в настоящем бою, и остались крайне разочарованы. Скильд имел некоторое представление только о классическим римском бое, причем пешем, со скутумом и коротким мечом-гладием, в строю легиона – читал старинные военные трактаты еще в Салерно. За время жизни у франков войной интересовался мало, больше делами духовными.

Как оказалось, искусство владения длинным варварским мечом не отличается по сложности от лабиринтов философии и риторики, это Северин быстро осознал на своей шкуре. Варвары быстро сумели убедить его в том, что не зная хотя бы простейших приемов обороны (не говоря уж о нападении!) – не выживешь. Эрзарих говорил также, но картулярий лангобарда не слушал – это наука для воинов, а не для ученых клириков.

– Посмотри еще раз, – терпеливо сказал вандал, поднял с земли круглый щит и перебросил один из клинков анту. – Алатей, хоп!..

Алатей ловко поймал меч за ручку и мигом атаковал. Красиво, не поспоришь. Двигаются они стремительно и в то же время очень плавно, ни одного колющего удара – дело не только в скругленном оконечье клинка: лезвие заточено лишь на последней трети, поскольку главная задача – не столько ранить, сколько покалечить врага сильным ударом по руке, плечу или ребрам, заставить противника выйти из боя и затем добить.

Тактика дикарская, но вполне действенная, особенно если учитывать, что германцы не приучены сражаться в плотном строю, каждый геройствует в одиночку. Оттого и традиция поединка у варваров куда более развита, чем у римлян.

Детишки батавов, пришедшие взглянуть на ратную потеху, жизнерадостно голосили – Алатей, вооруженный одним мечом, теснил более тяжеловесного и широкого Гундамира, парировавшего удары щитом и изредка старавшегося достать анта своим клинком. Зато его оборону пробить было невозможно, как Алатей ни плясал вокруг вандала.