Вот и все воинство. Десять человек, из которых настоящих бойцов всего лишь половина. И собака, конечно – принадлежащий Беовульфу римский пес стоит, расставив лапы, рядом с вандалом и низко урчит, наблюдая за Гренделем, расхаживающим всего в сотне шагов поодаль. Троллю хватит нескольких мгновений, чтобы расправиться со всеми…

Что делать дальше, не знал никто. Ни многоопытный Хенгест, ни рассудительный епископ Ремигий не решились приказывать другим. Может быть, окажись сейчас в Хеороте Беовульф…

– Тихо! – поднял руку Гундамир, хотя все молчали и не шевелились. Только Фенрир едва слышно дает знать, что пес в любой момент готов пожертвовать собой, защищая людей. – Что там такое? Со стороны восхода?

В ночи звуки разносятся далеко, чуткий Алатей кивком подтвердил: кто-то приближается к Хеороту, причем очень быстро. Северин, не обладающий столь же острым слухом, как у варваров, напрягся – он помнил ужасную тень второго монстра, наблюдавшего в тумане за Гренделем.

Вскоре звук стал различим, он оказался привычным и неопасным: стук лошадиных копыт по мерзлой земле и камням. Алатей понял, что к холму идут два всадника, на галопе. Дал знак остальным, что угрозы никакой – нечисть, галиурунны и лошадь несовместимы настолько же, как вода и огонь. Конь – священное животное, способное учуять зло и отогнать его!

Грендель встревожился. Чудовище остановилось возле крыльца Оленьего зала, за которым зиял темный провал – тролль выломал обе створки притвора, – затем поднял морду, взглянул на разгорающийся пожар (пламя распространялось по крыше, занялась центральная балка), оперся руками о землю и породил гневно-озадаченный стон.

Немыслимо, невероятно! Никто не рискнет приехать во владения Хродгара среди ночи! Даны, да и все окрестные племена отлично знают о Проклятии Оленьего зала, ни единый здравомыслящий человек не посмеет явиться сюда после заката! А эти двое торопились – на свой страх и риск гнали лошадей в темноте.

Вскоре на склоне холма начали осыпаться камни – тяжело дышащие лошадки поднимались к Хеороту.

– А я знал, что Беовульф обязательно придет, – громко сообщил Гундамир, ничуть не опасаясь привлечь внимание Гренделя. – Он любимец богов. Беовульф и закончит эту великую битву!

По мнению Северина, ночная битва была какой угодно, но только не «великой» – впрочем, его мнение никого не интересовало. Все как один подались вперед – гаут спрыгнул с лошади у «божьего столба», перебросил поводья Эрзариху и крикнул:

– Не вмешивайся! Жизнь Гренделя принадлежит мне! Стой, где стоишь!

Рядом с троллем даже высоченный и широкий будто медведь Беовульф выглядел жалко – ни дать ни взять шестилетний мальчишка, собравшийся напасть на могучего воина!

– «Жизнь Гренделя принадлежит мне»? Как это понимать? – вдруг проговорил Ремигий на латыни. – Что он собирается делать?

Беовульф меча не обнажал, больше того, на нем не было кольчуги и шлема. Он подошел почти вплотную к чудовищу, Гренделю было достаточно вытянуть лапу, чтобы коснуться когтями гаута. Нападать тролль не торопился – впервые за все минувшие годы он видел человека, не бежавшего от него и не хватавшегося за оружие при виде тролля! Вовсе наоборот, Беовульф был спокоен и сосредоточен, он не проявлял и тени страха.

– Уходи, – громко сказал Беовульф. – Уходи в море, навсегда. Великан Эгир примет тебя в свою семью – ты родственен великанам глубин… Тебе нечего делать здесь, на земле. Хватит крови и смертей.

Ошеломленный Грендель попятился. Глаза сияли двумя льдинками.

– Я дарю тебе жизнь и не требую виры за убитых тобой. Уходи.

Вместо ответа монстр нанес мгновенный удар кулачищем, сверху вниз. Беовульф отскочил и снова не взялся за клинок.

– Уходи, – в третий раз повторил гаут. – Иначе ты погибнешь.

Троекратное предложение мира по обычаям варваров было такой же удивительной редкостью, как и скала из чистого золота. Военные вожди могли пойти на подобный жест или из безмерного уважения к противнику, или зная, что возможная битва неугодна богам и противна закону.

Такое в истории войнолюбивых и свирепых германцев, для которых беспощадная кровная месть была обыденностью, а сражения веселили душу и радовали богов Асгарда, случалось крайне редко – Ремигий вспомнил единственный достоверный случай из внесенных в хроники, когда готский рикс Аларих, христианин арианского исповедания, три раза предложил мир императору Феодосию, чтобы не наносить оскорбления чтимым и арианами, и кафоликами христианским святыням.

Армии варваров не начинали боя, если встречались возле священных рощ или в праздники наподобие Йоля или Солеви – боги обидятся. Предложить, равно и принять мир перед поединком тоже допускалось, но при строго определенных условиях… Нельзя ведь допустить, что Беовульф чтит убийцу-тролля как прославленного воителя, почтенного жреца или старейшину – это решительно невозможно!

Грендель словам гаута не внял, пускай даны и утверждали, будто чудовище мыслит и умеет говорить подобно человеку, пускай речь его неразборчива и груба. Напротив, он снова ударил и снова промахнулся – черные когти оставили на камне четыре глубокие борозды.

Четырежды повторять не велит закон. Беовульф выхватил меч, попутно сорвав с ремешков и отбросив ножны, они будут только мешать. Лезвие Хрунтинга полыхнуло яркой серебряной полосой, отразив звездный свет.

Грендель при желании мог передвигаться со стремительностью лесного кота – тролль лишь выглядел неповоротливым и неуклюжим. Однако сейчас он медлил, почуяв, что происходит нечто необычное. Во-первых, раньше Грендель нападал сам, охотился на людей словно обычный хищник, никогда не вступая в благородное единоборство. Да и кто из смертных мог противостоять ему в поединке? Во-вторых, тролль почувствовал волшебство – волшебство скрытое, но куда более сильное, чем дарованное Гренделю по рождению. И в-третьих, его беспокоил странный ветер с моря…

Может быть, действительно уйти, скрыться, спрятаться?

Застарелая ненависть оказалась сильнее.

Беовульф недаром заслужил право стать военным вождем Народа Тумана. Он и прежде сталкивался с чудовищами, галиуруннами и существами, являвшимися в Мидгард из иных, незнаемых мест, о существовании которых даже боги не подозревают.

Побеждал Беовульф неизменно, являя редкую ловкость, исключительное упорство и смелость, никогда не переходящую в безрассудство. Даже пребывая в Священной Ярости, гаут оставался хладнокровен – его разум не застилал кровавый туман.

Грендель велик, быстр и очень силен. Его когти и зубы смертоносны, тролль может убить человека одним движением, затоптать, обездвижить и лишить воли колдовством. Следовательно, действовать надо молниеносно – нанести единственный точный удар! Ни в коем случае не подпускать чудовище близко, задавит! Но как это сделать? Грендель в одном прыжке способен преодолеть два-три десятка шагов!

Сторонним наблюдателям показалось, что схватка продолжалась лишь краткий миг. Грендель свел лапы, пытаясь расплющить человека между своими огромными ладонями, Беовульф оттолкнулся обеими ногами, падая на спину и одновременно бросая меч, словно обычный кинжал.

Хрунтинг единожды перевернулся в морозном воздухе, лезвие ударило в левую лапу Гренделя немногим выше локтя и полностью отсекло ее. Было слышно, как меч звякнул, упав на камни.

– Быть не может, – выдохнул Северин. – Никто не мог пробить шкуру тролля! Никогда!

Грендель покачнулся, издал резкий стрекочущий звук, схватился правой ладонью за обрубок, пытаясь сжать его и остановить хлынувшую кровь, дымящуюся на предутреннем морозце. Завыл, закружился на месте, брызгая на землю кровавыми каплями.

И бросился бежать прочь, спотыкаясь и стоная.

Над побережьем разнесся исступленный, тяжкий рык, не принадлежавший Гренделю – что-то огромное и лютое бесновалось в скалах над песчаной полосой, отделявшей Даннмёрк от волн Германского моря.