Епископ отказался – не потому что не хотел или оттого что среди мертвых не было христиан, одни только язычники. Время пока не наступило, вначале следует завершить дело, исход которого доселе не ясен… Мессу можно отслужить потом, по возвращении в Суасон. Сейчас достаточно тихо помолиться.
Мертвых снарядили в полном согласии с традициями – уложили на столах, щит у ног, в руке меч, рядом трапеза в горшках и кошели с серебром: известно, что среди богатырских забав в Вальхалле особо чтят игру в кости. Притвор затворили, обложили дом соломой. Над холмом вспыхнул третий пожар. Конечно, торопливость при погребении не приветствуется, но обстоятельства вынуждают…
– Что дальше? – вопросил нетерпеливый Гундамир. – Будем искать Гренделя? Времени до темноты много, полдень еще не наступил. Если Фенрир пойдет по кровавому следу, вернемся до заката – тролль наверняка не смог далеко уйти, лишившись лапы!
– Смог или нет, мы обязательно вскорости узнаем, – вмешался Ремигий. – Мне известно, где все эти годы прятался Грендель. И почему его не могли найти.
– Почему же? – заинтересовался Беовульф. – Что ты узнал и почему молчал раньше?
– Потому, что не успел рассказать, вы с Эрзарихом вчера уехали… Вспомните рассказы Унферта и Хродульфа, касательные старого капища данов, на болотах. После давней гибели жрецов его признали плохим местом, оскверненным. Табу. Туда никто не ходил! Поняли?
– Доннар-воитель и Фрейя Златокосая! – Беовульф схватился за голову. – Я сам должен был догадаться! Конечно же! Запретный остров на болотах! Никто и помыслить не мог нарушить табу, наложенное жрецами! А Гренделю – все равно!
– Вот первая тайна раскрылась, – снисходительно улыбнулся Ремигий. – Ты верно сказал, сын Эггтеова: «Никто и помыслить не мог». Люди привыкли думать обыденно, не искать решений, которые могут быть противны их вере или принятым запретам… А за второй тайной мы отправимся к Вальхтеов: она поклялась, и это слышал каждый. Хотя тоже можно было сообразить, загадка несложная.
– Идем, – кивнул Беовульф.
Конунгин приняла их в общинном доме. Приказала женщинам выйти, сама же осталась за пряжей. На поясе Вальхтеов висел громоздкий железный ключ, знак хозяйки и госпожи, старшей в роду.
– Позор Хродгара ушел вместе с ним за Грань Мира, – без долгих вступлений сказала конунгин. – Бесчестье смыто его кровью.
– Ты убила его ночью, когда пошла в Олений зал? – прямо спросил Хенгест.
– Нет. Я лишь помогла ему разрешиться от бремени жизни. Вложила в его руку клинок, сказав, что все кончено и Грендель убит. Он ведь убит?
– Убит, – сказал Беовульф, не глядя в глаза Вальхтеов. – Значит, Хродгар ушел по своему желанию… Не нам его судить. Ты произнесла слова «позор» и «бесчестье». Объясни.
– Я видела эту… Эту женщину всего однажды, – бесстрастно сказала Вальхтеов, – спустя две зимы после замужества. Я гуляла на берегу моря, там, под скалами, где лодочные сараи. Узрела ее, выходящую из волн… Решила, что повстречалась с богиней. А на самом деле столкнулась лицом к лицу с безумием мужа, погибелью сыновей и смертью, все эти годы, преследовавшей род Хродгара… О да, она была прекрасна, ослепительна! Фрейя и Фригг, Идун и Бейла в едином воплощении! Нечеловеческая красота и нечеловеческая сущность…
Вальхтеов отложила прялку и сжала кулаки. Она все еще ревновала. Спустя полтора десятилетия. Ревновала умершего мужа к демону.
– …Хродгар охладел ко мне. Разве можно любить некрасивую женщину из вальхов, с черными волосами и недобрым карим глазом? Он полюбил… Ту. Или она использовала чары. Человек не может жить в море, значит она – не человек, ведь правильно?
– Правильно, – подтвердил Беовульф. – Выходит, Хродгар…
– Верно, так и выходит. Хродгар стал отцом ее сына. Год спустя она исчезла, я надеялась – навеки. Еще через три зимы в Хеорот впервые пришел Грендель. Вот и вся тайна. Постыдная и грязная. Грендель явился к отцу и потребовал признать его. Сын конунга – безобразный тролль, порождение человека и ведьмы-галиурунна… Хродгар выгнал его. Грендель начал мстить. Чем больше смертей, тем больше ненависти. С обеих сторон.
– «Обида, а не зло», – в который раз повторил Ремигий. – Что ты знаешь о матери Гренделя?
– Ничего. Повторюсь: ведьму я встретила всего единожды. А Хродгар ничего не рассказывал. Но его холодность и небрежение законной женой в тот год были красноречивее любых слов. Я стерпела бы, заведи он по примеру иных вождей наложниц, великому воину нужно много женщин. С наложницами не теряешь душу, а конунг ее потерял. Навсегда. Тварь похитила у меня супруга, потом лишила его рассудка. Убеждена – именно она направляла Гренделя. Зло ради зла.
– Мы убьем ее, – твердо сказал Беовульф. – Клянусь, галиурунн не уйдет от моего меча. Но Грендель… Он ведь наполовину человек! Если окажется, что он не умер, ты простишь его?
– Тобой только что произнесено: Грендель убит, – холодно ответила Вальхтеов. – Не заставляй меня усомниться в твоем слове, вождь…
– Хорошо. Не беспокойся ни о чем, конунгин Вальхтеов, дочь Аудагоса. На закате я принесу тебе хорошие вести.
– Ты сказал, Беовульф, сын Эггтеова. Ты сказал…
По мнению епископа, Беовульфу следовало бы взять проводника, да хоть Гуннлафа, знавшего тропу через трясины к острову, но гаут отказался и положился на чутье Фенрира. У пса великолепное чутье, он не заведет людей в гиблую топь!
Изначально Беовульф собрался идти в одиночестве, но его поредевшая дружина взбунтовалась, причем мятеж поддержали Ремигий и Эрзарих, по большому счету не имевшие никакого отношения к Народу Тумана. Северин благоразумно молчал, предпочитая не встревать в бурный спор.
Решили так: из дружины Беовульфа погибли трое, значит и месть за их жизни принадлежит не только вождю, а всем, включая ромейского жреца – Ремигий-годи заслужил! Военный вождь только руками развел – пусть будет по-вашему.
До окружавших болота возвышенностей добрались верхом, едва поспевая за явившим неслыханную прыть Фенриром. Лошадей стреножили и оставили пастись на лугу, пес, теперь удерживаемый кожаным ремнем, нетерпеливо поскуливал и тыкался носом в низкую травку – Алатею удалось отыскать на стеблях капельки темной крови. Никаких сомнений, Грендель недавно проходил здесь, собака не ошибается!
Эрзарих с Гундамиром вырубили в перелеске шесты, без которых двигаться по топям было затруднительно. Внизу, под холмами, простиралась грязно-серая равнина, кое-где скрытая полосами тумана, не рассеявшегося и среди дня. Не ощущалось и малейшего движения воздуха, никакого ветра, только гнилостные испарения и запах влаги…
Фенрир уверенно повел людей к северу, вдоль берега болот. Пока что идти было нетрудно, под ногами камень и подсохший за минувшие теплые дни суглинок. Затем полоса трясин резко ушла к западу, в сторону моря, и собака, поумерив шаг, осторожно ступила на зыбкую почву, направляясь от одной кочки к другой, от островка к островку.
Кое-где замечались полусгнившие вешки, вероятно поставленные на тропе много лет назад жрецами. Неподалеку хлюпало и булькало, ползали проснувшиеся после спячки лягушки, Северин заметил змею… Ничего угрожающего или жуткого не замечалось, за исключением встречавшихся на пути огромных следов: Грендель иногда проваливался в топь одной лапой, но неизменно выбирался и шел дальше.
– Очень странное место, – сказал Хенгест, когда по решению Беовульфа охотники остановились передохнуть, забравшись на вершину большого, шагов семьдесят в диаметре, острова посреди болота. – Гляньте-ка, вот там, левее – скалы с обрывом, под скалами большая глубокая впадина…
– Чем же странно? – поинтересовался Северин, внимательно изучивший окрестности. Действительно, рассекавшие трясины цепи холмов и гранитные выходы на западе образовали нечто наподобие огромной чаши, дно которой было затянуто белесой мглой. – Я видел такие в землях франков…