– Где Матвеич? Мой дорогой яйцеголовый друг! – громко баритоном пропел подошедший к «Уралу» старший лейтенант Тимохин.

– Матвеич? – переспросил здоровяк Юрков с перемазанной сажей щекой и при этом оглянулся на товарищей.

– Я поцелую его в его вдохновенную лысину! – продолжал изгаляться Тимохин.

– Подкузьмил твой Матвеич! – отозвался, кряхтя, угрюмый Касаткин, взваливая на спину Юркову «АГС».

– Срыгнул, что ли? В Аргуне остался? – полюбопытствовал у Степана Исаева старший лейтенант. – Жаль. Дмитрич проспался, оклимался от «зеленого змия» и собирался вновь учинить ему разгром за круглым столом. Так что сегодня нагрянет, ждите в гости.

– Не до гостей нам.

– Пулю словил твой дорогой Матвеич! – вставил, выглядывая из-за широкой спины брата-близнеца, Виталий. – Прям в пупок! Говорили ему, не лезь на рожон! Так нет же, сученок, нарисовался во всей красе! Нате, смотрите, какой я герой, какой я рисковый! Тут же и сняли! Пискнуть не успел!

– Как пулю? Шутишь?

– Бля, буду! Какие тут могут быть шутки! Сложился как карточный домик! Только его и видели! Вон Савельев и прикрывал, пока мы его с Никитой из-под огня выволакивали! Весь «короб», поди, расстрелял! Промерзли до костей! По кювету со студеной водой тащили. А там еще ледок тонкий, будь он не ладен, поизрезались все. Никита вообще промок до нитки, до сих пор весь трясется как осиновый лист.

– Ну, и где он? Матвеич-то?

– На «вертушке» в Ханкалу с ранеными и «двухсотыми» отправили.

– Говорил все, «живой бой» хочу отснять! Вот и отснял бой, – проворчал Тимохин, сплевывая в сердцах себе под ноги.

– Это точно! «Живой бой» снял! Только еще неизвестно, каким он для него будет, этот «живой бой»! – вставил Савельев, выбрасывая скомканную пустую пачку «Примы». – Дай-ка закурить!

Сделав глубокую затяжку, выдохнув, «собровец» продолжал:

– Гляжу, разрыв гранаты рядом с Конфуцием, ну думаю все, звиздец! Спекся, паря! А тут сбоку Матвеич внаглую прет как танк со своим скарбом и камерой наперевес. Кричу ему: «Ховайся, дура!!» Какой там! Или не слышал, или уже в раж вошел. Не до нас ему. Охота пуще неволи. Бальтерманц выискался хренов!

– Тут ему молодой шахид с чердака и врезал. Николаша суку сразу засек, три «вога» туда ему под крышу вогнал, враз лохмотья полетели вместе с зеленой ленточкой!

– Рана тяжелая?

– Навылет прошило! – отозвался Виталий, о подножку автомобиля сосредоточенно счищая грязь, налипшую на подошву. – Говорю, вошла аккурат в пупок. Хорошо, не в «бронике» был, а то бы полный пипец! Все кишки бы намотало! Запеленали, конечно, основательно, как в лучшем госпитале. Матвеич бледный как смерть, только глаза блестят, как маслины. Думаешь, что он нам говорил? Спасите, помогите, братцы? Не дайте помереть? Как бы не так! Камеру, говорит, братишки, разыщите и кофр не забудьте на «борт» ко мне запихнуть!

– Коньки откидывает, а о кинокамере печется, чудик! Да плевать на нее слюной! – вдруг прорвало молчавшего Степана. – Хрен с ней, с камерой! Дай бог, самому живым выбраться из передряги! Конфуция чуть гранатой не накрыло. Оглох мужик. Ждали нас, подлюки!

– Засаду у моста устроили. Но не на тех напали! Черта им лысого! Дали им жару. Не будут больше по горам рыскать. Отбегались шакалы.

– Потери есть? – тихо спросил Тимохин.

– Где ты видел, чтобы без потерь обошлось? Гошу осколком в ногу долбануло. Теперь без сапера остались. Да, Митрофанову бок зацепило, по ребрам ковырнула, зараза! Считай, в рубашке родился! Весь в кровище. Завалился и как засучит ногами. Думали, все, хана! Ан нет, гляжу, матерится по-черному, сучий хвост, яростным огнем огрызается.

– Хотели «бортом» отправить, куда там, – отовался Виталий. – Уперся как баран. После Афгана никакими коврижками его на «вертушку» не заманишь. Под Баграмом чудом уцелел, духи стингером завалили «МИ-8», на котором раненых эвакуировали. Рухнул горящий вертолет на склон горы, хорошо вскользь прошел. Повезло. Из двадцати трех восемь в живых остались. И он среди них. С тех пор авиацию на дух не переносит.

– Матвеича жалко! Распоследние твари мы! На халяву ящик водки у него выжрали, а мужика не уберегли.

– На кой ляд его с собой взяли? Сидел бы на базе да чаи гонял.

– Да еще ваш Дудаков, мудак, обложил его по первое число. Налил шары, козел! На ногах не стоит, а туда же! Какая муха его вчера укусила? Сбрендил вояка совсем!

– Накануне с «батей» он крепко поцапался. Сафронов ему задал большую трепку, – сказал Тимохин. – Думали, от него мокрого места не останется. Дмитрич как вареный рак из командирской палатки вылетел. «Кафар» у него вчера жуткий был. Надрался у вас до чертиков. Видно, хватил через край. Совсем лыка не вязал, когда от вас вышли. Еле доволок его до койки. Сейчас как выжатый лимон. Жутко страдает. Злющий как бобик. Кроет всех на чем свет стоит. Не знаешь, с какого края и подступиться.

– Вишь, еще одним «агаэсом» разжились, – похвастался Степан – Трофей. Квазимодо с Виталием группу «чехов» накрыли, зажали в развалинах и забросали гранатами. К аллаху отправили пятерых. Арабов среди них до хрена. Из Ливана. Один с видеокамерой был, все на кассету снимал. Жаль, разнесло на куски. Операцию задумали псы Бараева, конечно, классную. И поезд грохнули, и засаду устроили. Но пенку дали братья-мусульмане, не ожидали от нас такой наглости, такой прыти. Мы, как только подъехали, сразу атаковали их, чего они, естественно, не ожидали. Перебздели «казбичи», замельтешили, «очко», видно, заиграло. В бою все решают секунды. Тут или пан, или пропал. Другого не дано. До нас они здорово потрепали пензенский ОМОН с «вэвэшниками». Загнали братков в глубокий кювет с ледяною водой и долбили по ним.

– Аргун, я вам скажу – это полная жопа, настоящее осиное гнездо, – сплюнул Тимохин. – Боевики, говорят, там средь бела дня по улицам с оружием шастают. А уж ночью что творится, можно себе представить.

– Вот, разгрузку «пионер» надыбал. С араба убитого снял. На, держи! Никонову Паше передашь. Подарок. Должок был за мной. Если б не он, не чирикал бы сейчас с тобой. Снайпершу он на прошлой неделе поперек туловища очередью из своего ПКМа срезал, когда она меня пасла, сучка.

– Андрей, а Дудакову так и передай: Матвеич пулю словил, симпозиум отменяется!