— Нет?

— Нет. Вы должны оберегать отца и сестру. Вы же не знаете, до чего может докопаться полиция. Вдруг откроется нечто такое, чего не удастся замять. Так обычно и бывает при шантаже.

— А вы можете что-либо предпринять?

— Думаю, да. Но не могу вам сказать, зачем и как.

— Нравитесь вы мне, — объявила она вдруг. — Верите в чудеса. Есть у вас здесь что-нибудь выпить?

Открыв глубокий ящик, я вытащил бутылку и две рюмки. Разлил, и мы выпили. Она защелкнула сумочку, отодвинула стул.

— Эти пять тысяч я достану. Я была хорошей клиенткой для Эдди Марса. И еще по одной причине ему следует быть со мной милым, вы, наверное, не знаете, — она одарила меня холодной улыбкой: — Белокурая жена Эдди и есть та дама, с который исчез Расти.

Я промолчал. Пристально глядя на меня, она добавила:

— Вас это не интересует?

— Это могло бы помочь найти его, если бы я его искал. Думаете, он замешан в этом деле?

Она подвинула ко мне пустую рюмку.

— Налейте-ка еще. Вы страшный человек, из вас ничего не вытянешь. Ничем не проймешь.

Я наполнил рюмку.

— Вытянули из меня все, что хотели, — выяснили, что я не разыскиваю вашего мужа.

Она вдруг судорожно вздохнула.

— Расти не был негодяем. И если б даже был, никогда бы не стал вымогать. У него всегда лежало в карманах пятнадцать тысяч наличными. Он их называл бешеными деньгами. Они для него ничего не значили. Были у него, когда на мне женился, были — когда меня бросил. Нет, Расти не замешан ни в каком дешевом шантаже.

Она потянулась за конвертом, встала.

— Буду держать с вами связь, — сказал я. — Если что-нибудь захотите передать, скажите телефонистке.

Мы подошли к двери. Похлопывая конвертом о косяк, она спросила:

— Вы все еще не можете сказать, что отец…

— Я должен сначала поговорить с ним.

Уже в дверях она снова вытащила из конверта фотографии.

— Красивое у нее тельце, правда?

— Мм…

Она чуть приникла ко мне.

— Видели бы вы мое…

— Как бы это устроить?

Резко рассмеявшись, она шагнула за порог, потом, обернувшись ко мне, отчеканила:

— Такой хладнокровной бестии, как вы, я еще не встречала, Марлоу. Или мне можно называть вас Фил?

— Разумеется.

— Можете звать меня Вивиан.

— Благодарю, миссис Рейган.

— Ох, подите вы к черту, Марлоу. — Не оглянувшись, она ушла.

Я постоял в дверях, уставившись на собственную руку, лежащую на ручке двери. Лицо у меня слегка горело. Вернувшись к столу, ополоснул рюмки, убрал их вместе с виски.

Сняв шляпу с телефона, я набрал номер прокуратуры и спросил Берни Олса.

Он был на месте.

— Ну, старого мистера я не трогал, — начал он. — Дворецкий обещал, что скажет ему сам или одна из дочерей. Этот Оуэн Тейлор жил над гаражом, вещи я его осмотрел. Родители живут в Айове. Послал телеграмму тамошней полиции, пусть выяснят, что родители думают о похоронах. Стернвуды все оплатят.

— Самоубийство? — спросил я.

— Не знаем. Никакого письма не оставил. Машину взял без разрешения. Вчера вечером все были дома, кроме миссис Рейган. Ездила в Лас Олиндас с плейбоем Ларри Коббом. Я все проверил — есть у меня свой человек при рулетке.

— Прикрыли бы вы эти азартные игры.

— При том синдикате, что в нашей лавочке? Не будь наивным, Марлоу. Не дает мне покоя та чертовщина на голове у парня. Ты действительно не можешь мне помочь?

Я был доволен: мог сказать «нет», и даже без вранья. Попрощавшись, мы закончили разговор, и я покинул контору. Купив все три вечерние газеты, на такси добрался ко Дворцу юстиции и забрал со стоянки машину. О Гейджере в газетах опять не было ни слова. Я снова полистал его голубую записную книжку, но шифр был так же недоступен, как и в первый вечер.

После дождя листва на деревьях по другой стороне Лауерн-Террас свежо зазеленела. В свете прохладного пополуденного солнца я увидел ступени, по которым сбежал убийца, сделавший во тьме три выстрела. В нижнем конце улицы стояли два дома. Выстрелы там могли услышать, но не обязательно.

Перед домом Гейджера и во всей округе было спокойно. Живая изгородь мирно зеленела, и черепица на крыше была еще влажной. Я медленно катил вдоль дома, а в голове вертелась неотвязная мыслишка. В прошлую ночь я не заглянул в гараж. Раз уж труп Гейджера исчез, не мешало бы мне найти его. Однако если бы кто-то перетащил его в гараж, в собственную машину, и отвез в один из заброшенных каньонов вокруг Лос-Анджелеса, это был бы отменный способ сплавить его на несколько дней или даже недель. Значит, убийца, во-первых, имел ключи от его машины, а во-вторых, был с сообщником. Это основательно сократило бы круг расследования, тем более что, когда все произошло, ключи покойника лежали в моем кармане.

Заглянуть в гараж у меня не было возможности. На дверях висел замок, а когда я приблизился, за живым забором что-то шевельнулось. Некая женщина, в пальто в зелено-белую клетку, со шляпкой-пуговкой на мягких светлых волосах вышла из зарослей и, застыв, удивленно смотрела на мою машину, словно бы и не слышала раньше шум мотора. Потом молниеносно исчезла. Кармен Стернвуд, собственной персоной.

Проехав дальше по улице, я оставил машину и вернулся к дому пешком. Среди бела дня это было достаточно рискованное предприятие. Прошел через живую изгородь. Она стояла перед запертой входной дверью. Левая рука тихонько потянулась к зубам, и опять послышалось комичное чмоканье. Под глазами синие круги, лицо бледное, напряженное.

Улыбнулась мне несмело.

— Добрый день, — произнесла тоненьким, слабым голоском. — Что… что?.. — она осеклась и снова занялась пальцем.

— Вы меня узнаете? — спросил я. — Дуглас Рейли — тот, длинный. Помните?

Кивнула, по лицу ее пробежала быстрая, судорожная усмешка.

— Зайдемте в дом, — предложил я. — У меня есть ключ. Сюрприз, правда?

— Ч… что?

Отодвинув ее, я сунул ключ в замок, открыл дверь и впихнул девушку внутрь. Двери я опять запер и с минуту постоял, прислушиваясь. При дневном свете все выглядело ужасно. Этот китайский хлам на стенах, ковер, изукрашенные лампы, барахло из тикового дерева, пестрота кричащих красок, тотемный столб, бутылка с эфиром и опиумом — днем при виде этой картины человека охватывало чувство омерзения, словно оказался свидетелем гнусных извращений.

Стоя рядом, мы смотрели друг на друга. Она старалась удержать улыбочку, но лицо не слушалось. Улыбка исчезла, как вода в песке, и бледная кожа под тупыми, расширенными глазами была гладкой, натянутой. Белый язык облизывал уголки губ. Красивая, избалованная, не очень умная девушка, ступившая на очень-очень скользкий путь, и никто не вмешался. К черту этих богачей! Какое мне до них дело. Отодвинув несколько книг, я уселся на край письменного стола, разминая сигарету. Закурив, я сквозь дым молча созерцал деятельность зубов и пальца Кармен, стоявшей передо мной с видом напроказившейся школьницы.

— Что вы здесь делаете? — спросил я наконец.

Она потянула полу пальто и промолчала.

— Что вы помните из вчерашнего вечера?

В глубине ее глаз мелькнуло что-то хитрое.

— Что я должна помнить? Вчера вечером я была больна. Лежала дома.

— Черты лысого вы лежали.

Она быстро захлопала глазами.

— До того, как вы попали домой, — начал я. — До того, как я отвез вас. Здесь. В этом кресле, на этом оранжевом столе. Помните хорошо.

Лицо ее постепенно заливалось краской. Уже кое-что. Оказывается, умеет краснеть. Вокруг серых зрачков сверкнули белки. Она напряженно сосала палец.

— Это… были вы? — прошептала она.

— Я. Что из всего вы помните?

— Вы из полиции?

— Нет. Я друг вашего отца.

— Не из полиции?

— Нет.

Она тихонько вздохнула.

— Чего… чего вы хотите?

— Кто его убил?

Плечи приподнялись в пожатии, но в лице ее ничего не дрогнуло.

— Кто еще… знает?

— О Гейджере? Не знаю. Полиция — нет, иначе была бы уже здесь. Может, Джо Броди.