(Переводчик – Плещеев Алексей Николаевич, 1825–1893)
Шекспир Уильям (1564–1616)
Сонет 10
Не говори, что любишь ты других,
Когда ты сам себя так злобно губишь:
Пусть ты любимец множества твоих
Друзей, но сам ты никого не любишь.
Ты так жесток к себе, так страшно лют,
Что на себя же руку поднимаешь
И хочешь в прах стереть приют
Сокровища, которым обладаешь.
О, изменись, чтоб изменил я мненье!
Не гневу жить роскошнее любви!
Будь, как твой вид, мил, полон снисхожденья
И сам к себе участье прояви:
Стань сам собой. И из любви ко мне
В потомстве дай вновь цвесть своей весне.
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 18
Сравню ли я тебя с весенним днем?
Нет, ты милее длительной красою:
Злой вихрь играет нежным лепестком,
Весна проходит краткой полосою.
Светило дня то шлет чрезмерный зной,
То вдруг скрывается за тучей мрачной…
Нет красоты, что, строгой чередой
Иль случаем, не стала бы невзрачной.
Твоя ж весна не ведает теней,
И вечный блеск ее не увядает.
Нет, даже смерть бессильна перед ней!
На все века твой образ просияет.
Пока есть в людях чувства и мечты,
Живет мой стих, а вместе с ним и ты!
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 24
Мой взор, как живописец, закрепил
Твои черты в сокровищнице чувства:
Внутри меня, как в раму заключил
И оттенил по правилам искусства.
И только там сумеешь ты найти
Правдивое твое изображенье:
Оно висит в стенах моей груди,
Твои глаза там вместо освещенья.
И вот, глаза глазам здесь услужили:
Мои – твой лик писали, а твои
Лучами света окна заменили,
И солнце шлет им радостно свои.
Но одного глаза не могут дать:
Рисуя лик, им сердца не видать.
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 31
В твоей груди вместились все сердца,
Которых я, лишась, считал тенями:
И там царит вся нежность без конца,
Что схоронил я с прежними друзьями.
Как много слез и стонов к небесам
Благоговейной дружбою пролито
Над гробом их! Но вижу – нет их там:
Они в тебе покоются, сокрыты.
Ты – усыпальница любви живой
С трофеями любви похороненной
Былых друзей. Они слились с тобой
В хранилище любви объединенной!
Их образы в твоем лице нося,
Ты с ними мне отныне все и вся.
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 46
Мои глаза и сердце в вечном споре,
Как разделить права на облик твой.
Одни твердят – твой лик в любовном взоре,
А сердце отвечает – нет, он мой!
Он в сердце, в сердце пламенном сокрыт, —
В ларце закрытом, недоступном оку. —
Глаза же говорят – твой светлый вид
В них, в них одних запечатлен глубоко.
Чтоб разрешить по правде это дело,
Призвал я ум, как двух истцов звено.
Все обсудив и все обдумав зрело,
По совести так было решено:
Моим глазам твой лик был присужден,
А сердцу то, чем ум обворожен.
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 47
Мой взор и сердце прекратили спор,
Решив войти друг с другом в соглашенье:
Когда мои глаза твой жаждут взор,
Иль сердце ищет страсти утоленье,
Мои глаза рисуют облик твой
И просят сердце разделить их радость, —
В другой же раз у сердца пир горой,
И взор с ним грез любовных делит сладость.
Так, то любя, а то воображая,
Хотя вдали, но все же ты со мной.
И помыслы, тебя сопровождая,
А с ними я, всегда везде с тобой.
Когда же спят они, то в мраке ночи
Твой образ будит сердце вновь и очи.
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 102
Моя любовь растет, хоть не на взгляд.
Люблю не меньше, меньше выражая.
Любовь – товар, когда о ней кричат
На площади, ей цену поднимая.
В весеннюю пору любви моей
Тебя встречал моею песней звонкой,
Как у порога лета соловей.
Но чуть окрепнет в ниве стебель тонкий,
Смолкает он, – не потому, что слаще
Пора весны, когда он пел о розе,
Но потому, что там гудит в зеленой чаще
И глушит песнь любви в вседневной прозе.
Поэтому, как он, и я молчу,
Тебя тревожить песней не хочу.
(Переводчик – Чайковский Модест Ильич, 1850–1916)
Сонет 115
В моих стихах к тебе я прежде лгал,
Где говорил: «Нельзя любить сильнее!»
Тогда рассудок мой не понимал,
Как может быть мой пыл любви ярчее.
Ход времени в миллионах измерений
Крадется в клятвы, рушит власть царей,
Темнит красу, тупит порыв решений
И силу духа силою своей.
Как мог, страшась его всесильной власти,
Я не сказать: «Нельзя любить сильней»?
Уверенный в непрочности вещей,
Я верил только в мимолетность счастья.
Любовь – дитя. Я ж, как на зрелый плод,
Смотрел на то, что зреет и растет.