— Хорошо, что у тебя яркая кофта, а то я бы мог тебя потерять из виду, — сказал он, остановившись рядом. Оранжевый цвет кофты на ней был такой насыщенности, будто она сама излучала свет.

— Ну что, пойдем назад? — предложил Максим.

Таня промолчала.

Максим присел с ней рядом:

— Таня, можно тебя спросить?

Таня повернулась к нему, подозревая какой-то подвох. Взор у него был ясен и чист, как у ребенка:

— А что ты делала палкой?

— Паутину сбивала.

— А я думал, что ты айкидо занимаешься, даже подойти боялся, вдруг ты какой приемчик используешь против меня, — притворно обрадовался он и добавил, — ну что, пошли?

— Я не пойду, — выдавила из себя Таня.

— Ладно, перестань кукситься. Я хочу есть, пошли завтракать.

— Ну, так иди.

— А ты так и будешь здесь сидеть? — поинтересовался Максим.

— Нет, выйду на дорогу и буду голосовать.

— Отличная мысль. И в какой стороне, по-твоему, дорога?

Таня махнула рукой туда, куда собиралась идти дальше.

— Прекрасно. Ну, а где мы остановились?

Она показала туда, откуда пришел Максим.

— Просто великолепно! — на секунду ей показалось, что он не шутит. — Ты ориентируешься в лесу, как ишак — в алгебре. Если бы ты пошла туда, то может быть и вышла к реке, правда, в другом месте, но дорогу в том направлении не нашла бы никогда.

Таня растерялась. Неужели она так петляла по лесу, в то время как думала, что идет прямо. Действительно, она так была поглощена своими мыслями, что первое время не помнила, как шла.

— Ну, пойдем, — хлопнул он ее по колену, — а то эти гаврики все сожрут, ничего не оставят.

— Я же сказала, что не пойду.

Максим поднялся и встал напротив нее.

— Ты, конечно, девушка упрямая, мне прекрасно это известно. Но я, как ты сама поняла, привык добиваться своего. Тебе, все равно, придется вернуться.

Максим наклонился, поднял ее и перекинул себе через плечо. Голова свесилась вниз у него за спиной, его плечо уперлось в живот. Уже второй раз ее переносили как мешок с мукой. Она приподняла туловище и стала колотить его по спине, но Максим только засмеялся, и легко, как пушинку понес ее к лагерю.

— Ну что, успокоилась? — спросил он через некоторое время и поставил на землю, для того чтобы взять на руки перед собой.

В новом положении Максиму было идти труднее, вся тяжесть её хрупкого, но все-таки осязаемого тела теперь приходилась только на руки. Вдобавок он не видел, что у него под ногами, каждую минуту рискуя споткнуться о корень, или оступиться в ямку.

— Ладно, отпусти меня, я пойду сама.

Когда они пришли на стоянку, никто не обратил на них внимания, кое-кто ещё ел. Максим с Таней присоединились к ним. Все вели себя так, словно ничего не произошло, даже Андрей с Максимом разговаривал, как ни в чем не бывало.

Насытившись, она села одна под деревом, прислонилась к нему спиной, согнув ноги в коленях. Рядом устроился Андрей.

— Таня, прости, что поставил тебя в неловкое положение. Я как-то не заметил, что ты не совсем одета. Извини меня, хорошо?

«Трус, — несправедливо подумала Таня, забыв, что Андрей пострадал, пытаясь остановить Максима. — Бедняжка, брат его не проинструктировал, чтобы он держался подальше от собственности Макса, от его девки, чтобы не вызвать гнев лидера. Они же его все боятся».

— Это ты меня извини, что я тебя подставила.

Они обменялись любезностями и замолчали. С другой стороны к ней подсел Саша. Он сорвал травинку и сунул в рот. Андрей ушел. Пожевав стебель, Саша выбросил его и произнес:

— Таня, я совсем не собирался за тобой подглядывать в машине. Но посуди сама, что я должен был делать? Проснулся я не сразу, а когда тебя увидел, то подумал, что это сон. Потом сообразил, что ты не подозреваешь о моем присутствии, и не стал смущать. Поэтому долго из машины не выходил, думал — вы отойдете, я и выйду, ты бы никогда об этом не узнала и жила бы себе спокойно. Потом вижу — Макс не в себе, делать нечего, пришлось выбраться на свет. Я и не видел практически ничего, спинка сиденья мешала, так что не волнуйся.

— Я сама должна была проверить, нет ли еще кого-нибудь в машине.

— Да не будь ты такой колючкой. Ты похожа на кошку, у которой шерстка стоит дыбом. Здесь все хорошие ребята. Втяни коготки.

— Я уже поняла, какие хорошие, — презрительно фыркнула Таня.

— А Максим — просто замечательный парень, — понял о ком речь Саша, — я не понимаю, как ты не видишь этого. Да, он привык добиваться своего, но разве это плохо?

— Я впервые сталкиваюсь с детками номенклатурных работников, и не знала, что это так ужасно.

— Первые впечатления самые острые, но не самые верные. Ты просто не привыкла к нему.

Таню больно кольнули эти слова. Максим не забыл всем своим друзьям рассказать, что он был у нее первым. Но она сделала вид, что не поняла намеков и продолжала:

— Я поняла, что спорить с ними бесполезно. Они же привыкли, что все им дозволено. Номенклатура непобедима. Ты тоже из тех кругов? — поинтересовалась Таня. — И остальные?

— Нет, ты ошибаешься. Хотя, с натяжкой, можно так сказать — у Кости мать работает в горкоме. У Светки отец — декан в политехе. У Марины отец — военный, начальник воинской части. Вот и все номенклатурщики. У Авроры — мать врач. Мои инжнерят.

— Тогда ты из его шайки?

— Шайки?

— Ну, да. Так называемой организации.

— Да, нет. Тут наши интересы не совпадают.

— Значит, он тебя купил.

— Как ты сказала?

— Я говорю, что тебя купили — на эту машину, в которой он тебя катает, жратву — в магазинах ничего нет, а вы тут едите и сервелат, и консервы импортные. Что там еще — видик, сигареты. Рядом с ним ты чувствуешь, что становишься интереснее, значительнее.

— Я может быть и купился, но не на это. Мы с Максимом дружим с третьего класса. И я купился, как ты говоришь, на его верность, преданность дружбе.

— И взаимной преданности он добивается насилием?

— Это ты про Андрюху?

Таня кивнула, хотя имела в виду себя.

— Вообще-то Андрея трудно назвать другом, они два дня знакомы. И Макс здесь, конечно, свалял дурака. Они уже помирились. Макс бывает вспыльчивым, но редко, и поверь мне, если для друга что-то надо, он в лепешку разобьется, а сделает.

— Это тебе надо в лепешку разбиться, а для него, при его-то возможностях — раз плюнуть. А тебе за это приходиться расплачиваться. Ты же ему служишь, просто тебе приятно думать, что это дружба.

— Служу? Как?

— Увидел нас вдвоем с Андреем и тут же прибежал.

— Но я действительно хотел извиниться перед тобой. А ты все мои поступки расцениваешь желанием угодить Максу.

— А на пляже? Сразу доложил своему хозяину.

— Ты ничего не понимаешь. Да что с бабой разговаривать! — он с досадой махнул рукой. — Для тебя мужская дружба — пустой звук.

Спорить с ним было бесполезно, но она все-таки сказала:

— Может, ты и веришь в мужскую дружбу, а Максим этим ловко пользуется.

Она замолчала, потому что к ним приближался Максим. Он вышел из воды, его тело блестело на солнце. Максим бросил рядом с ними полотенце на траву и лег на живот, подложив под голову руки:

— Об чем беседуем?

— Ты — счастливый человек, Макс, — Сашка стал опять самим собой, веселым и остроумным. — Вот эта девушка ни о чем не желает говорить, кроме как о тебе. Максим — то, Максим — се.

— Вы обсуждали мою личную жизнь? Надеюсь, ты не рассказал, как в третьем классе в туалете один лоб из девятого класса заставлял меня разминать для него бумагу?

— А ты плюнул на нее и тогда он накостылял тебе по шее, запер в туалете, а сам ушел на урок?

— Да, у нас как раз была контрольная.

— Нет, конечно, не рассказывал.

— Хорошо. И не рассказывай никогда.

— Упаси меня бог!

Максим приподнялся на локте, и, взяв Танину лодыжку, вытянул сначала одну ее ногу, потом другую, а потом перевернулся на спину, устроив голову у нее на коленях. Саша встал: