А ведь когда-нибудь этот полет закончится, и наверняка меня начнут обследовать, проводить какие-нибудь опыты. Тогда может и всплыть вся правда. Здоровой у меня есть шанс выжить и приспособиться в новых условиях Я буду представлять какой-то интерес. Но безумная, я вряд ли смогу на что-то рассчитывать. Навряд ли меня захотят оставить в живых и тратить средства и ресурсы на моё обеспечение. Конечно, я бы смогла работать, но вот только доверят ли сумасшедшей туземке какую-либо работу?

Но самое жуткое в моем безумие — это то, что я вовсе не ощущала себя ненормальной. Мне было комфортно среди «чертей», мне даже понравилось то разнообразие ощущений и те слабые проблески эмоций, что я стала ощущать. Все это сделало мою жизнь какой-то яркой, полной, словно до этого я и не жила.

От всех этих мыслей в груди сразу как-то потяжелело, а в глазах странно защипало. Захотелось лечь на узенькую койку и укрыться с головой одеялом. Что, впрочем, я и сделала. Странное ощущение в груди не проходило, но, несмотря на это и тяжелые мысли в голове, я очень скоро провалилась в тревожный сон, так и не заметив, что подушка под моей щекой странным образом намокла. ***

Спала я плохо, постоянно вертелась. От чего-то было неуютно, тошно. Сквозь сон чувствовала, как начинает пульсировать в голове боль. Но тут макушки коснулась чья-то теплая рука. Она нежно гладила, перебирала волосы, даря покой и умиротворение. Под чуткие поглаживания я сразу как-то упокоилась и провалилась в глубокий сон.

На утро я проснулась на удивление отдохнувшей. Даже вчерашние события не могли выбить меня из колеи. Я потянулась всем телом и, откинув невесомую ткань, заменявшую здесь одеяло, одним движением выскочила из постели. Я была полна сил как никогда, и в ту минуту даже Кайвир уже не казался мне таким жутким. Наскоро одевшись, я было схватилась за здешний аналог расчески, чтобы привести волосы в порядок, но тут поняла, что мои волосы странным образом не болтаются на плечах, а аккуратно убраны назад. Я в недоумении подошла к отражающей панельке и с удивлением стала рассматривать косу причудливого плетения, в которую были убраны мои непослушные волосы. Прическа была сделана настолько мастерски, что даже после соприкосновения головы с подушкой, ни один волосок не выбился из плетения.

Что за ерунда? Кому пришло в голову приходить ко мне в каюту среди ночи, чтобы заплетать такую сложную «конструкцию». Да и как такое возможно технически? Во-первых, я ни разу не проснулась за все время, пока некто трудился над моими волосами, а времени на это, судя по всему, потребовалось немало. Во-вторых, уж больно это затруднительно заплетать волосы спящего человека, ведь наверняка требовалось как-то меня поворачивать, разворачивать то виском, то затылком, то лицом.

Конечно, я все еще помнила те нежные прикосновения к своим волосам во сне, но если честно, мне почему-то казалось, что это скорее плод моего больного воображения. Вряд ли кому-то из чертей пришла бы в голову подобная блажь.

Тут моё внимание привлекло какое-то сверкание в отражении. Повернув голову немного в бок, я наконец увидела источник сияния. Над моим правом виском была крепко закреплена заколка в виде Камалариса. Попадая под прямые лучи светильника, камни на драгоценном цветке переливались и искрились. Эффект был потрясающий.

Я растерянно смотрела на собственное отражение, не зная, как быть: то ли расплести все это и снять цветок, то ли пойти как есть. В результате, решив, что прическа довольно удобна и практична, я решила оставить косу. С заколкой все было сложнее: уж больно примечательной она была. С другой стороны, Кайвир же сам сказал, что ничего плохого в том чтобы ее носить нет. Наоборот, это бы очень уважило таинственного дарителя. Что ж, значит идем как есть.

И кивнув собственному отражения, я пошла в кухню, навестить Дорозо.

В коридоре меня уже поджидал Борнус. Пускай я и не очень хороший физиономист, однако его нетерпение стала очевидно и мне. Только завидев, он тут же рванул в мою сторону:

— Номи, как хорошо, что ты рано встала и мне не пришлось долго тебя дожидаться! — Казалось, «черт» вот-вот подпрыгнет от раздирающего его нетерпения. — Я только что придумал, как нам тебя расшевелить: мы будем слушать музыку!

Скорее всего, Борнус надеялся на бурную реакцию с моей стороны, однако, его предложение вызвало скорее недоумение. Что подразумевает под собой это странное «расшевелить»? И причем тут музыка? Конечно, я знала, что это такое. Раз в год наше Государство устраивало праздничный марш. Все жители отдельно взятого города выстраивались в стройную колонну и вышагивали в одном ритме. Темп движения задавался звучащей из специальных динамиков музыкой. По сути, что такое музыка? Это звуки разной высоты, раздающиеся через одинаковые интервалы. Так что, музыка — это способ организовать движение большого числа людей. Вот собственно и все. Так что энтузиазм Борнуса был мне непонятен. Неужели, все присутствующие на корабле станут вышагивать в едином темпе по узким коридорчикам? Или у «чертей» музыка в себе несет еще какую-то смысловую нагрузку? Что ж, теперь я, пожалуй, вряд ли чему удивлюсь.

Поприветствовав парня и выразив на словах нетерпение от предстоящего ознакомления с иноземной музыкой (не стоит обижать одного из немногих доброжелательно настроенных «чертей»), я сначала предпочла все-таки зайти в кухонный отсек и навестить Дорозо.

Мне было крайне неловко перед пожилой эсхоркой. Моя рука все еще оставалась забинтованна и потому пользоваться ею для меня было крайне проблематично. Вот Дорозо и отстранила меня от всех дел, только изредка посылала с мелкими поручениями: спросить или на словах передать что-то кому-то.

С утра дел для меня пока не нашлось, так что пришлось мне следовать за Борнусом в одну из гостиных-кают, где и находилось устройство воспроизводящее эту самую музыку.

Усадив меня в одно из многочисленных кресел, Борнус быстро пощелкал что-то у жуткого вида устройства и плюхнулся в соседнее с моим кресло.

Да, мебель у «чертей» невероятно удобна. Занимаемое мною кресло настолько мягко обхватывало тело, при этом создавая упругую опору, что я тут же расслабилась и при этом пропустили момент, когда помещение наполнили звуки. Я даже не сразу поняла, что это и есть музыка. Но уместно ли одним и тем же словом именовать совершенно разные явления? В моём сознании музыка прочно ассоциировалась с чем-то монотонным, однообразным. Сейчас же в воздухе разливалась причудливая вязь из целого ряда отличных и, казалось бы, несочетаемых звуков. Разные по высоте и продолжительнсти звучания, вместе они рождали удивительно гармоничное целое. И да, это действительно так, у этого собрания звуков были свои эмоции! Они без труда улавливались стоило лишь немного прислушаться. И что самое странное, я как будто бы сама переживала все то, что было заложено в этих звуках.

Не знаю, как долго я просидела полностью обратившись в слух. Для меня это было открытием, чем-то новым. Я как будто нашла что-то, что искала всю жизнь. Где-то в груди творилось что-то невообразимое: сжималось, ёкало, щекотало откуда-то изнутри. Я даже подумало, что со мной вновь приключился этот, как его назвал Айкус, инфаркт. Но той колющей боли, как в прошлый раз, не было, поэтому я отбросила все посторонние мысли и вновь погрузилась в звуки.

И тут кто-то настойчиво потряс меня за плечо:

— Эй, ты как? — Перед глазами всплыло улыбающееся лицо Борнуса. — Ты так неподвижно сидишь уже полдня и ни на что не реагируешь. Я уж было подумал, что ты в коме, и пожалел, что притащил тебя сюда. Ну что, как тебе эта какофония?