— Поделом ему. Он попытался навязать тебе нечестную сделку. Впрочем, старый Булл об этом не узнает, и он будет счастлив со своим миллионом долларов. — Я взглянул на нее. — Ну, а ты что собираешься делать со своими четырьмя?

Она засмеялась.

— Теперь у меня есть возможность организовать собственные раскопки, раньше я не могла себе этого позволить. Но сначала я хочу помочь тебе. Мне не понравилось высказывание Говарда о разорившихся геологах.

— Да нет, — сказал я. — Я ничего особенного не совершил.

— Ты сделал много больше, чем смогла бы я одна. Мне бы не выдержать такого разговора с Говардом. Так что комиссионные — по праву твои.

Об этом я даже и не подумал. Клэр продолжала:

— Давай будем разговаривать по-деловому. Ты проделал определенную работу, и тебе за нее положена плата. Ну, скажем, двадцать процентов?

— Ради Бога! Это слишком много. Десять процентов.

— Мы поделим разницу, — сказала она. — Это будет пятнадцать процентов. Ты их получишь.

Я сделал хороший глоток виски и чуть не поперхнулся при мысли о том, что только что заработал шестьсот тысяч долларов.

Как я уже говорил, мы вышли в тот день поздно, и, когда остановились, чтобы перекусить, были не так уж далеко от дома. Наблюдая за тем, как Клэр разжигает костер, я понял, что она привычна к лесу, — костер получился как раз такой, какой надо. Я спросил ее:

— А как вышло, что Вейстренд работает у тебя?

— Мэтью? Он работал у дяди Джона. Он был хорошим лесорубом, но с ним случилось несчастье.

— Он мне рассказывал.

— Он вообще много горя хлебнул. Примерно в то же время умерла его жена — кажется, от рака. На его руках остался мальчик, и дядя Джон позвал его к себе помогать по дому, что в Лейксайде. Лесорубом он уже работать не мог.

Я кивнул.

— И он вроде как перешел потом к тебе.

— Да. Он присматривает за домом, когда меня нет. — Она нахмурилась. — А молодой Джимми, он прямо сошел с ума, к сожалению. Он крупно поссорился с отцом из-за чего-то и ушел работать в Корпорацию Маттерсона.

— Я догадываюсь, из-за чего они поссорились. Ведь работа, которую получил Джимми, — плата за то, что он наговаривал Говарду обо мне.

Она покраснела.

— Ты имеешь в виду, о той ночи в доме?

Я сказал:

— Джимми мне должен за это и еще кое за что. — И я рассказал ей о дикой гонке по дороге с Кинокси, когда я был начинкой в бутерброде из лесовозов.

— Ты чуть не погиб! — воскликнула она.

— Конечно, но все было бы представлено как дорожное происшествие. — Я улыбнулся. — Но старый Булл оказался джентльменом. Он хорошо мне заплатил, и ют теперь у меня есть джип.

Вытащив геологические карты, я объяснил Клэр, что собираюсь делать. Она схватывала на лету.

— Это почти так же, как в археологии. Глядя на карту, всегда знаешь, где копать. Только значки отличаются.

Я согласился с ней.

— Этот район называется Скальный Разлом. Он возник в результате геологических катаклизмов, и обычно в таких местах на поверхности обнаруживаются разные интересные вещи. Так что у нас есть шанс кое-что обнаружить, хотя рядом, на земле Маттерсона, ничего и не было. Давай пойдем прямо в верховье долины.

До верховья было всего миль десять, но время поджимало, и по дороге разведкой я не занимался. Я решил, что лучше уж скорее добраться до места, а потом, на обратном пути, спускаясь, присмотреться. Так будет легче.

Когда мы разбили лагерь, стемнело. Луны не было, и единственный свет шел от костра, который весело потрескивал и распространял приятное тепло. За костром начиналось черное пространство, океан деревьев: елей, сосен, кедров, других хвойных. Все они были очень ценны с коммерческой точки зрения. Я спросил Клэр:

— Сколько же у тебя земли?

— Около десяти тысяч акров, — ответила она. — Их мне оставил дядя Джон.

— Тебе, наверное, следует завести небольшую лесопилку. Смотри, сколько спелой древесины, ее давно пора рубить.

— Ее ведь придется тащить через Маттерсонову землю. В обход — страшно невыгодно. Вообще, надо подумать об этом.

Я оставил ее заниматься приготовлением пищи и пошел набрать лапника для постелей, которые я решил устроить по обе стороны от костра. Она распоряжалась у костра со знанием дела, не производя ни одного лишнего движения. Я видел, что тут ее нечему учить. Скоро вокруг распространился вкусный запах мяса, и она позвала меня. Вручив мне полную тарелку нарезанного мяса, она улыбнулась и сказала:

— Утка, которой ты меня угощал, была вкуснее.

— Нет, это просто чудесно. А завтра мы, может быть, раздобудем свежего мяса.

Мы ели и разговаривали, потом пили кофе. Клэр порылась в своем рюкзаке и достала фляжку.

— Хочешь выпить?

В день, когда тебе привалило шестьсот тысяч долларов, отказаться было невозможно. И я сказал:

— Ну, один глоток не повредит.

Ночь выдалась чудесная. Даже летом на Северо-Восточных территориях Британской Колумбии теплые ночи редкость, а это была одна из них — мягкая, покойная ночь со звездами, окутанными дымкой облаков. Я потягивал виски и, наслаждаясь его крепким вкусом, вдыхая аромат дымка от костра, чувствовал себя легко и свободно. Может, это происходило из-за присутствия рядом женщины; ведь в тех местах, где я обычно разбивал свой лагерь, женщин встречаешь редко, а когда случается, у них оказываются плоские носы, широкие скулы, черные зубы и кожа, намазанная прогорклым жиром, они привлекательны для своих соплеменников-эскимосов, но не для меня.

Я расстегнул рубашку и вытянул ноги.

— Не хочу никакой иной жизни.

— Тем более что ты можешь теперь иметь все, что пожелаешь, — заметила Клэр.

— Ах да, и впрямь могу, — сказал я. О деньгах я действительно не думал, к мысли о том, что я богат, еще не привык.

— Что думаешь делать? — спросила Клэр.

Я ответил полусонно:

— Я знаю одно местечко к северу от озера Слейв, куда человек с деньгами может снарядить настоящую экспедицию, и там есть надежда наткнуться на что-нибудь стоящее. Нужна магнитная разведка, а для нее необходим самолет или, еще лучше, вертолет. Вот на это деньги и пригодятся.

— Но ты ведь богат, — заметила Клэр. — Ну, точнее, будешь богат, когда сделка совершится. У тебя будет больше, чем у меня, когда я получила наследство от дяди Джона. А я себя никогда не считала особенно бедной.

Я взглянул на нее.

— Я только что сказал, что не хочу никакой иной жизни. У тебя есть твоя археология, у меня — моя геология. И ты прекрасно знаешь, что мы занимаемся этими вещами не из праздного любопытства.

Она улыбнулась.

— Наверное, ты прав.

Затем, внимательно посмотрев на меня, спросила:

— А что, вот этот шрам на груди, это?..

— Катастрофа? Да. В тех местах, которые скрыты от глаз, хирурги работали не особенно тщательно.

Она медленно вытянула руку и коснулась пальцами шрама. Я сказал:

— Клэр, ты была знакома с Фрэнком Трэнаваном. Я знаю, что у меня не его лицо, но если я Фрэнк, то, Бог ведает, должно же что-то от него сохраниться во мне. Ты ничего такого не замечаешь?

Ее лицо помрачнело. Она сказала неуверенно:

— Не знаю. Это случилось так давно, я была совсем девочкой. Когда я уехала из Канады, мне было шестнадцать, Фрэнку — двадцать два. Он относился ко мне как к маленькой сестре, и я в действительности не знала его. — Она покачала головой и повторила: — Не знаю.

Ее пальцы все еще оставались на моей груди. Я обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Не огорчайся, на самом деле это не имеет никакого значения.

Она улыбнулась и прошептала:

— Ты абсолютно прав, это не имеет значения. Меня не интересует, кто ты и откуда. Для меня ты — Боб Бойд, и все.

И мы стали целовать друг друга, как безумные. Ее рука оказалась под моей рубашкой, и она притягивала меня к себе все ближе и ближе. Внезапно раздался шипящий звук — афф! — это стакан с виски опрокинулся в костер, и к небу взметнулся большой язык желто-голубого пламени.