— Где ты, саго[5]? — спросила женщина, поглаживая его по бедру. — Кажется, очень далеко отсюда.

Родриго тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и повернулся к ней. Марина, так, кажется, ее зовут. Она была заключенной, доставленной в Сан-Августин специально для развлечения солдат. Неумытая, одетая в простое домотканое платье, женщина источала самое, что ни на есть земное очарование и отлично подходила его настроению.

Родриго усмехнулся и легонько шлепнул ее по заду.

— Нет, любовь моя, я был бы последним дураком, если бы покинул тебя.

Завсегдатаями таверны были свободные от службы солдаты и моряки, но иногда приходили и местные. Несколько корабельных юнг, одетых в лохмотья, сгрудились под шаткой лестницей и играли в кости.

— Тогда о чем же ты думал?

Родриго пожал плечами и сделал из чаши глоток молодого невыдержанного вина и попытался подыскать спасительный ответ.

— Завтра мой корабль отплывает в Номбре-де-Диос. Там мне предстоит занять должность казначея.

— А, — отозвалась Марина, прижимаясь к нему. Ее маленькие, остро торчащие груди не оставили его равнодушным. — Тогда мы должны насладиться этой ночью, ведь так?

— Да, — Родриго под столом задрал ей юбку и погладил ногу. — Мы определенно должны насладиться…

— Я не жульничал! — послышался возмущенный голос из-под лестницы. — Я бросил семь, а если кто-то говорит, что это не так, то он чертов лгун!

Родриго, заинтересовавшись, на минуту прервал свое развлечение и решил понаблюдать за маленькой драмой, разыгравшейся между юнгами.

— Да не было у тебя никакой семерки, — закричал другой мальчишка. — Я видел это собственными глазами. У тебя выпало четыре и три, а это восемь.

Ребята расступились, и теперь Родриго хорошо видел обоих спорщиков. Один был плотный мускулистый крепыш лет двенадцати, второй — высокий жилистый паренек с торчащими из-под вязаной шапочки рыжими волосами.

— Да кто тебя учил считать? — спросил высокий. — Я правда бросил четверку и тройку, а это семь.

— Восемь! — закричал другой, толкая высокого. — И я не лгун, забери свои слова обратно!

— Семь! И ты не лгун, а просто глупец!

Два парня сцепились и превратились в клубок из кулаков и режущих ухо ругательств. Со всех сторон неслись слова одобрения, их компаньоны рассыпались, освобождая для драчунов место.

Родриго увидел, как голова высокого дернулась назад, когда соперник ударил его кулаком в лицо. Из носа брызнула кровь, шапка слетела с головы, открыв копну безжалостно и неумело остриженных ярко-рыжих волос. Но это нисколько не испугало высокого паренька. Он ударил своего соперника в живот, а когда тот упал, бросился на него. Мальчишки катались по грязному полу, натыкаясь на стулья, столы и посетителей, которые не успели убраться с дороги.

— Вот дьяволята! — воскликнула Марина и подобрала юбки, чтобы не мешать дерущимся. — С меня довольно, Родриго. Пошли!

Но Родриго не слышал ее. Он встал и пошел через комнату к дерущимся юнцам. То, что началось, как небольшое развлечение, становилось опасным. Он в изумлении посмотрел на высокого мальчишку, который, сидя верхом на противнике, бил его кулаками по лицу.

— Иисус Христос, — пробормотал Родриго, хватая парня за обтрепанный воротник и направляясь со своей жертвой к двери, не обращая внимания на отчаянные крики Марины.

Оказавшись на улице, Родриго буквально заревел:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Энни провела рукавом по лицу, вытирая кровь, что еще капала из носа.

— Доказываю, что я могу быть мальчишкой.

Он зашагал по улице к дому своих родителей.

— Из всех идиотских сумасшедших…

— Родриго! — Энни бежала вслед за ним. — Я одурачила всех в таверне. И даже вас. Для начала. Мой план работает! Не бросайте меня.

«Ради Бога, Филипп, — взмолился про себя Родриго. — Что мне, черт возьми, делать с твоей дочерью?».

Он начал обдумывать варианты. У семьи Бискайно есть связи с торговым домом в Севилье. Они могли бы воспитывать Энни как настоящую леди. Или монастырь, а потом, возможно, раннее замужество…

Они пришли домой. Родриго остановился и внимательно посмотрел на девушку, лицо которой было освещено призрачным светом, исходившим от звезд и луны. Как это она может быть такой упрямой, и как ей удалось сбить его с толку? Глаза, в которых светится столько боли, которые с такой настойчивостью взывают к нему, следовало бы объявить вне закона.

— А кто сказал, что я бросаю тебя? — выпалил он неожиданно для самого себя и подтолкнул ее к колодцу с водой. — Давай-ка умывайся и отправляйся спать. На рассвете мы отплываем в Номбре-де-Диос.

Лондон, 1570 год.

— Господь всемогущий! — голос королевы эхом отозвался в присутственной палате.

Члены совета вздрогнули, все как один.

— Как они смеют? Как они смеют идти против меня и пытаться посадить на мой трон эту потаскушку, мою кузину?

— Но войска Вашего Величества подавили восстание на севере, раздавив его, как муравейник, — возразил государственный секретарь Уильям Сесил. — Вашему Величеству не нужно больше бояться шотландских католиков.

— А их главарей сейчас везут в Тауэр, как мы и договорились, — добавил сэр Кристофер Хэттон.

Елизавета бросила на него уничтожающий взгляд, а затем одарила таким же каждого из присутствующих. Все в напряжении застыли, боясь ее гнева. Все, кроме одного — Андрэ Скалия, министра иностранных дел. Прислонившись к комоду, он с интересом арбитра, следящего за заключением пари, созерцал сцену.

Увидев страх в глазах королевы, Андрэ презрительно улыбнулся. За годы долгой службы он изучил нрав и привычки своей госпожи и знал, что скоро гнев Елизаветы иссякнет, как это всегда бывало, она исчерпает запас саркастических замечаний, растоптав предварительно гордость и человеческое достоинство присутствующих.

— Все это хорошо, господа. Но, кажется, никто из вас не удосужился подумать о расходах.

Андрэ получил истинное удовольствие при виде замешательства и недоумения на лицах членов благородного собрания. За исключением Сесила, остальные представители голубой крови, окружавшие королеву, редко задумывались о практической стороне дел.

— О расходах, Ваше Величество? — робко спросил граф Бэдфорд.

Королева, растопырив пальцы, подняла руки, взывая к небесам.

— Дай мне силы, господи! — сквозь зубы процедила она. — Да, да! О расходах! Все эти годы я считаю и изворачиваюсь, чтобы сохранить казну короны. А теперь я обязана платить трем войсковым соединениям! Да я на целый год залезу в долги!

— Ваше Величество, но разве мы не можем конфисковать имущество повстанцев? — предложил Сесил.

— Да, лорд Бергли прав, — Роберт Дадли с воодушевлением поцеловал руку королевы. — Их поместья стоят целое состояние.

Андрэ уже наскучили дебаты. Он достал маленький ножичек и принялся приводить в порядок свои ногти. Пусть себе болтают. Он дождется своей очереди, а потом предложит королеве единственный разумный выход. А пока пусть другие испытывают ее терпение, предлагая свои тупые, обывательские решения.

Как это с ним часто бывало, Андрэ мысленно вернулся в далекое прошлое, к тем событиям, которые в конце концов привели его к Елизавете — единственному человеку в мире, чей острый ум и не знающие стыда амбиции вкупе с несокрушимой волей полностью соответствовали его собственным качествам.

Он был рожден в роскоши, любимый сын испанского дворянина, жившего в неаполитанском королевстве. Наследник герцогства Альбукерк, он пользовался всеми привилегиями, — от лучших учителей Сьены до превосходных мастеров охоты и верховой езды в Андалузии.

Но в тринадцать лет Андрэ потерял мать, умершую от загадочной болезни, название которой, как он понял позже — яд. Вторая жена герцога появилась почти мгновенно, словно только и ждала этого часа. И очень скоро Андрэ понял причину такой поспешности: по истечении пяти месяцев после свадьбы она родила герцогу второго сына.