Долго же его Алексей Николаевич отпускать не хотел! Петя с ним к офицерам пошел, чтобы те уговорили. Они при барине изобразили — будто бы они французы и спрашивают Петю. Тот складно отвечал, без запинок. Алексей Николаевич посмотрел и, наконец, рукой махнул.

Но просто так Петю не отпустил. Полушубком его укутал:

— Застудишься.

— Да какой же я француз тогда, — Петя оглядел себя. — Ну да ладно.

Но одежду-то теплую можно было как-то объяснить еще. А вот здоровый румянец на щеках Петю выдавал: видно, что не голодает. Пришлось драным бабьим платком обматываться и грязью мазаться, чтоб не приглядывались.

Так и ходил. Шмыгая носом, садился у костров и жалостливо спрашивал, не знают ли про такую-то часть: отстал, мол, отбился и найти не может. Вопросами донимал и много чего узнавал про французскую армию — как идут, кто где.

Ему и кудри тут помогли: французы-то, они чернявые, он походил на них немного. Говорил, что он с юга, где итальянцев много живет — вот в нем и намешано, и акцент не пойми какой. Да и мало ли кого в армии Наполеона не было, чтобы подозревать.

Пете поесть предлагали, и тут давиться приходилось: редкостную дрянь жевал, делая вид, что голоден. Горелая конина с ружейным порохом вместо соли — славно ли? Едко, горько, аж мутило.

Он про Антуана часто вспоминал. По всему выходило, что вряд ли он выжил: ни наглости, ни жестокости, ни смелости в нем не было, чтобы отыскать себе убежище и пищу. В армии-то французов давно не кормили, не было у них припасов. А все-таки Петя надеялся, что тот жив.

И за Ульянку тревожился — где же она? Искать-то было без толку совсем. Но она была храбрая, смышленая — авось, не пропадет.

Как-то шайку мародерскую изловили, Петя это надолго запомнил. Он видел, как крестьянку, девчонку почти, на бревне разложили, оприходуя поочередно — потому и незамеченными окружили их. Пленных Петя тогда стрелял сам: аж в глазах темно было от злобы. Вдруг и с Ульянкой где-нибудь так?..

***

Потом непременно сказали бы, что французская армия погибла от необыкновенной стужи. Сами французы и придумают, чтобы позору меньше иметь.

Не в морозе было дело! Зима была помощницею, но отнюдь не единственной защитницею Российской империи. Многие причины погубили армию Наполеона.

От искусного занятия русской армией тарутинской позиции пострадали французы, не имея пути проникнуть в хлебородные губернии. Из-за заслонения Калужской дороги Наполеон вынужден был идти по им же разоренной Смоленской, опустошенной и бесприютной. Не было бы победы без подвигов русских войск при Малоярославце, Вязьме и Красном. Без отчаянных вылазок партизанских партий — истребления фуражиров и подвозов, перехвата гонцов, — не упал бы дух неприятеля. И, наконец, неоценимым стал вклад народа, до последнего человека вставшего на борьбу с врагом.

Для участников войны было бы вздорным выражение: «Армия наполеоновская погибла от мороза во время отступления». Пока шли от Москвы до Березины — не более трех дней была стужа, влияние холода на неприятеля было весьма слабо. Истинно губительным стало оно во втором этапе отступления, от Березины до Немана: мороз до двадцати пяти градусов продолжался почти беспрерывно в течение трех недель. Но тогда армии Наполеона в военном смысле уже не существовало: люди скитались без начальства, без послушания, без устройства.

К Березине подошли безоружные толпы пехоты и безлошадной конницы, с ничтожным остатком артиллерии, истомленные, покрытые рубищем и тряпьем, вместо обуви окутавшие ноги соломой и мешками — таковы были остатки великой армии, завоевавшей Москву.

А между тем в штабе под руководством Кутузова разрабатывался план окружения и окончательного уничтожения неприятеля. Армиям предписывалось с юга и с севера двинуться на Смоленскую дорогу, занять все возможные переправы через реку и тем самым закрыть Наполеону путь отступления на запад.

Армия Чичагова стремительным штурмом овладела Борисовом. Казалось, задача окружения неприятеля блика к осуществлению. Уверенный в успехе Чичагов по всем окрестным местечкам разослал прокламации с приметами Наполеона: «Он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы черные, для вящей надежности ловить и привозить ко мне всех малорослых».

Однако, как бывало с ним в минуты опасности, Наполеон вновь обрел способность быстро и решительно действовать. Он поручил маршалу Удино во что бы то ни стало выбить Чичагова из Борисова, найти брод через Березину и навести мосты. Тот блестяще справился с заданием. Да и мог ли Чичагов быть бдителен! Он никогда не командовал войсками, обязанный своему назначению не полководческим талантом, а письмам к Александру Первому, в которых постоянно хулил Кутузова, которого государь недолюбливал.

Совершенно растерявшись, Чичагов принял корпус Удино за всю наполеоновскую армию и приказал очистить Борисов. Бегство было столь поспешным, что адъютанты Чичагова забыли захватить столовый сервиз главнокомандующего,  и он достался французам в качестве трофея. Чичагов очень убивался этим обстоятельством, гораздо больше, чем брошенными в городе ранеными.

Наполеон лично руководил постройкой мостов в Борисове. Стоя по горло в ледяной воде, его солдаты сумели в кратчайший срок устроить переправы, по которым остатки армии перешли на западный берег.

Алексей Николаевич обо всем этом рассказывал Бекетову, навещая его каждый вечер после перехода. Петя тоже слушал. Его-то не пускали с армией, в лагере оставляли. Обидно было, что не поглядишь.

— Ужасное зрелище это было, — барин хмурился. — На восточном берегу оставалось множество солдат из тех, что не могли уже воевать. Они все кинулись на мосты, а Наполеон приказал их поджечь. Давка началась, на обоих берегах остались мертвые тела лежать.

— А сам-то Наполеон как? — взволнованно спросил Бекетов. — Окружили ведь почти!

— Почти, — усмехнулся Алексей Николаевич. — Витгенштейн всего в нескольких верстах от него был, но не напал.

— Ну что же это! — офицер досадливо треснул кулаком по одеялу.

— Не горячись, Миш, — рассмеялся барин. — Конечно, будь ты там, Наполеона непременно схватили бы.

— Да ну тебя. Самому будто не обидно.

А после переправы еще хуже у французов пошло. Их продолжали преследовать русские войска — гнали, не давали остановиться. Они, замерзая, падали на дороге — Петя как-то на одной версте от столба до столба с сотню тел насчитал.

И русская армия страдала. Но у нее переходы были недлинные, и каждый вечер солдат ждали костры, горячий ужин и стопка вина. Берег их старик Кутузов, не вступал в напрасные бои.

Наполеон сбежал — тайно уехал в Париж с небольшой свитой, оставив армию на произвол судьбы. В начале декабря французские солдаты ворвались в Вильно, где им обещали зимние квартиры, начали грабить город. А как к нему подошли русские казаки — оставили его, бросились дальше, в Ковно. Оттуда их выбили к середине месяца, и началось бегство к границе. Первыми бежали маршалы, перейдя Неман по льду в том самом месте, где полгода назад переправлялись с надеждой на полный разгром России.

И как только решился тогда Наполеон на наступление? Как отважился идти завоевывать государство огромное, богатейшее, славящееся величием духа и бескорыстием своего дворянства, устройством и многочисленностью войск, мужеством их; государство, заключающее в себе столько же народов, сколько и климатов? То были не европейские страны, где велась по всем правилам война и ему подносили ключи от сданных городов. Здесь, в дикой и холодной России, он этого так и не дождался.

Победа была полнейшая, врага изгнали за пределы страны. Российская империя возвысилась необыкновенно, став сильнейшей державой в Европе.

Двадцать пятого декабря, в Рождество, издан был Высочайший манифест о принесении господу Богу благодарения за освобождение России. Читался он всенародно на параде русских войск.

Гусарский полк в Вильно стоял. К параду еще с ночи готовились, чтобы шли празднества по всему городу. А перед торжеством Алексей Николаевич с Петей к Бекетову зашли.