Даже делать самому ничего не надо было. Он, уже плывя в сладостной истоме, раскинулся на простынях, а Алексей Николаевич гладил его по всему телу — знал, что ему нравилось, чтобы жарко было и резковато немного, но бережно.

Петя всхлипнул тихонько, когда вытерпеть уже не мог. И захлебнулся вздохом, едва Алексей Николаевич все же прекратил его мучить и приподнял за бедра, чтобы удобнее было. Он выгибался на простынях, постанывал, вцеплялся в подушку — и видел при этом сквозь ресницы, как барин любовался им, и это еще больше заводило.

А потом он обессиленно обмяк и подкатился под бок Алексею Николаевичу, который упал рядом с ним и тут же обнял. Теперь поцелуи были ласковые, нежные. Он устроился на груди у барина, тот взял его за руку и каждого пальца касался губами. Загрубевшие они были от мороза, от работы, пахли порохом — но это ничего.

Они снова пили вино, смеялись, целовались, просто лежали рядом. А платить пришлось не за полдня в комнате, а еще и за всю ночь.

Часть III

Годы 1813-1815

В январе тысяча восемьсот тринадцатого года русские войска вступили на территорию Пруссии и герцогства Варшавского. Фактически война продолжилась еще в декабре, когда Витгенштейн заключил сепаратное перемирие с пруссаками и, преследуя наполеоновского маршала Макдональда, вошел в Восточную Пруссию. В конце декабря отряды Витгенштейна подошли к Кенигсбергу и взяли его на другой же день без боя. Позднее прусские регулярные части стали действовать вместе с русскими против французов.

Первого января войска под командованием фельдмаршала Кутузова тремя колоннами пересекли Неман в районе Меречи. Начался Заграничный поход русской армии.

К концу января русские мирно заняли Варшаву. Оставившие ее австрийские войска ушли на юг, в Краков, прекратив таким образом участие в боевых действиях на стороне Наполеона.

Тот же, вернувшись в Париж, приступил к организации новой армии взамен уничтоженной в России. Досрочно были взяты юноши, надлежащие призыву только к восемьсот четырнадцатому году, также граждане старших возрастов. Несколько полков он отослал из Испании. Немало войск собрал по гарнизонам, многие категории лишил отсрочек, перевел матросов в пехоту. Но ясно было, что эта, в спешке собранная и необученная армия, не сравнится с уничтоженной в России, и былого величия уже не вернуть.

В апреле он выехал к войскам на границу Франции, двинулся оттуда в Саксонию. В это же время в небольшом силезском городке Бунцлау тяжело заболел Кутузов. Государь Александр приехал проститься с ним. На другой день после их разговора фельдмаршала не стало. Будучи в преклонном возрасте, имевший в прошлом тяжелые ранения, он уже больным продолжал командовать армией — не давая себе отдыху, в сырую и  ветреную погоду.

Его смерть несколько дней скрывали от войск, отдавали приказы от его имени, чтобы не допустить падения боевого духа. Тело его повезли в Россию. На всем пути люди встречали траурную процессию в скорбном молчании, опускались на колени и склоняли головы перед гробом. Погребен Кутузов был в Казанском соборе, и после троекратных залпов ружейных и пушечных выстрелов над Петербургом поплыл траурный звон колоколов.

Он выступал против плана государя Александра преследовать Наполеона в Европе, требовал для армии более продолжительного отдыха и выражал сомнения в нужности новой войны. Государю, однако, не терпелось стать победителем Наполеона. Но прав оказался мудрый старик Кутузов: кампания шла ценой больших жертв для русских войск.

Новый главнокомандующий генерал Витгенштейн в начале мая нанес удар по французским корпусам, растянутым на марше. Наполеон быстро перешел в контрнаступление, однако его потери в сражении оказались в два раза больше, чем у союзников.

В следующем бою французская армия вновь понесла большие потери, но союзники были вынуждены отступить на восток. Государь Александр заменил главнокомандующего Витгенштейна на более опытного Барклая-де-Толли.

Преследуя русскую армию, войска Наполеона совершенно расстроились, солдаты утомились от боев, от недостатка снабжения. В начале июня заключено было перемирие, продлившееся до августа.

Позднее сам Наполеон назвал его величайшей своей ошибкой. Если сначала войну вели одна России и Пруссия, то за лето в коалицию вступили Англия, Австрия и Швеция, и перевес в силах окончательно перешел на сторону союзников.

Боевые действия возобновились приказом Наполеона маршалу Удино взять Берлин. Отпор пруссаки дали сами, что вызвало необычайный патриотический подъем.

Были у союзников и неудачи, и поражения. Но стратегическое положение Наполеона к осени ухудшилось: от изнуряющих маршей и плохого снабжения он потерял много солдат.

Сентябрь прошел без крупных сражений, не считая очередной неудачной попытки французов взять Берлин. На три недели в боевых действиях наступила передышка: противники собирались с силами и совершали вылазки друг против друга небольшими отрядами.

...Петя сладко потянулся и плотнее закутался в одеяло. Ему давно привычна была узкая, страшно неудобная и жесткая походная койка. А уж днем задремать после перехода, когда до рассвета подняли — и вовсе одно удовольствие.

Да он и в седле спать научился на зависть новобранцам, которые мучились и глаз сомкнуть не могли. А дело нехитрое, нужно-то всего сквозь сон лошадь чувствовать и поводья не отпускать. Но на койке лежа все равно лучше.

Он год уже был в лагере, год воевал и совсем сроднился с неустроенным армейским бытом, подзабыл даже, что по-другому бывает. Судьба-судьбишка, занесла из дворового в любовники гусара, завела аж в Саксонию. А до того Польшу видел, Пруссию, другие германские княжества.

И везде по-разному люди жили. Пете было любопытно, он в каждой деревне не просто на койку валился, а с жителями говорил, спрашивал. По-немецки и по-польски выучился — не то чтобы все разумел, но объясниться мог. Ко всем офицерам приставал, чтоб непонятное объясняли, замучил их. А он всякий день так: в деревне остановятся — все отдыхать идут, а он смотреть, а потом возвращается и донимает расспросами. Смеялись, какой же он неугомонный, удивлялись ему.

А для Пети тут и началась жизнь настоящая — интересная, опасная. Он и представить себе уже не мог, как это — весь свой век на одном месте просидеть. Со скуки помереть можно! А тут — новое каждый день, неизведанное.

Он потому и запоминал все, что знал — не увидит больше. Закончится война, победят Наполеона, и вернется он с Алексеем Николаевичем в именье. Как представлял его — нищее, сожженное, — горько и обидно становилось. После всех приключений, путешествий — на развалины, снова дворовым стать.

Петя вздохнул и нашарил плотно набитый кошелек на поясе. Он давно уже спокойно с убитых добычу собирал. Подумаешь, мертвые, им-то без надобности. В кошельке монеты были и несколько украшений. Он особенно ценил серебряные сережки с зелеными камушками, которые у одного кирасира нашел: задорого продать можно будет.

Петя это не просто так собирал. Он выкупиться хотел. Не сейчас, конечно же, а после войны. Пока смелости не было Алексею Николаевичу сказать: вдруг посмеется только и откажет? Да и все равно денег не хватало. А сумма известная — четыреста рублей обычно просили. Много это: за три рубля корову можно купить, если торговаться уметь, конечно.

Это государь Александр всего десять лет назад указ ввел, который разрешал освобождать крестьян с землей. Но ведь известно как: помещикам-то не хочется холопов отпускать, вот и требуют дорого, иногда столько, что за всю жизнь не соберешь. Потому мало очень крестьян имели средства выкупиться.

А деньги-то все равно Алексею Николаевичу отдавать, ему пригодится, чтобы именье отстраивать. Петя хотел выкупиться, как они вернутся. Но ведь никуда не ушел бы от него.

Здесь-то, в армии, и не вспоминал никто, что он крепостной. Только самому было тягостно: вот хоть и любили его среди офицеров, свой был он в компании, а все одно равным с ними не станет никогда. И в гусары не попадет, в них дорого служить. И в офицеры не произведут без документов о дворянстве. Они ведь помещики, а он дворовый.