Самое интересное: большинство местных жителей светловолосые и голубоглазые. Такими же были и матушка, и бабушка, да и тетушка немногим от них отличается. А вот мы: и я, и Дая, и Эри — мы все уродились чуть иными. Говорят, кто-то из дедов был темноватый. Сердцеед, по воспоминаниям, был еще тот!
Что я ненавидела — так это свои руки, вернее, кисти рук. Они постоянно болели — натруженные, раздавленные от работы, вечно покрасневшие, распухшие от бесконечных игольных уколов да от постоянного мытья, стирки, копания в земле, ухода за животиной, уборки в хлеву… Оттого-то я и старалась их постоянно прятать под длинными рукавами, чтоб людей не пугать. Видела однажды, как Вольгастр брезгливо поморщился, глядя на них. Как я завидовала поселковым девушкам с красивыми пальцами! Пусть и у них руки были натружены, но не до такой же степени! Марида постоянно приводила в порядок мои руки, однако этого хватало ненадолго. Через короткое время все повторялось, и я снова шла к ней с теми же бедами: нарывы от уколов иглой, сбитые ногти, болезненные трещины, раздутые пальцы. Правда, Марида утверждала, что стоит мне дать своим рукам роздых и несколько дней покоя, как они станут такими же, как у остальных: пусть натруженными, но не красными и распухшими! Увы, но покоя мои руки так и не получили. Отдых — это, конечно, хорошо, только вот работать-то кто будет? Семью содержать? За матушкой ухаживать? Сестрица ничего не умеет, а ее бездельник даже пальцем не шевельнет!
Усмехнулась, вспомнив свою давнишнюю детскую мечту: мне всегда хотелось носить на пальце перстенек, такой же красивый, какой был на пальце у матушки! Тот перстень передавалось в нашей семье из поколения в поколение. Золотая полоска, напоминающая свернутый стебелек вьюнка… Говорили, что какой-то наш предок привез это кольцо из дальних заморских стран. Может, тот перстенек не стоил уж очень дорого, но был на редкость красив и мне нравился. Сейчас, после смерти матушки, его носила сестрица.
Ну, раньше мне было строго-настрого запрещено даже смотреть на украшения (бабушка твердила: да кто ты, мол, такая, дрянь и бездельница, чтоб тебе еще и золото на себе носить?!), а потом уже на мои раздавленные постоянной работой пальцы не налезало ни одно кольцо из тех, что лежали в шкатулке с нашими семейными драгоценностями. Я пробовала как-то примерить на свои толстые пальцы кольцо большого размера в поселковой ювелирной лавке, но лучше бы я этого не делала! Стыдно вспоминать о той картине, что предстала тогда перед моими глазами… А у юной жены Вольгастра руки наверняка красивые, с длинными тонкими пальцами… И кожа на руках куда более гладкая, приятно прикоснуться, не то что к моим грубым, в мелких трещинах и ссадинах… Эх, не стоит об этом думать, расстраиваться лишний раз!…
— Лия, ты что убежала? Из-за моего, что ли? — в комнату зашла сестрица — Да не обращай на него, на дурака, внимания — ты же знаешь, он всегда такой! Говорит не подумав, но вообще то он добрый! Лучше ответь: где ты была? Я где только тебя не искала: и на речке, и околицы — все обошла, даже на кладбище заглядывала — думала, ты там, у могилы матушки!
— Мне просто хотелось побыть одной. — Я отошла от зеркала — Иногда человеку нужно посидеть в тишине, подумать в одиночестве.
— Да уж, — хмыкнула Дая — подумать тебе надо было! Причем давно.
— Дая, как ты считаешь: может, мне стоит уехать на какое-то время?
— Вообще-то мысль хорошая… Вот только, Пресветлые Небеса, куда?
— В Стольград, к тетушке. А хочешь, поедем вместе?
— Ты что, всерьез думаешь, что тетушка нам обрадуется? — насмешливо спросила Дая. — Мы нужны ей примерно так же, как нашей собаке — стригущий лишай! Ты и одна не очень-то обрадуешь ее своим появлением, а уж если мы заявимся вдвоем!…А тем более — втроем, я же замужем! А без своего мужа я никуда не поеду!
— Дая, девочка моя маленькая! — Я подошла к сестрице и стала гладить ее по голове — всегда так поступала, еще с тех пор, когда она была маленькой. — Дая, гони ты его от себя в три шеи! Ты же у меня красавица, умница! Ну, подумай сама, зачем он тебе нужен? Грубиян, хам, лодырь! Он же никого, кроме себя, не любит! Тебя ценит ниже ломаной медной монеты! Ты же с ним несчастна, малышка моя милая! У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на ваши распри! Как он появился в нашем доме — так сразу скандалы и недовольства пошли! Что, разве хороших ребят у нас в Большом Дворе нет? Найдешь себе куда лучше этого… своего мужа!
Дая отстранилась от меня и подошла к окну. Какое-то время она молча смотрела в окно, явно собираясь с мыслями, а затем, повернувшись ко мне, заговорила, и, судя по ее тону, она была рассержена сверх меры:
— Лия, это же самое, но чуть раньше, я могла бы сказать тебе, но ведь я же к тебе со своими советами не лезла! Но уж раз ты начала этот разговор… Грубиян, хам, говоришь? А твой Вольгастр — он разве лучше? Мой хоть брякнет сразу, о чем думает (если он вообще думает, конечно!), а твой бывший как лис хитрый — словами стежки плетет, своего добиваясь. Погоди, он тебе еще плакаться начнет, что женился из-за ребенка, а любит лишь свою Лию — и боюсь, что у тебя, разини, еще может хватить ума уши развесить! Он далеко не дурак: не захочет ни платить тебе отступные, ни возвращать назад уже полученное! Говоришь, мой — лодырь? А твой что, разве не такой же? Этому кобелю Вольгастру только бы мотаться невесть где, лишь бы от дома подальше! Да если бы ты не сыпала им золото без счета (заработанное, между прочим, для нашей семьи!), так твой бывший со всей своей семейкой давно бы форсу поубавил — толку в торговле от него чуть, а гонору выше крыши! Моему хорошей еды и одежды хватает, он больше ничего и не просит, а твой на наши денежки погулял от души, да еще и семью будущей жены содержал полгода, деньги им скидывал, пыль в глаза пускал — вот, мол, какой я богатый да щедрый жених! Как ты думаешь, на чьи деньги он себе шумную свадьбу справил? А на что сейчас гуляет? На доходы от своей так называемой торговли? Да куда ему, бестолковому, столько заработать! Торговля — не его занятие, только вот до его семьи это еще не дошло! Считают, что ему или не везет, или нет удачных сделок… Неужели ты все еще не поняла, то гуляет он на то золото, что взял у тебя?
— Неправда! — закричала я, — Это неправда!
— Правда! Жаль, что ты этого еще не поняла! Мой-то, хоть и балбес, зато как мы согрешили, меня сразу в храм повел, а твой время тянул-потягивал, не хотел жену себе на шею сажать, в свободе себя ущемлять!
— Нет! Если бы не его мать…
— Никакая мать бы не помешала, любил бы тебя по-настоящему, а не на словах, или хотя бы чуть дорожил тобой. Зачем вам эта свадьба нужна? И без нее бы прекрасно обошлись! Не больно он мать спрашивал, когда все же жениться решил, хитрозадый!
— Дая!
— Что, Дая? Я сегодня, так же, как и ты, переволновалась, издергалась, могу высказать все, что на душе накипело! И все твой бывший виноват! Тоже мне, нашла себе друга сердечного! Ни кожи, ни рожи, один гонор! Мой-то хоть красавец писаный, красивей по всему свету ищи — не найдешь, душа радуется, на него глядя, а у тебя что? Да обычный мужик, глаз не на чем остановить, только и умеет, что улыбкой сиять по сторонам, охмуряя таких дур, как ты! Говоришь, я красива и при желании быстро найду себе другого? А сама разве хуже? Отчего же ты никого себе не ищешь, а? А все оттого, что мы с тобой похожи не только внешне, но и в душе одинаковы, обе как вдолбим себе в голову что-то, так нас уже не свернуть. За своего мужика, каков бы он не был, стоим горой! Так что не надо тебе меня поучать! Кое в чем в этой жизни я разбираюсь лучше тебя!
Я растерянно молчала. Меньше всего я ожидала слышать такую отповедь от младшей сестры. А та разошлась и не останавливалась:
— Лия, знала бы ты, как мне тебя жаль! Мой, говоришь, ценит меня ниже медной монеты? Зато твой бывший оценил тебя куда как высоко — опозорил перед всем поселком! Неужели раньше нельзя было как-то поговорить, объясниться? Больше двух лет тебе голову дурил! Ты всю жизнь работала, не разгибаясь, пару лет его семейку, можно сказать, содержала, на него надышаться не могла — и, думаешь, он это оценил? Ага, как же! Твою заботу воспринимал как должное. Хорошо, что у тебя хоть на одно ума хватило — ожерелье его сняла! А то я боялась, что будешь с ним носиться, как курица с яйцом, не выпуская из рук, да еще и горько рыдая при этом!