Какая ветка? Откуда ей взяться? Никакого дерева у нас под окном не было. С трудом, оторвав взгляд от работы, я взглянула в окно. Что-то белое царапало по стеклу. Ничего не понимаю! Здесь слишком высоко, да и на дворе сегодня уж очень ветрено, чтоб так дурачились местные ребята. Действительно, что-то тонко, безостановочно стучит, скребет в окно, причем звук получается уж очень неприятный! Просто мороз по коже! Делать нечего, пришлось подходить, рассматривать.
В первую секунду я ничего не поняла, а, рассмотрев, обмерла, не в силах пошевелиться. Ледяная белая кисть руки, больше похожая на лапу, с длинными кривыми когтями, царапала по гладкому стеклу. Без сомнения, это была кисть живого существа. Я рассмотрела даже состоящую из крохотных ледяных иголок шерсть на тыльной стороне ладони; кривые, острые, как бритвы, когти… Стоило мне подойти к окну, как лапа перестала елозить по стеклу, и, сжав пальцы в кулак, оставив торчащим лишь указательный, покачала им из стороны в сторону, как будто запрещая мне что-то делать. Затем, погрозив на прощание, лапа исчезла. Сказать, что я была испугана — значит не сказать ничего. Еле добрела до табурета — ноги не держали. Здесь и думать нечего: этот ужас явился ко мне из-за заказа ведуньи! Бросать надо эту работу, бросать, не раздумывая и поскорей!
— Лия, что там такое стучало? — раздался голос матушки.
— Да так, ерунда… Ветер ветку принес. Она за что-то зацепилась, вот и стучала. А сейчас ее тем же ветром снесло…
— Доченька, а почему ты кружево плести перестала? Продолжай, я люблю смотреть на тебя за работой. Не по себе мне сегодня. И не спится… Поговори со мной…
Поневоле пришлось снова браться трясущимися руками за работу, успокаивать матушку. В ту ночь я так и не сомкнула глаз. К рассвету, работая с лихорадочной скоростью, мне удалось сплести больше четверти сложного рисунка. Я и без того работаю быстро, но тогда!.. Не знаю, как я была способна на такую немыслимую скорость в работе…
День, следующая ночь, и еще день прошли спокойно, если не считать того, что при каждой свободой минутке я бросалась к незаконченному кружеву, пытаясь как можно быстрее справиться с необычным заказом. Ну, а на ночные стуки, стоны, царапанье, мерзкое хихиканье и шорохи за окном я старалась не обращать внимания. Мне осталось уж не так и много доделать к третьей ночи и я понадеялась, что никогда больше не увижу явившейся ко мне наяву ночной жути. Даже размечталась, что если успею закончить работу до утра, то мне удастся поспать хоть часок.
Увы, но мои ожидания не оправдались. Когда к вечеру на улице снова стал страшно завывать ветер и в окна с невероятной силой захлестала снежная крупа, я уже знала, чувствовала, что покоя в эту ночь мне не будет. Впрочем, и без того на улице все эти дни стоял пронизывающий холод, пробирающий до костей. Как-то уж очень внезапно, после ненастья и дождей, пришло сильное похолодание.
Когда ночью я опять услышала стук в окно, то даже не стала смотреть — страшно было вновь увидеть жуткую лапу. Да к тому же это была уже третья ночь без сна, и меня от усталости охватило непонятное отупение. Может, в этом была вина кружева, что я плела, но вдруг стало глубоко безразлично, что творится там, за окном. Главное — не смотреть. Когда не видишь, то не так страшно. Однако стук продолжался, и был другой, как будто в окно уже не просто царапали, а стучали, да еще и скребли, будто железом…
— Лия, да что там такое?
Пришлось вставать, идти к окну, откидывать занавеску. О небо! На меня из белесой снежной мути за окном глянуло страшное серое лицо, то ли человечье, то ли звериное, с бездонными черными провалами на месте глазниц и рта. Безглазые пятна замораживали даже сквозь стекло, лишали последних сил и воли. Холод прошел в самое сердце, стал сковывать руки, ноги… Хотелось упасть, забыться, уснуть…
— Доченька, так что же там такое? Мне страшно!
Голос матушки вырвал меня из ледяного дурмана. Схватив заранее припасенную холстину, я, стараясь не глядеть на улицу, завесила окно. Взяв склянку с сонным зельем, одну из тех, что матушке постоянно приносила Марида, вытряхнула из нее побольше в чашку с водой.
— Выпей, успокойся. Непогода на улице, метет со страшной силой. Дрянь всякая по ветру летает… Оттого тебе и плохо…
Матушка покорно выпила зелье, но уснула не сразу, а долго еще держала меня за руку. Да и уснув, она вздрагивала всем телом, безотчетно пытаясь спрятаться под одеялом. Осторожно убрав свою руку из подрагивающих рук матушки, я подошла к окну. Как холодно в комнате… А ведь я на две печи в доме сожгла сегодня вечером не одну вязанку дров…
Стук продолжался, он становился все сильнее и требовательнее. Сдернув холстину с окна, я снова посмотрела в окно. Там, за стеклом, крутилось уже не одно лицо, а три. Три пары безглазых чудищ… Забарабанили еще сильнее. Интересно, а почему они лишь стучат? Та, снежная лапа, тоже лишь царапала по стеклу, так же лишь грозила, пугала меня. Объяснение было лишь одно: по какой-то причине ничто из этой нечисти не может войти внутрь.
— Уходите отсюда! — собравшись с силами, сказала я лицам за окном. — Здесь вам нечего делать! Убирайтесь туда, откуда пришли, и не смейте больше пугать ни меня, ни моих близких. Ну, а я вас не боюсь! Если бы боялась, не взялась бы за заказ или бросила б его пару дней назад!
Снова занавесив окно холстиной, принялась доделывать работу. Несмотря на то, что в комнате было жарко натоплено, мне было холодно. Мороз пробирал до костей. Совсем плохо гнулись пальцы, тело было как деревянное, голова тяжелая, глаза слипались. Очень хотелось забраться на печь, под теплое одеяло, и уснуть. Спать, спать, спать… Но передо мной лежала неоконченная работа, и ночные страшилища пришли как раз для того, чтоб она так и осталась незавершенной. Вздохнув, я продолжила работу, но скорее по привычке не оставлять незаконченных дел, чем из желания противостоять страшным лицам. Стук в окно продолжался, но стал много тише и реже, как будто стучали скорее по обязанности, чем желая напугать по-настоящему. Я уже не обращала внимания на дребезжание оконного стекла. Отчего-то знала, что сюда им, этим чудищам, не пройти. Хотелось лишь одного: побыстрей закончить начатый труд и навсегда позабыть о нем.
Работу закончила лишь к рассвету. Впрочем, рассвета в тот день будто и не было. Так, мутная серая хмарь, да завывающий ветер, с размаха бросающий во все стороны острые снежные иголки. Марида не шла, а мне очень хотелось как можно быстрей избавиться от ее заказа. Надо отнести ведунье кружево, тем более, что уже идет четвертый день, и мне следует поторопиться, а то мало ли что… В каком она была отчаянии, когда просила меня сплести это кружево (или как там оно правильно называется)…
Но какая все же красота получилась! Сняв изделие с валика, подержала его перед собой. Готовое кружево переливалось дивным блеском и чуть сияло даже в тусклом свете лучины. Не поверите: от него даже светлые блики по стенам идут! Глаз не оторвешь! Нет, я все-таки молодец! Не привыкла себя хвалить, но сегодня особый случай. За такое время, да с таким сложным узором, никто из моих знакомых мастериц, пожалуй, не справился бы. Но лучше поскорей сбыть с рук эту красоту, хватит с меня, насмотрелась на нее за эти дни! Еще, не приведи того Всеблагой, в дом к нам чудища заявятся — с них станется… Одевшись, и сунув под шубу завернутое в пергамент кружево, я направилась к ведунье.
На улице крутило и мело так, что не видно было вытянутой вперед руки. Сквозь пургу невозможно разглядеть даже соседних домов. За одну ночь намело большие сугробы, превратив все вокруг в огромное снежное поле. Такой страшной непогоды я не видела ни раньше, ни позже… Мало того, ветер сбивал с ног, острая ледяная крупа раздирала лицо, так вдобавок ко всему еще стоял совершенно немыслимый мороз. Достаточно сказать, что позже, уже по весне, выяснилось, что и в поселке, и в округе вымерзла часть деревьев…
Дорога под снегом обледенела, стала как гладкий каток. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Но я настолько часто ходила к Мариде, что могла найти дорогу даже в такой пурге, хотя дорогой это назвать было никак нельзя. Снега за одну ночь навалило куда выше колена, да и сейчас мело без остановки… Под жуткие завывания ветра я брела, спотыкалась, падала, вновь поднималась, и брела дальше, мечтая об одном: лишь бы побыстрее оказаться в теплой избушке ведуньи.