В мире людей ко лжи мы относимся ещё проще, тут главное не навредить, не делать это ради корысти и всегда думать о последствиях. Но, по большому счету, врем много, одухотворенно и талантливо. Потому как, если узнают кто ты такой, то уже на следующий день выстроится очередь за благословением, лечением, просто посмотреть и прочее. Не то чтобы мы не помогали окружающим, просто предпочитали это делать так, чтобы человек сам пришел к правильному пути. Нет ничего хорошего, когда нищему кладут в руку деньги и говорят: 'Купи всё, что нужно!' Возможно, он и купит, но уже на следующий день пойдет просить милостыню вновь. Разве это помощь? Редко, когда бывает, что так. Человек сам должен захотеть, что-то изменить и никто, никакие деньги не сделают это за него.

Но, что-то я отвлеклась.

— А никто не знает потому, что ни для кого ничего и не было, — говорит Император, я непонимающе смотрю на него. — Стоило нам ступить на Северные берега, разбить лагерь, как пришли Они. Если бы я знал, чем это обернется, то ни за что не отдал приказ атаковать. Но, я был молод, излишне горяч, и чужаков воспринял, как тех, кто решил встать на пути у Императора Солнца, — и вот ещё один тяжелый вздох, вырывается из груди Императора. — Боя не было, — коротко говорит он. — Половина моих воинов упало замертво, стоило чужакам взмахнуть рукой. Вторая половина, испуганно замерев, была готова бежать хоть вплавь. Я почувствовал, как у меня на шее, смыкается стальное кольцо, не дающее сделать и вдоха!

Император ненадолго замолчал, смотря куда-то вдаль. Я тоже молчала, стараясь не мешать его сосредоточению.

— Я умирал, — в полнейшей тишине, сказал он. — Будучи молодым, мне казалось, что умирать не страшно. А умереть в бою — это честь, но смерть есть смерть, будь ты молод или стар — это всегда страшно, грязно и уродливо. Звериный страх наполнил меня и вот, когда я уже с трудом мог понимать, что происходит, кольцо на моей шее исчезло. С трудом откашлявшись, я смог разлепить опухшие веки и увидеть, как надо мной возвышается Он — северянин. Гордый и непреклонный, пронизанный неведомой мне мощью, его белоснежные волосы развевались на стылом ветру, а глаза смотрели так, словно в них давно застыла вечная вьюга.

— Что ты сделал, скажи мне? — спросила я, заметив, как вновь мысли Императора уносятся куда-то в далекое прошлое.

— Я, — тяжело сглотнул он, — отдал им свое не рожденное дитя, — сказал, закрывая глаза широкими ладонями. — Тогда — это казалось правильно! Они вернули к жизни моих людей и позволили уйти, в обмен на то, что когда у меня будет дочь и она достигнет зрелости, то я отдам одному из них её в жены! Так было правильно, тогда мысль о мифическом ребенке совершенно не трогала меня, и…

— И они не дали тебе умереть, — без толики осуждения, сказала я.

— Я, я…

— Не оправдывайся и не грызи себе душу прошлым, что было, того уже не будет и изменить ничего нельзя.

Император как-то странно посмотрел на меня и кивнул головой. — Ты так молод, а говоришь, как мудрец…, — себе под нос пробормотал мужчина.

— Возраст для Даосцев понятие несуществующее, — сказала так, чтобы Император сам додумал то, что имела ввиду. Ни к чему ему знать мой настоящий возраст, пусть думает, что я стара, так ему будет проще. Люди, отчего-то, наивно полагают, что старик проживший, как беспутный пянчужка или гуляка, на порядок умнее молодого человека старающегося развивать себя потому, что он старик. Глупость какая, много ли надо ума, чтобы ежедневно хорошо питаться и более менее следить за здоровьем, чтобы дожить до благородных седин?

Император кивнул в знак согласия, и продолжил:

— Моя первая жена умерла в родах, подарив мне сына, — сказал он. — Не скажу, что горевал по ней, мы не любили друг друга. Но, то, что родился сын, очень обрадовало меня. Потом, был ещё один брак и снова сын, затем ещё один и, когда я уже и думать забыл о данном слове, у меня родилась дочь…Я долго уговаривал себя, не привязываться к ней, а в результате люблю больше, чем любого из моих детей и…я не могу ни нарушить слова, ни отпустить её одну. И в то же время, брак будет династическим, а стало быть, дети Иолы и Северянина будут наследными принцами Империи Солнца. Не первой очереди, конечно, но что им стоит подвинуть эту очередь, если они умеют убивать и воскрешать армии взмахом руки?

'Ах, вот оно что', мысленно хмыкнула я. 'Лживый поганец, на дочь то тебе плевать, уж я-то вижу, как молчит твоя аура, когда говоришь о ней, но вот, стоило тебе начать думать о судьбе своей страны, и аж засветился весь!'

'Не суди его, Дайли', возникает в мыслях, голос Сэ'Паи Тонга. ' Помни, у каждого свой путь. Пусть он плохой отец, но от него зависят жизни людей, что живут в Аире и пока, он неплохо справлялся'.

Не могу не признать правоту учителя и киваю, нашим общим мыслям.

— Чего ты хочешь? — чуть жестче спрашиваю я, и от Императора не скрывается перемена в моем голосе. Он испуганно смотрит на меня, не решаясь продолжать разговор какое-то время. — Хочешь, чтобы Дао Хэ следил для тебя за Северянами? Хочешь, чтобы Я — Тень, убила тех, кто решиться стать тебе врагом? Этого хочешь? Так знай, Император Солнца, всё, на что можешь ты рассчитывать — это помощь твоей дочери и её свите. Если я почувствую реальную опасность для Аира, которая будет не сопоставима с убеждениями Дао Хэ — я вмешаюсь. Но, запомни, Император, — выплевываю это слово ему в лицо, — ты сам обратился к нам, и должен был знать, что теперь от тебя ничего не будет зависеть. Не пытайся меня контролировать, — говорю я, и позволяю Тени выглянуть из глубины моих глаз, — никогда не пытайся, — Император резко бледнеет и становится похожим на недавно умершего.

'Какая же ты', возмущенно ворчит Сэ'Паи Тонг, ' прямолинейная! Ничто тебя не исправит'.

'Он по-другому не поймет. Да, и сейчас-то, не понял'.

'Вижу. Но, ты все равно отправишься в это путешествие', — немного грустно, говорит он в ответ.

'Зачем? Нет ни единой причины, помогать ему'.

'Дело не в нем, а в тебе'.

Вот и поговорили. Больше учитель ничего не скажет и в подтверждении этого, Сэ'Паи покидает мой разум.

— Мы приняли решение, — после несколько затянувшейся паузы, говорю я. Император беспокойно всматривается в мое бесстрастное лицо, пытаясь угадать ответ. — Я отправлюсь с твоей дочерью, — он облегченно выдыхает, — но, постарайся не забыть о том, что я сказал тебе.

Император о чем-то задумавшись кивает, но я вижу, мои слова не достигают цели. Он все ещё считает, что найдет способ манипулировать мной.

— Позови принцессу и представь меня ей, — коротко бросаю я, борясь с желанием схватиться за горло, которое от такой продолжительной нагрузки начинает ощутимо побаливать.

— Как ты хочешь, чтобы я представил тебя своей дочери? — неожиданно спрашивает Император, поднимая правую руку у себя над головой, и дергая один из многих шелковых шнурков, висящих таи, опутывая Дворец точно змеи. Это сигнальные нити, император выбирает нужный, дергает, и необходимая персона несется со всех ног под его ясные очи.

— Как и всем, но постарайся, чтобы она считала меня кем-то, кому можно доверять. Кем-то, кому ты доверяешь чуть больше, чем остальным.

Император лишь коротко кивает, и мы остаемся ждать, когда же придет та, из-за которой, собственно, весь переполох.

Через несколько долгих минут, которые длятся в абсолютной тишине, раздается короткий стук в дверь. Я тут же поднимаюсь на ноги, и едва не согнувшись до земли, замираю в раболепном поклоне. Император дает разрешение войти. Тяжелая дверь отворяется, и комнату заполняет густой, слишком тяжелый для маленького помещения, запах жасмина. Он обволакивает все вокруг, и мне становится трудно дышать от его чрезмерной насыщенности. Легкий шелест шелкового кимоно принцессы, касается слуха, стоит ей сделать первый шаг в кабинете отца. Она ступает неспешно, маленькими шажками. Все, что я могу разглядеть, это её миниатюрные ступни, обутые в замысловатые туфельки на высокой платформе, которые при каждом шаге, выглядывают из под подола дорого расшитого, нежно-розового с золотым, кимоно.