Уж не чаю, как просватать бы поскорее.

А что?

Приехали.

Ну, не замай их.

(Продолжает мыть ложки и не поворачивает головы, когда отворяется дверь.)

Анисья, жена! Кто приехал?

Кто приехал? Аль забыла?

Будет форсить-то. Иди.

Кто приехал?

Ну, муж приехал. Иди в избу-то.

То-то, муж. А как звать мужа-то? Говори правильно.

Да ну тебя — Микитой.

То-то! Невежа — по отчеству говори.

Акимыч. Ну!

То-то. Нет, ты скажи, фамилия как?

Чиликин. Эка надулся!

То-то.

(Удерживается за косяк.)

Нет, ты скажи, какой ногой Чиликин в избу ступает?

Ну, буде — настудишь.

Говори, какой ногой ступает? Обязательно сказать должна.

Надоест теперь. Ну, левой. Иди, что ль.

То-то.

Ты глянь-ка, в избе-то кто.

Родитель? Что ж, я родителем не гнушаюсь. Родителю могу уважение исделать. Здорово, батюшка.

(Кланяется ему и подает руку.)

Наше вам почтение.

Вино-то, вино-то, значит, что делает. Скверность!

Вино? Что выпил? Это окончательно виноват, выпил с приятелем, проздравил.

Иди ложись, что ль.

Жена, где я стою, говори.

Ну, ладно, иди ложись.

Я еще самовар с родителем пить буду. Ставь самовар. Акулина, иди, что ль.

Ты что ж всё расшвырял? Пряжа-то где?

Пряжа? Пряжа там. Эй, Митрич! Где ты там? Заснул? Иди лошадь убери.

Что делает-то! Старик, значит, тае, уморился, значит, молотил, а он, тае, надулся. Лошадь убери. Тьфу! Скверность!

О, Господи милослевый! На дворе лошадь-то, что ль? Уморил, я чай. Ишь, дуй его горой, налокался как. Доверху. О, Господи! Микола угодник.

(Надевает шубу и идет на двор.)

Ты меня, батюшка, прости. Выпил, это точно, ну, что ж делать? И курица пьет. Так, что ль? А ты меня прости. Что ж, Митрич — он не обижается, он уберет.

Вправду ставить самовар-то?

Ставь. Родитель пришел, я с ним говорить хочу, чай пить буду.

(К Акулине.)

Покупку-то всю вынесла?

Покупку? Свое взяла, а то в санях. Вот это на, не моя.

(Кидает на стол сверток и убирает в сундук покупку. Анютка

смотрит, как Акулина укладывает; Аким не глядит на сына и убирает онучи и лапти на печь.)

И так полон сундук, — еще накупил.

Ты, батюшка, на меня не обижайся. Ты думаешь, я пьян. Я положительно всё могу. Потому пей, да ума не теряй. Я с тобой, батюшка, сейчас разговаривать могу. Все дела помню. Насчет денег приказывал, лошаденка извелась — помню. Это всё возможно. Это всё у нас в руках. Если бы сумма денег требовалась огромадная, тогда можно бы повременить, а то это всё могу! Вот они!

Эх, малый, тае, значит, вешний путь, тае, не дорога...

Это ты к чему? С пьяным речь не беседа? Да ты не сумлевайся. Чайку попьем. А я всё могу, положительно все дела исправить могу.

Э, эх-хе-хе!

Деньги, вот они.

(Лезет в карман, достает бумажник, вертит бумажки, достает десятирублевую.)

Бери на лошадь. Бери на лошадь, я родителя не могу забыть. Обязательно не оставлю. Потому родитель. На, бери. Очень просто. Не жалею.

Бери, говорят, когда даю, я не жалею.

Не могу, значит, тае, брать и не могу, тае, говорить с тобой, значит. Потому в тебе, тае, образа нет, значит.

Не пущу. Бери.

(Сует Акиму в руку деньги.)

Да ты уж возьми. Ведь не отстанет.

Эх, вино-то! Не человек, значит...

Вот так-то лучше. Отдашь ― отдать, а не отдашь ― Бог с тобой. Я вот как!

(Видит Акулину.)

Акулина, покажь гостинцы-то.

Чего?

Покажь гостинцы.

Гостинцы-то? Что их показывать. Я уж убрала.

Достань, говорю: Анютке поглядеть лестно. Покажь, говорю, Анютке. Полушальчик-то развяжи. Подай сюда.

О-ох, смотреть тошно!

(Лезет на печь.)

Ну на, что их смотреть-то?

Уж хороша же! Эта не хуже Степанидиной.

Степанидиной? Куда Степанидина против этой годится.

(Оживляясь и развертывая.)

Глянь-ка сюда, доброта-то... Французская.

И ситец же нарядный! У Машутки такой, только тот светлее, по лазоревому полю. Эта страсть хороша.