Всякий раз, как он начинал рваться в погоню за автомобилем, я громко кричал или бросал совок на асфальт (собаки не выносят металлического лязга). Я старался как можно больше шуметь — «изображал медведя», как сам это называл. Пусть Девон поймет, что я больше и сильнее его, что есть на свете вещи поважнее, чем его желание пасти грузовики. Один или два раза даже пришлось пнуть его ногой. Я готов проявлять либерализм во многих вопросах, но не тогда, когда мой пес рвется на проезжую часть.

Кроме того, нам требовалось установить взаимопонимание. Хотелось надеяться, что мы с Девоном вскоре станем лучшими друзьями (и уже сейчас было видно, что я страшно его избалую!). Однако в наших отношениях не было и не могло быть равенства.

Собаки — стайные животные. Им необходимо четко понимать свой ранг в «стае», и в паре «собака — человек» собака не может быть вожаком. Если вам не удастся утвердить свое лидерство, то вы не облегчите жизнь собаки, а обречете ее на постоянную растерянность, разочарованность и деструктивное поведение.

Дело осложнялось возрастом Девона. Два года, предупредила меня Диана, для овчарки возраст подростковый, когда даже самая спокойная и прекрасно воспитанная собака начинает подвергать сомнению все правила и проверять на прочность запреты. К тому же очень возможно, что прежние хозяева поощряли в Девоне те самые инстинкты, которые я стремился сдержать или хотя бы направить в иное русло. К счастью, мы нашли изобретательное, хоть и весьма нетрадиционное решение проблемы.

В парке, куда мы ходили причесываться, была ограда, идущая параллельно улице с умеренным движением. Мы располагались примерно в ста метрах от ограды. Когда до нас доносился шум машины или грузовика, Девон припадал к земле в типичной позе пастушьей собаки: хвост опущен, в глазах, устремленных на хозяина, — ожидание приказа. Как только машина появлялась в поле зрения, я вопил:

— Давай, Дев, лови ее!

Очень важно было кричать во весь голос и с искренним азартом: пусть Девон чувствует, что делает по-настоящему важное дело.

По моей команде пес ракетой подлетал к забору и пускался вдоль него вскачь. Забор (высокий и крепкий — не переберешься!) шел параллельно улице на протяжении примерно ста метров. Девон добегал до поворота и обратно по длинной дуге возвращался ко мне.

После полудюжины таких пробежек он, можно сказать, улыбался во всю морду — и остаток дня у нас проходил спокойно. Девон не носился как очумелый, не кидался на все, что движется, и даже порой, совсем как лабрадоры, дремал во дворе под лучами весеннего солнышка.

Прохожие, водители, рабочие городских служб, дети, другие владельцы собак часто останавливались полюбоваться на Девона. Порой по вечерам ребятишки с соседних улиц стайками сбегались «посмотреть на собаку, которая так быстро бегает». Один паренек даже прозвал Девона «гонщиком» и подарил мне секундомер.

Джулиус и Стенли с удовольствием принимали участие в наших прогулках. Они обнюхивали окрестности, получали свою долю приветствий, поглаживаний и похлопываний, затем растягивались на травке и дремали в свое удовольствие, подставляя белые бока ласковому солнцу. Стенли считал нужным бегать, только когда гонялся за мячом, а Джулиус вообще не видел смысла в беготне.

Девон быстро понял мою идею и принял ее с энтузиазмом. За забором у дороги он мог вволю удовлетворять свои пастушьи инстинкты, не подвергая опасности никого — в том числе и самого себя. Я начал понимать, что он и вправду очень умен. Девон сразу смекнул, что в парке гоняться за добычей можно, а во всех остальных местах — нельзя, и перестал рваться с поводка во время прогулок.

Эта «работа» стала для нас прорывом. Связь между нами укрепилась, и Девон начал реагировать на мои команды. Мое изобретение позволило его энергии выплескиваться позитивно и конструктивно, никому не причиняя вреда. В сущности обратило его мощные инстинктивные стремления в веселую и безопасную игру.

Конечно, «достижения» Девона никогда не появятся на обложках собаководческих журналов или в телепрограммах канала «Дискавери», но мы к этому и не стремимся.

Однако исцеление Девона требовало огромных затрат времени и сил. Девон жил с нами всего неделю, а мои силы были уже на пределе — и неудивительно: каждый день мне приходилось гулять с собаками по четыре, а то и по пять раз! Лабрадоры скучали в одиночестве, работа и домашние дела полетели псу под хвост. Девону предстояло многому научиться, но мы еще и не начинали тренировок. А главное, я по-прежнему не был уверен, что этот пес нашел здесь свой настоящий дом, что он будет здесь счастлив, что я смогу взять на себя ответственность за него.

Настало время ехать на север штата Нью-Йорк, в мою хижину, где собаки могут спокойно бегать по округе, где Джулиус будет целыми днями предаваться созерцанию, а Стенли — гоняться за мячиком и плавать в пруду. И мы отправились в путь — тесная мужская компания: три пса, не считая их хозяина.

Вдали от городского шума нам предстояло укрепить эмоциональную связь друг с другом. Прежде чем начинать тренировки, необходимо было выстроить отношения доверия и любви. Кроме того, нам необходимо было место без машин, грузовиков, автобусов и заборов, — место, где овчарка сможет расслабиться, где мне не придется постоянно кричать на пса, где мы оба сможем спокойно вздохнуть и неторопливо продолжить знакомство.

И что с того, что в моей лачужке едва хватает места для двух лабрадоров и одной овчарки? Что с того, что поблизости нет ни дорог, ни человеческого жилья? Что с того, что пол застелен дерюгой, углы дома оплетены вьюнками, а по углам скребутся мыши? Зато с порога открывается потрясающий вид на долину, которая доходит до самых Зеленых гор в Вермонте. И собаки там могут свободно носиться по окрестностям и исследовать все, что привлечет их внимание. Там Девон сможет наконец отдохнуть, расслабиться и как следует познакомиться с нами всеми.

Так что я загрузил собак в фургон, бросил в багажник новую лежанку и богатый запас собачьих лакомств — и мы отправились на север, на вершину горы.

Не могу представить свою гору без Джулиуса и Стенли. Они стали для меня такой же частью пейзажа, как деревья и ручьи.

Однажды это горное убежище, можно сказать, спасло мне жизнь. Я купил его, несмотря на возражения Полы, справедливо заметившей, что на приведение в порядок этого ветхого домишки уйдет целое состояние.

Но вот однажды случилось так, что этот дом оказался мне очень нужен.

Мне исполнилось пятьдесят: обожаемая дочь уехала учиться, работа перестала меня удовлетворять, в нашем тихом пригороде я все чаще чувствовал себя как в ловушке. Впервые мы с лабрадорами приехали сюда в середине лета 1997 года и до самой зимы пытались привести дом в божеский вид. Какие только напасти на нас ни обрушивались: мыши, еноты, белки, москиты, кусачие мухи и множество других.

С первого дня Джулиус присмотрел себе отличное местечко на самой вершине горы, прямо за порогом. Выйдя из машины, он немедленно направлялся к своему любимому месту и плюхался туда. С этого наблюдательного пункта он часами смотрел на гору Равновесия, возвышающуюся в двадцати пяти — тридцати километрах от нас, и на ястребов, кружащих над долиной. Кажется, больше всего ему нравилось, что здесь никто ничего от него не ждет и не требует, здесь, на вершине горы, ему достаточно просто быть самим собой.

Из нас троих Джулиус, безусловно, был самым духовно продвинутым существом: безмятежный, задумчивый созерцатель бытия, всегда в согласии с самим собой и со всем окружающим. Он воплощал в себе те качества, о которых я всегда тщетно мечтал: он никому не делал зла, ни от кого не ждал зла, излучал любовь и счастье. Внизу, в долине, протекала перед ним жизнь дикой природы — кролики, лисы, еноты. Джулиус смотрел на них одобрительно. Когда в каких-нибудь пяти метрах от него из леса выходил олень, Джулиус удивленно вскидывал голову, порой едва слышно фыркал, но чаще молча смотрел, как олень склоняет свою гордую голову и принимается щипать траву.