— Позвольте, Светлана. Сначала факты, а потом чувства.
— Да, факты, только я их слишком поздно узнала.
— Расскажите, как и что вы узнали, от кого?
— От нее! От нее самой!
Инна повернулась резко, будто ее толкнули. Игорь тоже. Они смотрели на Светлану с изумлением.
— Я все расскажу. Потому что я слышала весь их разговор. Я была тут, в квартире, в той комнате!
— Боже мой! — сказал Инна и закрыла лицо ладонями.
— Значит, я был прав, когда полагал, что вы все-таки поехали к Тихомирову? — спросил Мазин спокойно.
— Вы правильно догадались. Но вы тоже не все знаете.
— Возможно, — не стал он спорить.
— А я все слышала.
— И Антон так себя вел! — прошептала Инна. Кажется, и ей начало отказывать самообладание.
— Не беспокойтесь! Антон сам не знал, что я здесь.
— Расскажите подробно, — предложил Мазин.
— Да что рассказывать! После звонка я не знала, что делать. Я думала, что он меня обманывает, скрывает про ребенка, и обиделась, что он не позвал на защиту и в ресторан. Я думала, что там может быть она. Когда Антон позвонил, я успокоилась немного, но сразу не могла решить, что делать, и отказалась. А потом мне перед ним неудобно стало. Ведь такой день у него, а я ломаюсь…
Это "ломаюсь" почти развеселило Мазина. Когда Светлана волновалась, она становилась проще, естественнее и наивнее. Наивной в своей убежденности, что делать так, как она делала, можно, а выкручиваться приходится потому, что люди, которых она совсем не понимала, представлялись ей более хитрыми и только.
— Я и решила поехать. Собралась быстро и поехала.
"Не сочла себя вправе ломаться в такой день! Это оттуда, из деревни, из веков — блюсти себя, но не ломаться, когда нельзя. Вечная борьба с хозяином-мужчиной. С хозяином, которого можно обманывать, бунтовать даже, но от этого он не перестает быть хозяином и имеет свои права. И еще исконное, бабское, вроде жалости: уж как приспичит мужику — аж жалко становится. Хотя все это в корнях где-то, подсознательно, а на поверхности страх, конечно, — не прогадать бы, я не поеду — поедет другая или он к ней. А приеду неожиданно — обрадуется, на них, мужиков, это действует. Может, расчувствуется — правду скажет. Так она думала, наверно, а, возможно, и не все так, потому что не все мы обдумываем полностью и до конца, а просто делаем и всё, особенно женщины".
— Вы были уверены, что Тихомиров здесь?
— Он же меня сюда звал.
— Но он мог и запоздать, не сразу приехать, раз вы сказали, что не приедете.
— Так и вышло.
— Вы приехали раньше его?
— Раньше. Но у меня ключ был.
— Вы не в первый раз бывали здесь?
Мазин не смотрел на Инну.
— Не первый.
— Хорошо. Рассказывайте дальше.
— Ну, приехала я, а его нет. Я зашла в ту комнату, села, решила подождать. Минут тридцать сидела. Его нету. Меня в сон клонить начало. Ведь было поздно уже. Прилегла на диване, задремала я, в общем. А он сразу в эту комнату зашел, а не туда. И не увидел меня.
"Может быть. Она здоровая. И может спать везде, и когда захочет. Ей наверняка не требуется снотворного. Прилегла и задремала. Или нет? Слишком уж спокойно! Скорее не спала, а наоборот, сидела, ждала, нервничала, когда придет, где он сейчас, с кем? А если придет не один? Да, это больше похоже на правду. Но она говорит, что спала, и тут уж ее не проверишь. Пусть так и остается".
— Что вас разбудило?
— Звонок.
— Тихомиров был уже дома?
— Да, он пошел открывать, а я испугалась, никак не могла сообразить, что же делать.
"Слишком часто она жалуется, что не могла сообразить!"
— Слышу, они говорят в прихожей. Антон и она. Я совсем растерялась.
"Все-таки это действительно неприятная ситуация. Спрятаться с риском быть обнаруженной? Или выйти и вызвать скандал? Интересно, почему она решила остаться? Струсила или схитрила, решила подслушать?"
— И что же вы решили?
— Я ничего не решила. Сначала я думала, что она скоро уйдет, а потом уже выйти нельзя было. Ужасно неприятно было. Я не хотела…
"Возможно, а может, и прислушивалась, затаив дыхание, и не боялась ничего, готовая схватиться с соперницей грубо, мертвой хваткой. Этого тоже не узнать".
— Вы слышали весь разговор?
— Да, они громко говорили.
— О чем?
Нет, он не сомневался, что Инна сказала правду, ему просто хотелось узнать, что скажет Светлана.
— Она его унижала.
"Неужели будет иная версия?"
— Она говорила тут, но было не так. И так и не так. Она его унижала, давала ему понять, что он вор и что теперь он никогда не будет жить спокойно. Я не понимала сначала, о чем разговор, а потом начала понимать, но не верила, что Антон мог чужую работу присвоить. Я хотела выйти и сказать прямо: "Не мог он такого сделать и не делал, а если вы его любите, как же можете его вором считать?"
Светлана повернулась к Инне, и Мазин заметил, что слез на ее щеках уже нет.
Инна молчала.
"Интересно, что она о ней думает? Наверно, считает за недалекую, в общем, простушку с хорошо развитой фигурой".
— Но вы не вышли?
— Нет. Как я могла выйти? Она бы подумала, что это Антон меня прячет. А он бы так делать никогда не стал. Если б он знал, где я, он бы прямо сказал, что я здесь, потому что он был прямой и принципиальный.
Мазин отметил — "принципиальный". За весь вечер это было первое нерусское слово. Да, когда она волнуется, ей не до звучных "хобби".
— Он сказал, что не виноват, и я ему верю, верю! А она угрожала ему.
Мазин вопросительно глянул на Инну.
Та ничего не опровергла, только пожала плечами и сказала:
— Эта девушка преувеличивает, конечно, но ее можно понять.
— Предположим, — согласился Мазин. — Что же произошло после того, как ушла Инна Константиновна?
— Я вышла.
— Тихомиров удивился?
— Еще бы! Или нет… закрыл лицо руками.
— Ты все слышала? — спросил.
— Да.
— И что ты поняла?
— Тебя хотят оклеветать!
— Я это заслужил.
— Но ты не мог ничего украсть! Не мог! Я же знаю!
— Да, я не вор. Ты веришь мне?
— Как же я могу тебе не верить!
— Спасибо!
Он поцеловал мне руку.
— А теперь уходи!
— Я не могу оставить тебя сейчас.
— Нет, уходи. Я должен обдумать свое катастрофическое положение. Меня ждет позор и гибель.
— Она не скажет!
Нет, она скажет, она будет мстить мне. У меня нет выхода.
— Что ты задумал?
— Ничего.
— Что ты задумал?
— Пока ничего. Мне нужно решить. Иди, пожалуйста.
— Я не могу оставить тебя одного.
— Одному мне будет лучше. Я не хочу никого видеть!
— Даже меня?
— Мне стыдно перед тобой.
— Хорошо, я уйду, чтобы ты успокоился, но знай и помни, что бы ни случилось, я всегда с тобой.
— Спасибо, Светлана!
— Обещай мне, что ты не сделаешь никаких глупостей.
— Что ты! Я просто должен отдохнуть, а завтра мы все обсудим вместе.
— Обещай мне! Ведь ты настоящий ученый. Ты должен беречь себя. Обещаешь?
— Обещаю…
— Я поверила ему, но он не сдержал слова.
— Вы ушли? — Мазин вернулся к фактам.
— Он так настаивал! Я хотела быть с ним, но я знала, что он не любил перекладывать свои беды на других. Он одолевал их сам. Всегда. А на этот раз…
"Сейчас заплачет, — решил Мазин, и в самом деле глаза Светланы снова начали наполняться слезами. — Как у йогов: управление функциями!"
Этими прозрачными глазами Светлана смотрела на Инну.
— Поэтому я и послала записку. Я, конечно, неправильно поступила. Я должна была сама рассказать, но я не знала, как вы отнесетесь, а вы должны были узнать все, должны были, чтобы наказать ее, потому что она погубила человека! Я думала, что это ее записка, потому что она все время изводила Антона. Пусть я неправильно поступила, но вы должны ее наказать, должны!