— И я не могу, — честно согласился Хаблак. Представил: флакон парижского одеколона — чуть ли не велосипед для Степашки, так на что же стоит потратиться? — А гости к Манжуле ходили?

— Женщин имеете в виду? — хитро прищурилась дежурная.

— Не только. Мужчин также.

— Все бывает, — махнула рукой. — Есть девушки, которые по номерам бегают. Но ведь у нас строго: до одиннадцати часов…

— И к Манжуле бегали?

— Не припомню. Однажды, правда, компания завалилась. Он утром объяснил: в ресторане познакомились, вот и пригласил к себе на шампанское. Двое мужчин с девушками. Сидели до половины первого, я ему звонила, чтоб гостей выпроваживал.

— Подождите, и один из этих гостей — высокий и лысоватый? Нос приплюснутый, как у боксера, лицо скуластое? Похожий на армянина? Лет пятидесяти?

Дежурная, раздумывая, покачала головой:

— Да нет… — Потом припомнила и ответила уверенно: — Молодые, лет по тридцать. Я еще удивилась: такой солидный человек — и с молодыми… Но, — презрительно выпятила губы, — я уже ничему не удивляюсь. Девушки с парнями были, красивые девушки, хотя и такие… Ну кто из порядочных девушек к незнакомому человеку в номер пойдет? А он выпил, раскис, ну и пригласил…

— Утром небось извинялся?

Я же говорю: совесть еще имел. Другие напьются, скандалят, и ты же виновата, а Манжула все-таки совесть имел — образованного человека издали видно.

— А днем? — начал зондировать Хаблак. — Приходили к нему коллеги?

— Конечно, не на хуторе же…

— И кто же?

— Ну, приходили какие-то мужчины. Раз или два, меня это не интересовало. Тут, знаете, столько народу ходит. Приезжают, уезжают, посетители, компании. Нам в это вмешиваться нельзя. Лишь бы ночью был порядок.

—  Как часто вы дежурите?

— Раз в трое суток.

«Расспросить еще двух дежурных», — отметил про себя Хаблак.

Видно, женщина угадала его мысли, так как посоветовала:

— А вы еще с Ниной поговорите. Горничная, убирает в номерах. Они иногда больше нас знают, Да еще дежурных расспросите, моих сменщиц.

— Нина тут?

— Куда денется!

Дежурная поднялась, и Хаблак пошел за ней по коридору. Остановилась у открытых дверей, за которыми гудел пылесос. Дежурная позвала горничную— и Нина вышла, пожилая женщина в белом халате и такой же белоснежной косынке, вероятно, поэтому показалась Хаблаку не горничной, а медсестрой, не хватало разве только красного креста на косынке. И глаза у нее были усталые и добрые, как у настоящей медсестры.

— Вот товарищ из милиции, хочет поговорить, — отрекомендовала его дежурная, но не ушла, видимо, разговор интересовал ее и не хотела. оставить их наедине.

— В семнадцатом сейчас кто-то живет? — спросил Хаблак.

— Сегодня уехали, — ответила дежурная. — Двое из Москвы, ревизоры.

— Выходит, номер свободен?

— Я там еще не прибрала, — предупредила Нина. — Не успела.

— А можно туда?

Горничная вопросительно взглянула на дежурную.

— Вообще не положено… — начала нерешительно.

— Я могу договориться с директором.

— Зачем? У Нины есть ключи.

Дежурная тут же взяла с тумбочки связку ключей.

— Открыть? спросила она. — Проводи в семнадцатые — приказала дежурная и первая направилась к номеру. Она дождалась, пока горничная открыла двери люкса, и уже собиралась войти туда, но Хаблак придержал ее за локоть.

— Благодарю, — сказал вежливо, но твердо, — наверно, у вас дела… Не смею задерживать.

Дежурная удивленно посмотрела на него: де могла поверить, что ее так бесцеремонно устраняют. А Хаблак, пропустив вперед горничную, пошел за ней не оглядываясь, и дежурная, раздраженно пожав плечами, возвратилась в холл.

В номере царил беспорядок,на столе и полу валялась оберточная бумага и обрывки шпагата,на подоконнике стояла недопитая бутылка вина, а рядом с холодильником пустые бутылки от воды, на кое-как прикрытых кроватях лежали смятые подушки.

Горничная нерешительно остановилась посреди первой комнаты, служившей гостиной. В мягком кресле виднелась оставленная постояльцами коробка от обуви, Хаблак убрал ее и указал горничной на кресло:

— Садитесь, прошу вас, извините, Нина?

— Илларионовна.

— Прекрасно, Нина Илларионовна, я хотел бы поговорить с вами об этом человеке. — Положил на стол фотографию Манжулы.

Горничная не взяла снимок в руки, посмотрела издали, но сразу узнала — Хаблак понял это по выражению ее лица: оно как-то отвердело, а глаза стали суровее.

— Знаю, — ответила лаконично.

— Он жил тут, — обвел рукою комнату Хаблак, — несколько дней назад.

— У меня хорошая память.

— Это облегчит наш разговор.

— Хотите расспросить меня о нем? — ткнула пальцем в фотографию.

— Непременно.

— Что же я должна отвечать? — Горничная так и не села, как бы подчеркивая свою занятость и нежелание тратить время на пустые разговоры, — Не нанималась я за людьми следить.

— Никто этого и не требует.

— Так ведь из милиции. И фото подсовываете…

Пожалуй, у нее были основания поершиться. Нина Илларионовна производила приятное впечатление, да и резкий тон в данном случае свидетельствовал в ее пользу.

— Погиб он, — закрыл ладонью Хаблак снимок Манжулы, может, убит, потому и пришел я к вам, Нина Илларионовна.

Горничная посмотрела на Хаблака все же недоверчиво, но опустилась в кресло и спросила:

— Откуда знаете?

— Так ведь из милиции я…

Вдруг женщина поняла все.

Такой здоровый мужчина… — начала раздумчиво. — Кто же его?

— Не знаю. Пока еще не знаю, — поправился Хаблак.

— Ищете?

Ищем, — ответил, как будто извиняясь.

Видно, доверительный тон Хаблака подействовал благотворно; устроилась в кресле поудобнее и сказала властно:

— Должны найти! Это что ж такое: среди белого дня людей убивают!..

— Вот и обращаемся к вам, — продолжал Хаблак в том же духе, — может, поможете поймать преступников,

— Я?

— Именно вы, Нина Илларионовна. Вижу, глаз у вас зоркий и знаете вы немало, от вас ничто не скроется. Вспомните, кто приходил к Манжуле, — постучал указательным пальцем по фотографии, — и с кем он общался? Нам это крайне необходимо знать.

Женщина прищурилась, изучающе взглянула на Хаблака, и майор вдруг понял, что первое впечатление его обмануло и эта женщина не такая уж и добрая, как ему сначала показалось. Глаза у нее стали холодными и прозрачными, видно, решала, стоит ли открываться перед этим назойливым милиционером и до какой степени.

Сообразив это, Хаблак развивал наступление:

— Вам ничто не угрожает. Если видели людей, с которыми встречался покойный, скажите, когда и с кем. Может, помните их?

Горничная подумала еще немного, наконец отважилась и сказала:

— Ходила тут одна… Енесой зовут, и путалась с ним, — указала на снимок. —  Манжулой, говорите?

— Так уж и путалась! — сделал вид, что усомнился, Хаблак.

— Не хотите, не верьте, эту Енесу я знаю, горничной работала тут, в гостинице, как и я, девка молодая и ничего себе, все имела, кроме ума. Раньше Сонькой была, а стала Енесой… Знаете, тут, в гостинице, жизнь такая, что девке, да еще красивой, трудно держаться, мужики, они все одинаковые… Ну, разбаловали Соньку, распустили, а потом она, значит, во вкус вошла: деньги завелись, шмутки разные. Мужчины ухаживают, шампанское, водка, ужины, вот она и в Енесу превратилась.

— Вы что, видели Инессу вместе с Манжулой? — поинтересовался Хаблак.

— А как же, утром убираю в пятнадцатом, смотрю — из люкса Енеса шмыгнула. Я тут ее и застукала. Откуда, спрашиваю. А она: хи-хи, тетенька, земляка проведывала, Михаила Никитича, хи-хи, ха-ха, давно не виделись, приехал в Киев, позвонил, неудобно не прийти. А какой он Енесе земляк? Он — из Одессы, она — из Иванкова, будто я не знаю. Да, в конце концов, мне это до фени, нам лишь бы в номерах чисто было, а кто с кем…

— Может, и в самом деле знакомый?

— Подождите, я еще не закончила. Думаю, земляки, ну и пусть земляки, иди с богом. Однако через день или два зовет меня тот, Манжула, говорите? С самого утра, я только на работу пришла. Пальчиком так из номера, зайдите, мол, по делу. Захожу. Он мне — полсотни. Сбегайте в магазин, тетенька, а то ресторан еще не работает, купите бутылку коньяку и закуски спроворьте, торт еще возьмите или пирожных. И вдруг из ванной она высовывается, Енеса, значит, непричесанная и в нижней сорочке. «Шампани еще возьми, — приказывает, — я шампань с утра уважаю. А сдачи не надо, сдачу, тетка Нина, себе забери…» — Вдруг горничная запнулась, видно, сообразила, что и сама не очень-то привлекательно выглядит в этой истории. Сдача с пятидесяти рублей за получасовые хлопоты — плата немаленькая.