— Печатайте на машинке, — сказал Корнилов. — Начальник ХОЗУ Набережных нам в каждую комнату по машинке купил. Ребята все печатают.

Заметив, что Гуров смотрит на него недоверчиво, Игорь Васильевич улыбнулся:

— Не сомневайтесь, Никита Андреевич, загляните к Белянчикову, когда он из отпуска вернётся…

— Может быть, может быть, — всё ещё недоверчиво покачал головой майор и спросил: — А вы уже за ответом?

Корнилов молча развёл руками.

Гуров достал из стола тоненькую папку, раскрыл её и передал Корнилову. Лицо у майора стало скучным.

«Проведёнными по делу автотехническими исследованиями установлено. — Корнилов бегло просмотрел описательную часть экспертизы. — 3 июля 1977 года около 23 часов гражданин Горин Юрий Максимович, управляя технически исправным автомобилем ГАЗ-24 номер 36–39 ЛЕК, следовал по Приморскому шоссе, по влажной проезжей части…» — Игорь Васильевич перелистал бумаги, отыскивая то, что интересовало его в первую очередь.

Гуров вздохнул, заметив это.

— Ничем новым порадовать не могу.

«…Комплексной экспертизе, в которой участвовали автотехник, трассолог и судебный медик, был поставлен вопрос: могли ли возникнуть технические повреждения, обнаруженные на левой передней стойки и на теле потерпевшего от удара камнем, брошенным не установленным следствием человеком в ветровое стекло автомашины… — Корнилов почувствовал, что волнуется, читая эту сухую, написанную забубенно-протокольным языком бумагу. — …Повреждения, обнаруженные на левой передней стойке, не совпадают с характерными царапинами на камне. Вместе с тем на камне обнаружены микрочастицы стекла, применяемого на автомашинах ГАЗ-24, и царапины, которые могли быть получены в результате удара о стекло…»

Заметив, что подполковник поморщился, Гуров сказал:

— Если бы ему в ветровое стекло залепили — тормознул бы резко, а тормозного следа нет… Дождь, дождь всё спутал! Бывает, что после сильного дождя тормозного следа и не видно! И про осколки ветрового стекла категорично ничего нельзя сказать! Они на асфальте найдены, но за день до этого там новая «Волга» и «Москвич» столкнулись. На этом же самом месте.

Корнилов сказал недовольно:

— Ну вот, уже появились оговорки. А раньше не было.

— Вы же сами сказали, что случай особый. Эксперты учли все возможности.

— Я думал, что у экспертизы каждый случай особый…

Гуров не ответил.

Несколько минут они сидели молча. Подполковник снова и снова перечитывал акт экспертизы.

— На трупе есть повреждения, характерные для автотравмы, — сказал Гуров. — Но эксперт не исключает возможности повреждения от удара камнем. Камень мог и не попасть в него. Хорошенькое дело — человек мчит на большой скорости, и вдруг булыжник влетает в стекло. Мгновенная растерянность, рывок…

— Значит, полной уверенности, что это несчастный случай, у вас нет? — помолчав, в упор спросил Корнилов.

— Полной уверенности нет, — развёл руками Гуров. — Могли и камень бросить. А может быть, перед машиной внезапно выскочил на дорогу человек… Тоже нельзя исключить.

— Да ведь Горин нажал бы на тормоз, а вы говорите, тормозного следа нет!

— Нет. В дождь такое случается… Вы что же, не доверяете нашей экспертизе?

— Доверяю, — устало вздохнув, сказал Корнилов. — Но вы сами-то прикиньте, сколько совпадений! Старпом пишет в прокуратуру и пароходство. Обвинения, я вам скажу, куда какие серьёзные! А тут катастрофа. Жена его приходит ко мне, говорит, что взломана дача, всё перевернуто вверх дном. А мы устанавливаем, что сделано это в ту ночь, когда Горин разбился. Мы ищем человека, побывавшего на даче, — подозрение падает на штурмана Шарымова. Приезжаем к нему домой, а он прямо под дверью пускает себе пулю в лоб…

— Наверное, крупно поссорившись с женой? — спросил Никита Андреевич.

— Да бросьте вы! — рассердился подполковник. — Если все стреляться после ссор будут…

— Ссоры разные бывают.

— Ни-ки-та Андреевич!

— Да это я так! — махнул рукой следователь и улыбнулся. — Как говорится, из окаянства. Уж если она перед мужем в чём-то серьёзном провинилась, так он не себя, а её застрелил бы.

Корнилов промолчал, но подумал: «Причина-то серьёзная — дальше некуда. Жена шлюха. Да всё равно трудно предположить, что Шарымов только из-за этого застрелился. В такой узел всё завязалось!»

— А что же Шарымова говорит? — спросил Никита Андреевич. — Её допросили?

— Молчит. У неё шоковое состояние. Врач к ней пока никого не пускает. Опасается за последствия. Такое потрясение.

— Знаете, Игорь Васильевич, на Востоке самая страшная месть — прийти к дому обидчика и на крыльце вспороть себе живот. Наверное, эта дамочка прилично насолила штурману.

— Прилично. Судя по рассказу капитана Бильбасова, Шарымов на днях узнал, что она любовница Горина.

— Вот это да! Чего же вы молчали? — Никита Андреевич вскочил со стула, взволнованно прошёлся по кабинету.

— Но ведь мы с вами не на Востоке живём. А не сказал я, потому что хотел ещё раз выслушать ваше непредвзятое мнение, — пробурчал подполковник. — А то ещё начнёте строить свои теории. А теорий у нас хватает…

— Ну и ну! — Гуров все не мог успокоиться и расхаживал по кабинету, на мгновение останавливался возле Корнилова и снова продолжал шагать как маятник. Наконец он сел и, в упор уставившись на подполковника, спросил: — Так вы думаете, что Шарымов…

— Никита Андреевич, то, что мы с вами думаем, годится лишь псу под хвост! Важно, что мы знаем. А знаем мы мало…

— Не так уж и мало, Игорь Васильевич. — Гуров вдруг осёкся, какая-то мысль остановила его. Он с минуту молчал, будто прислушивался к чему-то, и наконец сказал: — Я вам говорил о том, что причиной несчастья мог быть внезапно выскочивший перед «Волгой» человек. Но нельзя исключить и машину, идущую в лоб или на повороте прижавшую к краю «Волгу» потерпевшего. Резкий поворот руля…

— Вот видите, могло быть одно, могло быть второе… А откуда всё-таки камень в салоне? — Корнилов почувствовал, что раздражается, и сказал как можно спокойнее: — Вы, товарищ майор, одно поймите — пока, мы с вами не узнаем, как он в машине оказался, нам спать спокойно нельзя. Я вовсе не сторонник версии об убийстве, но уж если исключать её, то с полным основанием. На сто процентов, хоть вы и боитесь такой категоричности. А пока… — Он недоговорил и тяжело поднялся с кресла.

Семён позвонил Корнилову только вечером, домой.

— Успехов ноль, товарищ подполковник. — Голос у него был усталый. — Беседа прошла в обстановке корректности и лицемерия. Никакого стремления к сотрудничеству.

— А поконкретнее нельзя?

— Нельзя, Игорь Васильевич. Из автомата звоню, а на очереди суровая женщина.

— Твои на даче? — спросил Корнилов. — Приезжай ко мне, накормим куриными котлетами.

Через пятнадцать минут повеселевший Бугаев уже сидел за столом в квартире Корниловых.

— Я так понимаю приглашение вашего сурового супруга, Ольга Ивановна, — говорил он жене подполковника, накрывавшей на стол, — отныне в Ленинградском уголовном розыске наступила новая эра. Для особо отличившихся сотрудников начальство устраивает персональные приёмы.

Корнилов только головой покачал. Он хотел сначала услышать доклад о деле, но жена воспротивилась:

— Человек весь день без корки хлеба. А тебе только бы о своих мазуриках поговорить.

— Если бы о мазуриках, — вздохнул Корнилов.

— Так что же всё-таки Шарымова? — не утерпел он, когда Бугаев расправился с тарелкой борща.

— А-а! — помрачнев, махнул рукой Семён. — Сфинкс, а не женщина. Но красива, я вам скажу, Ольга Ивановна. Карие глаза в меня вперила, словно в гляделки играть собралась…

— Сеня, вы же сами оказались свидетелем её трагедии, — укорила Бугаева Оля. Она уже знала от Корнилова о происшествии.

— У хорошей жены муж стреляться не будет. В тот вечер Шарымова куда-то исчезла, и, судя по рассказу соседки, муж, не застав её дома, уехал на поиски. Спросите: куда? Он знал куда! Небось Иван Иванович подтвердил, что около дачи Горина следы от его машины обнаружили? И «пальчики», обнаруженные в доме, его?!