До лейтенанта докатилась волна бормотушного духа.
– Понимаешь, друг, очень спешу. Вот так нужен Гурий Тихонович,– провел пальцем по горлу Денис.
– Ничем не могу помочь,– развел руками парень.– Всего одну ночь переночевал и смылся.
– Как смылся?– вырвалось у Акатова.
– И шмотки его тю-тю! – Сосед Гарнич-Гарницкого встал, открыл тумбочку. Она была пуста.– А ты ему кем приходишься?
– Знакомый,– буркнул Денис, размышляя об услышанном.– Значит, его уже нет полтора суток?
– Да не переживай ты.– Парень пошарил под койкой и вытащил на свет божий початую бутылку.– Давай примем по стопарьку, а то одному как-то не с руки.
– Спасибо, в другой раз,– отказался лейтенант.– Где же он может быть?
– Кайфует, наверное, у зазнобы,– усмехнулся отдыхающий и, раздумав наливать вино в стакан, присосался к горлышку.
– Какая зазноба! – обиделся за Гарнич-Гарницкого Денис.
– А что, он не мужик? – сказал парень, оторвавшись от бутылки.– А может, просто сбежал. Жратва тут!…– Он скривил лицо.– И тоска зеленая. Я бы сам смотался, да некуда. Придется пилить еще две недели… Вернусь домой в Ковров, накостыляю нашему профсоюзному боссу! А я еще ему поставил две бутылки портвейна!
– Может, его перевели в другую палату?
– Не-а,– замотал головой парень.– Я сестру-хозяйку спрашивал. Та ни хрена не знает. Если бы перевели, обязательно встретились бы в столовке или на телевизоре. Мы тут все перезнакомились…
– Как же так! – возмутился лейтенант.– Человек исчез. Человек! И никому дела нет!
– О чем ты говоришь,– махнул рукой парень.– Нынче наша жизнь – копейка. Я думаю, они только рады,– кивнул он на окно.– Харч остается, и можно поместить на освободившееся место левака. Нынче у вас в городе частники дерут за койку чирик в день…
Акатов кинулся к начальству «Коммунара». Там и впрямь не знали, что Гарнич-Гарницкий отсутствует вот уже почти два дня.
На выяснение времени не было, и Денис поехал в аэропорт. В оставшиеся до посадки несколько минут он позвонил Гранской и сообщил о загадочном исчезновении одесского оперуполномоченного.
– Боюсь, не случилось ли чего-нибудь с Гурием Тихоновичем,– встревоженно закончил лейтенант.– Может, с ним кто-то сводит счеты?
– Не берите в голову, Денис,– постарался успокоить его следователь.– Скоро прилетает Жур, попрошу его разобраться…
После разговора с Акатовым у Гранской сделалось неспокойно на душе. Чтобы развеять нехорошие мысли, она снова углубилась в дневник Кирсановой. В последние дни он стал чуть ли не настольной книгой Инги Казимировны. Она старалась выудить полезную для следствия информацию.
«30 сентября 1968 г.
Ужаснее дня, чем сегодняшний, трудно себе представить. Но все по порядку. На первый урок я чуть не опоздала. А на перемене подошел Олег и спросил: «Ну, старуха, после уроков как договорились?» Когда я подтвердила, он шепнул: «Встретимся у кинотеатра «Баррикады». Я согласилась. Встретились. Он предложил посмотреть мультики. Я глядела на экран, а сама думала: или я чего не понимаю, или Олег забыл – ведь он предлагал мое вступление в комсомол обмыть, и я, как дура, целый день таскала в портфеле бутылку, два стакана, три яблока и плитку шоколада. Мелькнула даже мысль: быть может, вчера Олег просто пошутил? Оказалось, все куда серьезнее, чем я предполагала.
После кино мы отправились в парк «Красная Пресня». Он маленький, запущенный. Посетителей – раз-два и обчелся. Олег стал хвастать, что может запросто достать через отца билет в любой театр, даже в «Современник». Там сейчас шла пьеса Михаила Шатрова «Большевики». Если я хочу посмотреть, он это устроит. Я сказала, что хочу. Мы забрели в тир, постреляли. А когда стемнело, Олег остановился в дальнем углу парка, вынул из кармана плоскую бутылку коньяка и сказал: «Ну что, обмоем?» В ответ я достала из портфеля свою бутылку «Столичной». Выбрав место поукромнее, Олег снял куртку, постелил и мы сели… Начали с коньяка. Я пила его в первый раз в жизни. Горький, рот обжигает и запах противный. Олегу коньяк понравился, а может быть, рисовался, как все мальчишки. Налил по второму стакану. Олег предложил на брудершафт. Если честно, то я даже не знала, что это такое. Теперь знаю. Правда, на «ты» мы с ним всегда, а вот поцеловал он меня впервые, в губы.
Когда Олег предложил выпить по третьему разу, я отказалась: во-первых, боялась, что мама-бабушка учует и тогда мне влетит, а во-вторых, я не могла больше пить – противно, да и голова стала шуметь… Тогда Олег выпил свой полный стакан, а потом и мой, за что я должна была поцеловать его еще раз. Я поцеловала в щеку. Потом Олег выпил еще, и вот тут все и началось. Он стал каким-то безумным: тяжело дышит, весь дрожит… Я хотела встать и предложить Олегу проводить меня до дома, но, видимо, почувствовав это, он вдруг повалил меня на спину, стал целовать в губы, шею, хотел расстегнуть кофточку, но не получилось, и он, порвав ее, схватил меня за грудь одну, потом другую. И еще больше дрожал, что-то говорил, говорил, но что именно, я даже не помню. Кажется, клялся в любви. Вдруг я почувствовала его руку под юбкой… Теперь мне стало ясно, чего он хочет. Я стала сопротивляться, как могла. Это ужасно! Ведь я еще девушка! Девушка! За кого он меня принимает? И почему я должна отдаться ему? Правда, Олег мне нравится, быть может, даже куда больше других ребят. Но ведь это еще не дает ему права так поступать. Да и разве он не понимает, что сам совершает преступление и меня толкает на большой грех?
Я просила, умоляла Олега, но он начал снимать трусы… Хотела встать – не могу. Он сильнее меня. Лежит на мне, сопит, вот-вот снимет или порвет в клочья трусы, и тогда… Еще момент, и я стала бы кричать, звать на помощь. Но тут же промелькнуло в голове: а если на крик прибегут люди и увидят нас… Что скажут? Узнают в школе, узнает мама-бабушка… Какой позор! Я бы не перенесла… Я продолжала сопротивляться изо всех сил, вначале молча, потом стала просить Бога о спасении. Безрассудный же Олег спустил брюки, достает свой… и я почувствовала его на своем животе, а потом между ног. Неужели все? – промелькнуло в моей голове. Но, видимо, моя молитва дошла до Господа Бога: у Олега ничего не получилось – мешали трусы, но он, слава Богу, даже не пытался стащить их совсем… Видимо, просто не догадался сделать это. Вдруг я почувствовала, как теплая жидкость брызнула мне на руку, потом на живот и потекла вниз… Я сразу поняла: то была сперма. И испугалась: а вдруг попадет в меня и я забеременею? И в этот момент где-то совсем рядом послышались мужские голоса. Олег испугался, а может быть, и по другой какой причине, вскочил и, придерживая штаны руками, быстро убежал… Полежав еще одну-две минуты и убедившись, что рядом никого нет, а все опасности позади, я встала, поправила одежду, запихнула в портфель Олегову куртку, положила туда же стаканы и пошла к выходу. Под фонарем причесалась и пошла домой, опасаясь, как бы не заподозрила мама-бабушка. Если что, скажу, что случайно упала… Но мама-бабушка уже лежала в постели. В последние годы все чаще и чаще болеет. Сказывается возраст.
Я быстренько переоделась, надела халат и сразу же принялась за хвалебную молитву Господу Богу. Да, это он, Всевышний, спас меня, а Олега он непременно покарает, если не сейчас, то потом…»
Он появился в конце рабочего дня: в ветровке, джинсах-варенках, щегольских кроссовках, вертя в руке заграничный брелок с ключами. И представился:
– Миша Гаврысь.
– Здравствуйте, Михаил Петрович,– поздоровалась с ним Гранская.– Присаживайтесь.
Она с любопытством рассматривала любимца южноморцев. И не только их – многих баскетбольных болельщиков страны. У народного депутата было простое открытое лицо. Инга Казимировна поймала себя на мысли, что он чем-то похож на ее сына, Юру. Так же высок, статен, да и возраст у них одинаковый…
– Что там стряслось с моим помощником?– без предисловия начал знаменитый спортсмен.