Мы держались в отдалении, чтобы вид наш не стал им привычен, и появлялись не более чем по двое, по трое. Наши пленники объяснили туземцам, что нам требуются съестные припасы. Те пригнали нам несколько штук крупного скота, ибо у них в окрестности было множество коров, буйволов и оленей. Наш токарь, у которого имелся теперь большой запас собственных изделий, подарил им разные безделушки, серебряные и железные пластинки, вырезанные в виде ромбов и в виде колец; все это очень понравилось туземцам. Они принесли еще всякие неизвестные нам плоды и коренья, которые наши негры стали охотно есть. Увидевши, что негры едят это, мы последовали их примеру.
Набравши здесь столько мяса и кореньев, сколько можно было снести, мы разделили груз между неграми с таким расчетом, чтобы на человека приходилось от тридцати до сорока фунтов; это был, по нашему мнению, достаточный груз для передвижения по жаркой местности. И негры не протестовали против этого, но подчас они даже помогали друг другу, если замечали, что кто-нибудь из них начинал уставать. К тому же, главная часть нашей поклажи состояла из съестного, и потому с каждым днем убывала в весе, подобно эзоповой корзинке с хлебами [97], покуда мы не возобновляли запасов. Кстати, нагрузивши негров, мы развязали им руки, но зато связали их по двое, нога к ноге.
На третий день пути наш главный плотник остановил нас и заставил соорудить хижины. Он нашел несколько понравившихся ему деревьев и решил тут же построить каноэ. Мне объяснил он, что, после того, как мы покинем реку, нам будет предстоять достаточно много ходьбы, и потому он решил передвигаться пешком только в случае крайней необходимости.
Не успели мы распорядиться о постройке малого нашего становища и разрешить неграм сложить поклажу, как они сами уже принялись за постройку хижины. Хотя они и были связаны, но все же управлялись так ловко, что просто поразительно. Здесь мы дали части негров свободу, то есть совсем развязали их, имея залогом поруку, данную за их верность князьком. Одних мы приставили помогать плотникам, и они после нескольких указаний работали очень ловко; других мы послали выяснить, нет ли поблизости продовольствия. Трое из них вернулись, принеся вместо еды два лука со стрелами и пять копьев. Не легко было выяснить, откуда они это добыли. Только и удалось понять, что они в каких-то хижинах обнаружили негритянок (мужчин же не было), и в хижинах или домах нашли эти луки и копья; при этом женщины и дети убежали, завидевши наших негров, точно от разбойников. Мы очень разгневались на них и приказали князьку спросить, не убили ли они кого-нибудь из женщин и детей, при чем убедили их, что за это мы их тоже убьем. Но они утверждали, что невиновны, и мы их простили. Тогда они, по знаку их черного князька, подали нам луки, стрелы и копья. Мы же вернули им луки и стрелы, позволивши вновь отправиться поискать какой-нибудь дичи для еды. При этом мы разрешили им обороняться, а именно, если кто-нибудь нападет на них, выстрелит или захочет применить насилие, они в праве убить его. Но они не должны пытаться убить или ранить того, кто предложит им мир, или кто сложит оружие; не должны также ни при каких обстоятельствах трогать женщин и детей. Таков был наш воинский устав.
Не прошло трех-четырех часов с момента ухода этих трех парней, как один из них прибежал без лука и стрел, еще издали крича и зовя нас: «Окоамо! Окоамо!» — что, как видно, обозначало: «Помогите! Помогите!»
Остальные негры торопливо поднялись и по двое, как могли, побежали к товарищу узнать, в чем дело. Ни я, ни кто-нибудь из наших ничего не понимал. Князек глядел так, словно приключилось что-то недоброе, а часть наших взялась за оружие, чтобы на всякий случай быть наготове. Но негры вскоре догадались, в чем дело, — мы увидали, как четверо их тащат большой груз мяса на спине. Оказалось, что вышедшие с луками и стрелами повстречали на равнине большое оленье стадо и изловчились убить трех оленей. Один из негров прибежал просить помощи, чтобы перенести добычу. Это была наша первая лесная добыча за весь путь, и мы досыта наелись. Тут впервые убедили мы князька поесть мяса, приготовленного по-нашему. После этого подданные последовали его примеру; до этого они ели мясо почти сырым.
Мы жалели уже, что не захватили с собой больше луков и стрел, когда имели возможность к тому. Мы стали так доверять нашим неграм и так привыкли к ним, что часто отпускали их, или большую их часть, несвязанными. Мы были уверены, что они нас не оставят, и что без нас они не сумеют разыскать нужное направление. Только одно дело мы решили не доверять им: заряжение мушкетов. Они по-прежнему думали, что в мушкете сидит небесная сила, которая посылает огонь и дым, производит ужасающий шум и убивает на расстоянии, — стоит нам только ей это приказать.
Приблизительно в восемь дней мы закончили сооружение трех каноэ. В них мы погрузили белых, поклажу и черного князька с несколькими пленными. Мы сочли полезным, чтобы несколько наших всегда находилось на берегу, не только для того, чтобы управлять неграми, но и для того, чтобы защищать их от врагов и хищных зверей. Во время этого перехода случилось множество мелких происшествий, описанием которых невозможно перегружать рассказ. В частности, мы теперь встречали больше хищных зверей, чем прежде; мы видели несколько слонов и двух или трех львов, — прежде мы их вовсе не встречали. Наши негры боялись их значительно больше, чем мы, главным образом потому, что у них не было ни луков со стрелами, ни копьев, — обычного их вооружения, владеть которым они обучаются с детства.
Но мы излечили их от страхов тем, что всегда были наготове с огнестрельным оружием. Правда, мы хотели беречь порох, и убивать этих зверей нам было ни к чему, так как их шкуры были слишком тяжелы для переноски, а мясо их в пищу не годилось; мы решили поэтому не заряжать мушкетов, а давать только холостые выстрелы. И стоило пороху вспыхнуть на полке, как хищники, даже львы, вздрагивали, завидевши вспышки, отбегали и немедленно оставляли нас в покое.
Здесь, в верхней части реки, мы прошли мимо многих населенных мест, и при этом через каждые почти десять миль мы подходили к новой народности. У каждой из них был свой язык, по крайней мере, сильно различающиеся наречия, так что друг друга туземцы не понимали. Во всех встречных селениях, особенно в прибрежных, было множество скота. А на восьмой день этого второго речного плавания мы наткнулись на негритянское поселение, обитатели которого выращивали какой-то злак, вроде риса [98], очень сладкий на вкус. Получивши его от туземцев, мы сделали превосходное тесто, развели костер и затем, когда он погас, испекли на углях из этого теста превосходные хлебы. Таким образом, с тех пор мы не нуждались решительно ни в чем.
Негры наши тянули каноэ на буксире, и мы подвигались хорошим ходом, по нашим подсчетам, не меньше, чем двадцать или двадцать пять английских миль в день. Река же все время была широка и достаточно глубока, но на десятый день мы наткнулись на другой водопад. Цепь высоких холмов перегораживала все речное русло, и вода ниспадала по скалам с одного яруса на другой странным образом, так что то была, в сущности, целая цепь водопадов, вроде непрерывной вереницы каскадов, только пороги здесь подчас отстояли на добрую четверть мили друг от друга, и шум был глухой, ужасающий.
Теперь, казалось, нашему речному передвижению пришел решительный конец. Но трое наших, вместе с двумя неграми, взобрались на холмы в сторонке, чтобы осмотреть речное русло, и обнаружили, что всего в полумиле хода русло реки превосходно и судоходно еще на изрядное расстояние. Мы все взялись за работу, выгрузили поклажу и вытащили все каноэ на берег, чтобы выяснить, удастся ли нам перенести их.
Испытание показало, что они очень тяжелы, но наши плотники, потратив на работу целый день, срубили с бортов каноэ столько дерева, что они оказались намного меньше, плавать же в них можно было не хуже, чем прежде. Когда работа была закончена, десять человек подняли одно каноэ на шесты и без всякого труда понесли его. Мы приставили к каждому каноэ по двадцать человек с тем, чтобы один десяток сменялся другим. Таким способом мы перенесли наши каноэ и снова спустили их на воду; затем перетащили поклажу и погрузили ее снова в каноэ; со всем этим мы управились в один день. И на следующий день рано поутру вновь двинулись в путь. После того, как мы прошли еще четыре дня на буксире, пушкарь, бывший нашим лоцманом, стал замечать, что мы идем не совсем точно по выбранному нами направлению; что река несколько отклоняется на север; об этом он, как полагается, сообщил нам. Как бы то ни было, мы не могли лишаться преимуществ водного передвижения, по крайней мере, до тех пор, покуда мы к этому не оказались принуждены. Мы закачались дальше, и река понесла нас еще дюжин на пять миль. Но затем, пройдя устья многих впадавших в нее ручьев и речек, мы заметили, что она стала уменьшаться и мелеть. Под конец и сама она превратилась в ручей.