Но нам необходим был якорь; но будь даже у нас якорь, мы не смогли бы сделать канат. Таким образом, нам пришлось удовлетвориться тем, что при помощи туземцев мы свили несколько веревок из того же, из чего они плетут циновки, а из веревок сделали нечто вроде каната или швартова для того, чтобы привязывать корабль к берегу. Этим на время пришлось удовлетвориться.

Коротко говоря, мы провели здесь четыре месяца и работали, не покладая рук. По истечении этого времени мы спустили на воду наш фрегат, который, хотя и был с недостатками, все же, если учесть условия, при которых строили его, оказался, в общем, не плох.

Корабль наш представлял собою нечто вроде шлюпа, водоизмещением около восемнадцати или двадцати тонн [69]. И будь у нас мачты и паруса, стоячий и бегучий такелаж [70], как полагается в таких случаях, и все прочее, — корабль доставил бы нас куда только нашей душе было бы угодно. Но основная беда заключалась в том именно, что не было у нас смолы или дегтя для того, чтобы пройти швы и укрепить киль. Правда, мы делали, что могли, и из топленого сала и растительного масла намешали что-то взамен смолы, но эта смесь не вполне могла удовлетворить нас. И судно, когда мы спустили его на воду, оказалось таким утлым и так быстро набирало воду, что мы решили, что вся наша работа пойдет насмарку, так как поддерживать корабль на воде стоило слишком много хлопот. А насосов у нас не было, и сделать их было тоже не из чего.

Но, наконец, один из туземцев, черный негр, показал нам дерево [71], которое на огне выделяло липкий сок, вязкий, как деготь. Сок этот мы варили, и он вполне заменил нам смолу, а больше нам ничего не требовалось. Теперь наш корабль оказался прочен и крепок, так что ни деготь, ни смола нам более не были нужны. Знание этого дерева не раз впоследствии помогало мне в тех местах.

Достроивши, таким образом, корабль, мы из бизани врака соорудили изрядную мачту для корабля и прикрепили, как могли лучше, к ней свои паруса. Затем мы сделали руль и румпель [72] и, словом, все, что требовалось в первую очередь. Нагрузивши корабль съестными припасами и запасшись водою, насколько могли (бочек у нас все еще не было), мы при попутном ветре вышли в море.

В этих скитаниях и в этой работе мы провели еще год. Уже наступило, как говорили наши, начало февраля; солнце быстро уходило от нас, к нашему удовольствию, ибо жара стояла исключительно сильная. Ветер, как я сказал, все время благоприятствовал нам, ибо, как я узнал впоследствии, когда солнце уходит на север, ветры начинают дуть на восток.

Теперь мы стали спорить, какое нам выбрать направление, и никогда, казалось, люди не бывали столь нерешительными. Одни высказывались за то, чтобы идти на восток и прямо к малабарскому побережью. Но другие, лучше представлявшие себе продолжительность такого путешествия, только качали головами, прекрасно понимая, что ни наших съестных припасов, ни особенно запасов воды и, наконец, ни самого корабля не хватит, чтобы проделать такой конец. Ведь это около двух тысяч миль пути.

Эти стояли за то, чтобы двинуться на африканский материк, где, по их словам, можно добиться многого и наверняка разбогатеть, каким ни двинуться путем, стоит только выбраться оттуда — сушей ли, по морю ли.

А впрочем, при таком положении дел выбора у нас не было. К тому же стояло неподходящее время года для путешествия на восток: пришлось бы дожидаться апреля, а то и мая для того, чтобы выйти в море. Под конец, так как ветер дул с юго-востока и юго-юго-востока, и погода стояла благоприятная, — мы все согласились с последним предложением и решили идти к африканскому побережью. О том, чтобы обогнуть остров, нам спорить не пришлось, так как мы находились на стороне, обращенной от Африки. Итак, мы направились на север и, обогнувши мыс, взяли курс на юг, идя с подветренной стороны острова и рассчитывая достичь западной оконечности, которая, как я уже говорил, выступает к Африке настолько, что сократила бы нам путешествие почти на сто лиг. Но, пройдя лиг тридцать, мы обнаружили, что ветры здесь переменные, и тогда мы решили держать курс прямо, ибо в таком случае мы имели бы ветер попутным, — ведь судно наше не очень-то могли идти под косым ветром или иначе, как только прямо по ветру.

Итак, решившись на это, мы пристали к берегу, чтобы снова запастись свежей водой и всем прочим, и, примерно, в самом конце марта, идя больше на авось, чем по расчету, пустились к африканскому побережью.

Что до меня, я ни о чем не тревожился. Мы поставили себе целью добраться до той или иной земли; но я не беспокоился, ни что это за земля, ни где она, ибо в то время не представлял себе своего будущего и мало задумывался над тем, что со мною вообще может случиться. Со всем, что предлагалось, — как бы ни было рискованно предложение и как бы ни был сомнителен успех, — я соглашался со свойственным моему возрасту легкомыслием.

Путешествие это, предпринятое от большого невежества и отчаяния, осуществлялось таким же путем — без излишнего расчета и размышления, ибо знали мы о курсе, который держали, лишь то, что направление его на запад, с колебаниями на два-три румба к северу или югу, да к тому же у нас не было и компаса, если не считать чисто случайно оказавшегося у одного из наших маленького медного карманного компаса, так что курс, как видите, мы держали не слишком точно.

Как бы то ни было, ветер дул ровно, с юго-востока и через восток, и в силу этого мы считали, что прямой курс на северо-запад через запад не хуже всякого другого, и шли им.

Путешествие оказалось гораздо продолжительнее, чем мы предполагали. К тому же и наш корабль, имевший явно недостаточные паруса, продвигался помаленьку и шел очень тяжело.

Естественно, что никаких происшествий не приключилось с нами в пути, так как мы оказались в стороне от чего бы то ни было занимательного. А что до встречных судов, то за все время путешествия нам не представлялось случая даже окликнуть кого бы то ни было, ибо мы не встретили ни одного, ни большого, ни малого судна, так как море, по которому мы шли, лежало вне торговых путей.

Дело в том, что население Мадагаскара знало об африканских берегах не больше нашего, — знало только, что там страна львов, как они говорят. С попутным ветром шли мы под парусами восемь или девять дней. Вдруг, к великой нашей радости, один из наших крикнул: «Земля!» Радоваться этому у нас были причины основательные, так как воды оставалось у нас в обрез, на два или три дня, и то при уменьшенном пайке. Хотя землю мы заметили рано поутру, достигли мы ее лишь с наступлением ночи, так как ветер упал почти до штиля [73], а корабль наш, как я сказал, был не особенно ходкий.

Мы жестоко огорчились, когда, подойдя к земле, увидели, что это не материк Африки, а какой-то остров, к тому же необитаемый [74]; по крайней мере, мы обитателей на нем найти не могли. Скота на нем также не было, кроме нескольких коз, из которых мы убили только трех. Как бы то ни было, у нас оказалось свежее мясо, и к тому же мы нашли превосходную воду. Лишь пятнадцать дней спустя мы подошли к материку, причем подошли к нему, что очень существенно, как раз, когда наши припасы кончились. Собственно, припасы кончились еще раньше, так как последние два дня на человека приходилось лишь по пинте воды в сутки, но, к великой нашей радости, мы еще накануне вечером завидели землю на большом расстоянии и, идя всю ночь при попутном ветре, к утру оказались всего в двух лигах от берега. Без всяких размышлений высадились мы в том самом месте, к которому пристали, хотя, будь у нас немного больше терпения, мы нашли бы, несколько на север, прекрасную реку. Укрепивши в земле, подобно причальным столбам, два больших шеста, мы пришвартовали наш фрегат, и на сей раз наши слабые канаты, сделанные, как я уже сказал, из циновок, вполне исправно послужили нам.