— Скажите, чтобы он немедленно п-приехал.

— А если откажется?

— Уговорите.

Садчиков позвал одного из сотрудников и шепнул ему на ухо:

— Быстренько установите адрес, б-берите людей — и туда.

— Есть.

— Только без глупостей, — сказал Садчиков Наде, — н-не вздумайте с ним б-беседовать о нас. С-скажите, что у вас для него есть а-американский костюм. Он же любит костюмы. С-скажите, чтобы он немедленно приезжал пос-смотреть.

Надя набрала номер. К телефону подошел Сударь.

— Здравствуй, Саша, — сказала Надя и улыбнулась Садчикову жалкой улыбкой. — Кот у тебя?

— Зачем он тебе? — ответил Сударь. — Я лучше. Как спортсмен?

— Мы с ним расстались.

— Приезжай к нам.

— Потом. Ты позови Кота.

— Сейчас, — сказал Сударь и крикнул: — Эй, киря! Тебя.

— Алло, — сказал Чита.

— Это Надя.

— А я думал — Софи Лорен… — хохотнул Чита.

— Костя, ты можешь сейчас ко мне приехать?

— Что, надоело развлекаться с бывшим князем, а ныне трудящимся Востока?

— Не говори глупостей.

Садчиков, нагнувшись к трубке, слушал каждое слово Читы.

— У меня есть хороший костюм, Кот. Из дакрона. Очень красивый.

— С разрезом?

— Да.

— А какого цвета?

— Белый, в серую полоску.

— Сколько?

— Совсем недорого…

— Я вечером приеду.

Садчиков быстро взглянул на женщину и отрицательно покачал головой…

— Нет, — сказала она, — его через час заберут.

— Как же быть? У меня сейчас дело…

— Приезжай на пять минут, — повторила Надя то, что Садчиков сказал ей шепотом.

— Я сейчас не могу.

Садчиков снова посмотрел на женщину.

— Тогда ничего не выйдет, — сказала она. — Костюм уйдет.

— Он новый?

— Еще не одеванный.

— Подожди.

Чита сказал Сударю, который уже стоял на пороге:

— Я на полчаса к ней сгоняю, ладно?

— Не пойдет.

— Там костюм дакроновый.

— В этом походишь.

— Знаешь что?! Иди к чертовой матери! Тоже командир здесь нашелся! «Нельзя»! «Не пойдет»! Что я, тебе подчиняюсь? Тогда вообще топай сегодня один!

— Кончил?

— Да.

— Кретин. Если за полчаса не управишься — пеняй на себя.

— Санечка, я обернусь, — обрадовался Чита, — на такси туда и обратно.

— Опоздаешь ведь. Ты как баба — время ценить не умеешь… Ладно, едем — я еще раз дом посмотрю, а с Прохором увижусь, как условились. Ты будь к трем. И пистолет возьми, сюда мы не вернемся…

Чита сказал:

— Надюш… Сейчас приеду.

— Жду, — ответила Надя и, медленно положив трубку, заплакала.

— Ч-что это вы? — спросил Садчиков.

— Ничего… Просто неприятно себя чувствовать сволочью.

— В-вы сейчас поступили правильно. Д-дальше мы во всем разберемся, хочу вас только спро-осить: вы знали, когда он последний раз участвовал в грабеже?

— Что?!

— То, что слыш-шите.

— Я ничего не знала.

— Ладно. Сколько времени он сюда проедет?

— Не знаю. Минут двадцать — двадцать пять.

Пришел оперативник и, вызвав Садчикова в прихожую, сказал:

— Александр Николаевич Ромин, тридцать четвертого года рождения, по кличке Сударь, проживает вот здесь, — он протянул листок бумаги с адресом. — В прошлом тренер.

— Хорошо, — сказал Садчиков, — берите людей из управления — и немедленно туда. Если его нет, останьтесь в засаде. Имейте в виду, там есть оружие. Мой звонок: три раза короткие, а четвертый — звоню очень долго.

— Есть, товарищ майор.

— Что со мной будет? — спросила Надя, когда Садчиков вернулся в комнату.

— Р-разберемся.

— Но я действительно ничего не знала о нем, честное слово…

— А об этом? — кивнул Садчиков на спортсмена. — Тоже ничего не знаете?

— Не-ет…

— А к-как же с ним спите?

— Мы встречаемся…

— Это у вас называется «встречаться»? — усмехнулся Садчиков.

— Врет, — сказал спортсмен, — заманила меня, проститутка. Я ее позавчера только увидел, клянусь мамой.

— Ты б пап-пой лучше клялся, — сказал Садчиков.

— Зачем оскорбляете? — спросил спортсмен. — Я спортсмен. Что мне, с женщиной общаться нельзя?

— Общаться можно, — согласился Садчиков. — Хватит разговоров. С-сидеть тихо. К-когда он постучит, молчите, мы сами откроем дверь.

— Если он на меня полезет, резать буду, — сказал спортсмен.

— Чем будешь р-резать? — поинтересовался Садчиков.

— Зубами, — ответил спортсмен, — как волк ягненка.

— Это можешь, — разрешил Садчиков, — только не до с-смерти.

Прохор сидел рядом с Витькой в машине и быстро говорил:

— Ты чудной, Витек, прямо как ребенок. Ты меня слушайся, я всем вам добра хочу. Любочку зря ты обидел, она прямо как ягодка — красавица, глаз с нее не свесть. Был бы помоложе — отбил бы, право слово, Витек…

Витька хмыкнул, потому что представил рядом с Любой старенького Архипа Ивановича.

— Чего, — словно угадав его мысли, мелко засмеялся Прохор, — думаешь, не смог бы? Милай, хорошенький, ты меня и не знаешь вовсе, и каким я красавцем был, за мной бабы табуном ходили…

Витька засмеялся. Прохор махнул рукой и укоряюще вздохнул. Закурил. Начал напевать песню тоненьким бабьим голосом.

— Ты чего меня звал, Архип Иваныч? Если б у тебя внучек серьезно заболел, ты б грустный был, а так песню поешь,

— Ты хитрый, Вить, ух, какой хитрый! И умненький. Тебя не проведешь. Э-хе-хе, старость не радость. Угадал ты, Витек. Один я, как сокол. Нет у меня племяша и внучка нет. Только вот вы и есть, вас-то я и люблю. Ты уж меня выручи, старика, Вить. В последний раз, а? Вить? Чего молчишь?

— Не буду выручать, Архип Иваныч. Завязал.

— Шнурок завязывают, Вить… Чего тебе завязывать-то? Если б ты какой бандит, спаси господи, был, а то работяга, шофер. Откуда ты знаешь, чего везешь? Попросил Архип Иваныч, ну ты и подсобил больному старику. Сударик мои вещички, три чемоданчика, на Курский отвезет — и все. Триста рябчиков я тебе сразу выкладываю.

— Не пойдет, Архип Иваныч, — сказал Витька и улыбнулся. — У меня жена рожать вздумала. Все. Завязал.

— Господи, вот радость-то! — сказал Прохор. — Дите — оно в семью всегда мир приносит. Это вы здорово решили. А твой?

Витька не понял.

— Младенец-та чей? — спросил Прохор. — Твой?

— А чей еще?

— Она уж полтора месяца одна, не ровен час, согрешила…

Витька резко тормознул. Машина остановилась.

— Вылазь, — сказал Витька, — старый дурак.

— Да что ты? — всполошился Прохор. — Я чего? Я ничего, Вить, я ж за тебя страдаю…

— Вылазь, — повторил Витька.

— Вить, Вить, — заторопился Прохор, — ты не серчай, ну, ты меня прости, старика. У меня так жена согрешила, я и напуганный теперя, Вить. Если бы я со зла, а то ведь от всего сердца. Ты не ругайся со мной, Вить, а то нам всем нехорошо будет, Вить…

— Тебе будет нехорошо, а мне что?

— Тебе тоже будет несладко. Один в наши дни кто захочет тонуть? Вдвоем — все веселей.

— Вот я сейчас поеду в милицию и сдам тебя, понял?

— И-и-и, милай, — засмеялся Прохор, — куда ты меня повезешь? Я тя сам куда хочешь отвезу. Только я этого делать не буду. Зачем это мне? Живи себе как хочешь. Лады, отвези меня ко мне домой, в Мамонтовку, и господь с тобой.

— Ты ж в Тарасовке живешь, Архип Иваныч, — сказал Витька. — Советская, сорок. Что я, не помню?

— Да не, там я не живу, там Сударев брат жил двоюродный.

Прохор быстро резанул взглядом Витьку. Глаза у него сейчас стали белые, холодные и пустые. Но так было только мгновение. Когда Витька, почувствовав на себе взгляд Прохора, обернулся, он увидел добрые стариковские глаза, в уголках которых поблескивали беспомощные и добрые слезинки.

— Да ты не бойся, — сказал Витька, — я только так, чтоб ты отвязался, Архип Иваныч. А то «согрешила», «согрешила»!

Прохор всхлипнул и тяжело шмыгнул носом.

— Ну, брось, Архип Иваныч… — попросил Витька. — Ну, извини меня, если что не так. Да хватит тебе, Архип Иваныч, ты прямо как женщина.