А за два часа до начала вечера в штабе заводской дружины собралась вся бригада Вехова. Ребята уже успели побывать дома, побриться, переодеться.

Все были в праздничных костюмах, тщательно отглаженных рубашках, с галстуками. Настроение у всех было приподнятое, боевое.

Словно и не было вчерашнего разговора в темноте, после посещения больницы, и ничего не случилось между Николаем и Тараном. Но Николай чувствовал, что все это лишь отошло куда-то на время, притаилось, спряталось перед лицом того важного, трудного и опасного, что ждало их сегодня.

Только Степа Шарунин казался еще молчаливее, чем обычно. На бледном лице его под глазом растекся большой фиолетово-желтый синяк.

— Где это ты раньше времени схлопотал? — изумился Коля Маленький.

— Упал, — хмуро ответил Степа, смотря в сторону.

Таран сокрушенно вздохнул:

— Эх, и падать-то толком не научился. Тоже мне деятель.

В штаб подходили назначенные в этот день на дежурство дружинники. Старик Проскуряков формировал из них пятерки, назначал старших, выдавал красные нарукавные повязки, ставя галочки в списке, затем указывал по висевшей на стене карте маршруты патрулирования.

В это время зашел Чеходар в сопровождении полного, пожилого человека в очках, оказавшегося инструктором райкома партии.

— Вот наш штаб, — Чеходар широким жестом обвел помещение. — Теперь прошу познакомиться.

Он подвел своего спутника к Проскурякову, потом так же уверенно, по-хозяйски продолжал сказывать:

— Каждый день формируем патрули. Вот книга учета, книга задержаний. А сегодня еще одну операцию готовим, особого рода, — он усмехнулся. — Словом, активности нам не занимать.

При этих словах Проскуряков бросил на Чеходара сердитый взгляд, но промолчал.

В это время Коля Маленький ядовито спросил у Бориса Нискина:

— Надеюсь, ты свои шахматы оставил дома, или обыскать тебя?

Тот смерил его презрительным взглядом.

— Я только и ждал твоих руководящих указаний.

Таран взглянул на часы и повернулся к Николаю.

— Слушайте, начальство, — с вызовом сказал он, — не играйте на моих нервах. Меня ждут. Я опаздываю.

— Время еще есть, — как можно спокойнее ответил Николай, хотя задержка начинала беспокоить и его. — Сейчас поторопим.

Он подошел к Проскурякову.

— Дядя Григорий, нам пора. Где люди-то? Еще человек шесть нужно.

Проскуряков сдвинул очки на лоб и возмущенно развел руками.

— Нету! Такая дисциплина у нас. Назначено на сегодня сорок шесть человек, а явилось вот… — он подсчитал галочки в списке, — четырнадцать! Понял, елки зеленые?! — и посмотрел на Чеходара.

Тот нахмурил густые черные брови и со спокойным упреком произнес:

— Неужели нельзя без паники, Григорий Анисимович? В большом да еще новом деле всегда может случиться неувязка, и, обращаясь к инструктору, добавил: — Самая большая дружина в районе, сотни людей.

— Это должны быть надежные люди, — вежливо заметил тот.

— Совершенно справедливо, — подтвердил Чеходар. — Только таких и выбирали. Правильно я говорю, Вехов? — И, не дожидаясь ответа, снова обернулся к инструктору. — А теперь взгляните на эту карту. Здесь все маршруты наших патрулей. Необходимейшая вещь для каждого штаба.

Когда Чеходар отвел своего спутника к висевшей на стене карте района, Николай сказал Проскурякову:

— Может, мы пока одни пойдем? Начинать-то надо вовремя.

— Сколько вы гостей ждете?

— Говорят, человек пять их.

— Ну вот! — Проскуряков досадливо покрутил между пальцами усы. — На каждого такого гостя надо по два хозяина. Непременно наружные посты выставь, чтоб не разбежались в случае чего. И потом не забудь, ножи у них водятся. Тут, брат, мы и так на риск идем.

— Все понятно, дядя Григорий.

— А раз понятно, то обожди еще чуток. Первых, кто придет, вам отдам.

Прошло еще минут пятнадцать, но ни один дружинник больше не появился. Маленькая стрелка часов перешла на семь.

Чеходар, наконец, проводил инструктора и, облегченно вздохнув, вернулся к столу, за которым сидел Проскуряков. Тем временем ребята начали уже все вместе наседать на старого мастера, требуя отпустить их пока одних.

— Пусть идут и начинают, — распорядился Чеходар. — А мы им ребят подошлем. Не срывать же мероприятие в самом деле.

Николай на всякий случай уточнил:

— Человек пять-шесть надо, Алексей Федорович, не меньше.

— Не робей, больше пришлем.

— Робеть не привык, — сухо возразил Николай.

Чеходар усмехнулся.

— Ну, ну, не бычись. Надо понимать шутки.

— Шутки шутками, — сердито проворчал Проскуряков, — а из-за такой дисциплины мы своих людей под удар ставим, вот что я тебе скажу.

— Мне можешь говорить, что хочешь, — Чеходар уже но сдерживал раздражения. — Думаешь, я доволен такой дисциплиной? По при посторонних иногда можно и помолчать. Этот инструктор уже из твоих слов выводы сделал. «Все, — говорит, хорошо, а вот дисциплина из рук вон. Почему вас партком до сих пор не слушал? В других организациях это дело поставлено строже». Видал? Хорошенькую славу мы по твоей милости получим в районе.

— А это уж какую заслужим, такую и получим.

Ребята между тем торопливо направились к выходу. Таран должен был еще зайти в райком за Аней. Остальные направились прямо в красный уголок. Илья Куклев нес патефон с пластинками. Надо было еще успеть повесить новые лозунги и плакаты.

Уходя, Николай подумал, что в одном, пожалуй, Чеходар все-таки прав. Зачем в самом деле надо было начинать при посторонних такой разговор? Но тут мысли его невольно перескочили на события, которые должны были разыграться в красном уголке, и спор в штабе сразу отодвинулся куда-то.

Николай ускорил шаг, догоняя товарищей.

К восьми часам красный уголок наполнился молодежью. Пришло человек двадцать. Кое-кто сначала боязливо оглядывался на входную дверь. Но заиграл патефон, первые пары закружились в вальсе, и настороженность постепенно пропала.

Обещанные Чеходаром дружинники не появлялись. И Николай чувствовал, как злость накипает у него в душе. «Трепачи! Языком только болтать горазды, а как до дела, то их нет! Кажется, придется надеяться только на себя». Обстановка резко осложнялась.

Николай в который уже раз придирчиво огляделся. Все ребята на своих постах. Илья Куклев не отходит от двери, он якобы дежурит у патефона, меняет пластинки. Борис Нискин подпирает стенку около выключателя, не танцует. Плохо! Вон какая-то девушка даже сама его приглашает, а он… да, отказался. Надо подключить к нему Степку, пусть по очереди танцуют. Впрочем, Степка тоже не танцует, он вообще сегодня какой-то странный.

Николай думал обо всем этом, а помимо его воли в голове вертелся один и тот же вопрос: «Придут или нет?.. Придут или…» И это относилось сразу и к дружинникам, которых он так ждал, и особенно к «гостям», ради которых и был организован этот вечер.

И еще, когда среди собравшихся замечал он Аню, не мог не думать Николай о том, что случилось вчера. И тогда помимо воли смутное недовольство собой овладевало им. Что-то не так он решил, не так сделал. А как бы поступила в этом случае сама Маша?

Пошла бы? Наверно… Испугалась бы, но пошла. Ох, как бы трепетало ее сердечко, как бы волновалась она сейчас! И взгляд его опять отыскивал Аню.

Девушку позвали не только для «обстановки». По сигналу Николая она должна незаметно и быстро увести других девушек, а их здесь человек шесть.

Поэтому надо было со всеми познакомиться, не теряя времени. Аня это делала уверенно, энергично и быстро, со смехом и шутками. Незнакомые люди не пугали, наоборот, притягивали ее. Белое в синюю горошину Анино платье мелькало то в одном, то в другом конце комнаты. Вот что значит комсомольский работник, молодежный заводила и вожак!

И снова Николай мысленно сравнивал ее с Машей. Нет, Маша бы так не могла, она робкая.

И услужливая совесть подсказывала: зачем же тогда рисковать, зачем было звать ее сюда? Но мысль эта, казалось бы, вполне здравая, не успокаивала, наоборот, вызывала почему-то досаду. И Николай гнал ее, гнал все мысли, кроме одной, главной: «Придут или не придут?» Но сейчас это уже относилось только к «гостям». Да, да, главное — это они! И они придут. Должны прийти!