Как ни странно, но все подтвердилось – третий месяц беременности.

Елена Сергеевна была вне себя от счастья.

- Наверное, мальчик родится! Антоном назовем!.. Да, Оленька?

- Да… - она стояла потрясенная, будто оглушенная, не зная еще как реагировать на такую поразительную новость.

- Родная моя! Я теперь никуда тебя не отпущу! Будешь с нами!

До Ольги, наконец, стал доходить смысл ее положения. Она горько заплакала, поняв, что будущий ребенок это и есть ее Антон, его продолжение, его воплощение…

Елена Сергеевна долго утешала, обнимала девушку, плакала вместе с ней. Сели в машину и, немного успокоившись, никуда не спеша, неторопливо ехали по городу, обсуждая дальнейшую судьбу Ольги. Решили, что съездив домой, и обо всем рассказав родителям, она останется жить у них с Иваном Андреевичем. Ректор института – его постоянная клиентка и они смогут договориться в деканате, чтобы Ольга сдала выпускные экзамены экстерном.

Она перестала плакать, улыбалась радостно, думая о будущем ребенке. Все остальное отступало на второй план, делалось неважным. Мысли заполнялись неизведанными материнскими чувствами, она уже пыталась прислушиваться к себе, к своим новым ощущениям, неведомым впечатлениям. Хотелось, чтобы этот момент наступил быстрее, чтобы остальные месяцы пролетели незаметно и скоро.

Простившись с Еленой Сергеевной, Ольга стремительно влетела в свою квартиру. В душе все ликовало. Прошла на кухню, автоматически включила телевизор, поставила на плиту турку, варить кофе, наполнила ее водой. И услышала звонок в дверь…

                                 Глава пятая

- Дима? – Ольга озадаченно смотрела на него, неожиданно смутившаяся. – Ой! Проходите, пожалуйста.

Он вошел в коридор, снял с плеча рюкзачок. В небольшой квартире все было знакомо.

- У вас кофе… - чувствовался  горелый запах убежавшего кофе.

- Ой! Проходите в кухню, - она бегом бросилась выключать плитку. – Ну  вот, все пропало…

- Не волнуйтесь. Можно я помогу? – он взял испачканную турку и взялся отмывать под краном. Быстро очистив, подал ей. – Готово!

- Спасибо! – она опустила глаза. – Простите, неудобно получилось.

- Что вы, Ольга! Кстати, если помните, мы договорились на ты обращаться. Не возражаете?

- Нет… - она ничего не помнила и оттого чувствовала себя очень неуютно. Что она еще могла наговорить в ту ночь?

Дима сел за небольшой обеденный стол. Оглядел кухонный интерьер.

- А в холодильнике стоит дорогой французский коньяк, - он шутливо смотрел на нее.

- Откуда вы знаете? Ах, да…

В это время по телевизору передавали последние новости. Дима услышал свою фамилию и внимательно всматривался в экран. Показывали фотографии убитых Нугзара и депутата, лежащих на мокром кафельном полу сауны. Потом корреспондент сказал несколько фраз, и вдруг на экране возник сам Дима, что-то говорящий и направляющий пистолетный ствол в подбородок перепуганного голого человека. Сюжет длился буквально десять секунд. Затем крупно показали его лицо.

Он повернулся и увидел, как Ольга с невыразимым ужасом смотрит на него. Она все видела и слышала…

Глаза увлажнились, крупные слезы потекли по щекам. Она, в отчаянии закрыв лицо руками, бессильно опустилась на стул.

- Оля, я тебе все, все объясню. Выслушай меня, пожалуйста! - Дима подошел к ней, опустился рядом на колени. Хотел погладить вздрагивающую спину. Не решился…

- Ольга!

- Зачем вы пришли? Что вам надо? Хотите убить меня?

- Ольга! Одно твое слово и я сразу уйду! Я хочу, чтобы ты меня выслушала! Мне и рассказать-то обо всем некому!.. - в отчаянии воскликнул он.

Какое-то исступленное бешенство клокотало в груди. Не мог себе простить, что так напугал ее. Эта наивная, чистая девушка непонятным образом притягивала к себе. Безмерное чувство виноватости перед ней, перед ее открытостью и доверием, перед испугом, который она невольно испытывала, увидев этот дурацкий репортаж.

Она чуть успокоилась. Больше не от слов, а от того безысходного, просительного, искреннего тона.

- Давайте сядем за стол, – она пыталась взять себя в руки. Вытерла платком заплаканное расстроенное лицо.

- Нет, Оля… - вставать не хотелось. – Я так посижу, - сел на пол, смотря на нее снизу вверх. – Так лучше. Не прогоняйте меня, ладно?

И он долго, сбивчиво рассказывал ей все о себе, своей жизни, последних событиях, Черкесе, Элеоноре… Ничего не стал скрывать. Оказывается, сладко это было – раскрывать другому душу, где-то раскаиваясь, где-то сожалея о случившемся, признавать допущенные ошибки. Получилась целая исповедь, тяжелой очищающей волной распахнувшая его душу. Ольга слушала очень внимательно, с неподдельным интересом, и это сильно вдохновляло его. Он надеялся и верил, что она простит. Только почему она должна прощать его? И все равно, думалось, что если уж она не осудит, то тогда никто уже осудить будет не в праве. Казалось, эта хрупкая девушка воплощает для него само правосудие и милосердие.

- Ольга, я клянусь тебе всем, чем могу поклясться – никогда я никого в своей жизни не убивал! Никогда! Ты должна знать это!.. – он опустил низко голову, замолчал надолго. Неожиданно почудилось, будто ее ладонь легонько коснулась его волос. Поднял голову, вгляделся в ее лицо повлажневшими глазами. Взял руку, поцеловал, бережно прижал к лицу.

- Простишь, Оля? – он с надеждой смотрел на нее.

- За что? – удивилась она.

- Что напугал тебя…

- Но ты ведь не виноват…

- Ольга! Ты не представляешь, что ты для меня сделала! – он неожиданно почувствовал себя совершенно счастливым.

Между тем за окном уже опустился вечер, сгущающийся сумрак уходящего летнего дня незаметно прокрадывался в открытые окна. На улице зажглись фонари, ярким светом освещая ночные проспекты. Окно комнаты выходило в уютный дворик, а окно кухни на центральную улицу. Они сидели, молча, прислушиваясь к звонкам и перестуку колес припозднившихся трамваев. Неожиданно громкой сиреной завизжала сигнализация «Крузера», одиноко припаркованного возле детской площадки. Дима прошел в комнату выглянул в окно. Машина часто мигала фарами, издавая пронзительные тревожные звуки. Вокруг никого не было. Он достал пульт, нажал кнопку, отключил сигнализацию. «Крузер» затих на мгновение, и тут же, полыхнув ослепительным белым пламенем, разлетелся на мелкие осколки. Оглушительный взрыв прогремел, разорвав спокойную идиллию теплого вечера. На первых этажах вылетели стекла, где-то истошно пищали сигнализации других автомобилей.

И тут же разлетелось вдребезги оконное стекло, осыпав с ног до головы мелкими колючими крошками. Автоматная очередь ворвалась в окно, рикошетом от потолка впиваясь раскаленными пулями в платяной шкаф, в мягкие кресла, в широкий диван… Дима мгновенно распластался на полу, успев лишь крикнуть Ольге:

- На пол! Быстрее, Оля! Ложись!

Впрочем, квартира была расположена таким образом, что пули вряд ли могли достать до кухни. И все же он страшно испугался за нее.

- Не прощу себе, если что! Бедная моя девочка! – наконец пальба прекратилась, все стихло…

Дима не верил, что уцелел. Бросился в кухню. Она сидела на корточках возле холодильника, тело сотрясала крупная дрожь.

- Оленька! Жива? Все в порядке?

Она расширившимися зрачками непонимающе смотрела на него. Он кинулся, набрал воды, плеснул ей в лицо.

- Оля, Оля! Очнись, Оля… Надо уходить… Ну, что же ты! – она очнулась, оттолкнула его. Забегала, засуетилась…

- Быстрее… Я все уже собрала, - хватала стоящие в коридоре сумки. – Я и так уезжать собиралась, - несмотря на ситуацию, улыбнулась, глядя в его удивленное лицо. – Он, наверное, подумал, что я тронулась умом, - пронеслось в мыслях.

– Что ты стоишь, Дима!

Он подхватил сумки, свой рюкзачок закинул за спину и, подивившись ее быстрому самообладанию, схватил за руку и они помчались вниз по лестнице.

- Через пять минут здесь менты будут! Давай Оля, дворами. Там тачку возьмем. Эх, жаль без машины…