В 1963 году в Петрозаводский музей поступило около семисот памятников из хранилища в Кижах. Среди вывезенных экспонатов особое внимание привлекает икона «Покров богоматери» — классический пример связи местной школы живописи с искусством Новгорода.
Хочется отметить, что интенсивное проникновение шедевров новгородского искусства в Карелию, являвшуюся частью Обонежской пятины, усвоение местными мастерами древних новгородских традиций относится именно к XIV—XV векам, то есть к периоду расцвета новгородской живописной школы.
При первом взгляде на «Покров» из Кижей невольно хочется назвать икону копией с известного новгородского «Покрова», из собрания И. Остроухова, украшающего залы Третьяковской галереи. До малейших подробностей повторил местный художник композиционное построение столичного образца. И все же сходство двух живописных произведений чисто внешнее. Новгородец более строг и лаконичен в своем творчестве, чем его северный выученик. Последний сводит образную характеристику персонажей к ясному, более близкому к жизни толкованию. Крепко сбитые фигуры святых прочно стоят на земле, в их лицах, наделенных сильными и энергичными чертами, нет и следа аскетизма и потусторонности. Оживленно и страстно реагируют они на случившееся чудо.
Легенду о покрове, родившуюся в Византии, местный художник трактует на свой лад. Кажется, что огненно-красный покров распростерт не над строгими колоннами греческого храма, а в уютном помещении небольшой деревянной церкви. И во всем облике иконы есть что-то, незримыми нитями связывающее живопись «Покрова» с интимной простотой памятников древнего зодчества русского Севера. Эта связь во многом предопределяет глубокое отличие произведений обонежских живописцев от новгородских икон, предназначенных, в основном, для официальных церковных сооружений большого города.
Расчистка каждой северной находки приносит неожиданные результаты, настолько широк и многообразен художественный диапазон местных живописцев. Исследователям подчас трудно бывает связать вновь открытый памятник с какой-либо известной школой и проследить истоки творчества его создателя. Активно воспринимая уроки различных направлений древнерусской живописи, местные художники выпускали оригинальные образцы, в которых невозможно отличить привнесенное извне и творчески переработанное от своего, северного. Такова икона, изображающая покровителя домашних животных Власия (XV век) из деревни Инема Олонецкого района.
Икона «Власий» — жемчужина петрозаводской коллекции. Дарование местного художника проявилось здесь в полную силу. Кажется, все лучшее, чем можно восхищаться в памятниках северного искусства, сконцентрировалось в небольшом по размеру произведении провинциального мастера.
Мыслитель и тонкий философ, человек глубокого ума и настоящего, неподдельного благородства, старец, знающий истинную цену духовной красоты, — таким представил художник святого. Люди, обладающие чертами характера, которыми наделен образ Власия, возводили многоглавые деревянные храмы, строили крепкие жилые дома и торговые корабли, несли в новгородские провинции высокую культуру.
Образ Власия подкупает внутренней собранностью, психологической напряженностью. Большие глаза и плавно изогнутые линии бровей, тонкий прямой нос, плотно сжатые губы и длинная борода, обрамляющая впалые щеки, придают лицу выражение предельной утонченности. Характеристика внешней красоты образа Власия удачно дополняется виртуозно написанной художником изящной рукой святого с тонкими нервными пальцами.
Мастер, кисти которого принадлежит этот первоклассный образец северной живописи, был гениальным художником. Он сумел создать неповторимую симфонию цвета и света. Красочные плоскости сопоставлены автором так, что цветовая гамма приобретает жемчужно-серебристый оттенок и становится слегка вибрирующей. Ни одна из цветовых плоскостей не звучит сама по себе, ни один мазок не выбивается из общего колористического ритма. Даже пламенеющую киноварь на образе мастер деликатно смягчает лессировками, и яркая краска звучит приглушенно.
Северный художник отлично владеет трудным искусством рисунка. Сильной и уверенной рукой наносит он выразительные живые штрихи. Ровная строгая линия, словно проведенная ножом резчика по дереву, никогда не приобретает самодовлеющего значения. Рисунок и цветовое решение тесно переплетаются, дополняя друг друга.
Из маленькой сельской церкви, которая нам не известна, происходит еще одна великолепная икона — «Успение» (конец XV века). Если автор «Покрова» целиком находился под обаянием новгородского искусства, то «Успение» писал мастер, хорошо знакомый с творчеством московских и владимиро-суздальских художников. Тонко чувствующий цветовую гармонию среднерусских живописцев, северный мастер остается последовательно верным принципам местной школы живописи. Изысканное сочетание бледно-желтых, светло-зеленых и розоватых оттенков, идущее от лучших образцов столичного искусства, контрастирует в «Успении» с угловатым рисунком, непропорциональным построением фигур, излишней перегруженностью композиции. Яркие, интенсивно звучащие краски одеяния апостола Петра, не вяжущиеся с приглушенным сумрачным колоритом лика святого, — также результат соединения в одном памятнике заимствованных деталей и местных живописных приемов.
Но несмотря на подобную эклектику среднерусских и северных элементов, художники древней Карелии создавали произведения, проникнутые неповторимой, непритязательной красотой и обаянием, так свойственными истинному примитивному творчеству.
В начале XVI столетия в мастерские местных иконописцев проникают веяния достигшей яркого расцвета московской иконописной школы. Как и во многие другие районы древней Руси, в Обонежье привозятся работы московских художников.
Лет двадцать тому назад московские реставраторы нашли в сарае на кладбище села Тукса Олонецкого района гору обледеневших, занесенных снегом иконных досок. Тут же на месте были сделаны пробные расчистки, показавшие, что одна из икон относится к XVI веку и обнаруживает ряд черт, продиктованных искусством Москвы. Нежные прозрачные краски, виртуозный изысканный рисунок заставляют вспомнить лучшие образцы столичной живописи. Здешние художники шли в ногу с передовыми достижениями русской культуры. Авторам памятников, найденных в селе Тукса, безусловно, были известны творения великих русских художников Андрея Рублева и Дионисия.
Усиленное архитектурное строительство, развернувшееся в Карелии в XVII—XVIII веках, послужило основной причиной интенсивного процветания местной школы живописи. Десятками возводимые маленькие часовни и сложные архитектурные сооружения из дерева, такие, как ансамбль в Кижах и соборы в Кеми и Кондопоге, украшались множеством икон. Новгород и Москва уже не поставляли в Карелию свою художественную продукцию, и авторами всех живописных памятников XVII—XVIII веков стали местные художники, талант которых раскрылся во всем своеобразии.
Поздняя эпоха в живописи древней Карелии характеризуется прежде всего кристаллизацией и четким различием художественной манеры мастеров, работающих в многочисленных районах Заонежья. Живописцам почти каждой крупной деревни присущ особый стиль и индивидуальный почерк.
Общим же явлением в поздней живописи стало стремление к передаче реального, к рассказу об окружающей действительности. Иконы XVII—XVIII веков изобилуют подробными повествованиями о быте сельских обитателей, и часто художник, начав изображать житие святого, отвлекается, переходит к иллюстрации повседневной жизни, знакомой и близкой ему. Да и темы живописцы стараются выбирать попроще и понятней. Насущными жизненными потребностями определяется круг популярных святых, излюбленных композиций и сюжетов. Покровители домашних животных — Власий, Флор и Лавр; защитник обездоленных и мореплавателей — Никола; юный воин Георгий, похожий на былинного героя; врачи-целители Козьма и Дамиан — их изображения часто встречаются в убранстве деревянных храмов. Самыми распространенными святыми становятся Александр Ошевенский, Зосима и Савватий, Александр Свирский и другие северные подвижники.