В центре монастырского двора возвышается Покровский собор. Воздвигнутый в начале XVI века, он вобрал в себя лучшие черты владимиро-суздальского зодчества. Интерьер собора прост и величествен. В пустом, лишенном сейчас всякого убранства храме, особо остро ощущается пространственная свобода, необычайная высота столпов и массивность сводов, вместительность внутреннего помещения. Такое впечатление достигнуто с помощью остроумных, тонко продуманных архитектурных приемов. Стены собора не имели росписи, но дошедшие до нас иконы Покровского монастыря убеждают в изысканности и праздничности его интерьера. Галереи Покровского собора усиливают и без того подчеркнутую торжественность сооружения. Под их сводами невозможно ходить торопливо, они призывают к размышлению и задумчивости. В тени галерей велись религиозные диспуты, обсуждались жизненно важные проблемы.

Рядом с Покровским собором в XVI веке построили Зачатьевскую трапезную церковь. Она выглядит крошечной рядом с центральным храмом. Зодчий совсем не думал о внушительности и монументальности своего сооружения. Простота, изящество, увлечение асимметричными сочетаниями архитектурных форм вносят живость и непосредственность во внешний вид трапезной церкви. Утилитарное начало никогда не подавляло в строителях суздальских храмов творческий дух, но их не обвинишь и в ненужном увлечении украшательством, если это не входит в практические задачи.

* * *

«Того же лета (1152) Юрий Владимирович из Суздальской земли создал на Нерли церковь во имя мучеников Бориса и Глеба». Так повествует летописец о закладке Юрием Долгоруким укрепленной резиденции в селе Кидекша. Возводя церковь, князь, известный своей деятельностью в области архитектуры, приложил немало стараний и к сооружению дворцовых зданий. Но нам не суждено их увидеть. Время сохранило от тех веков лишь Борисоглебскую церковь, да и то в частично перестроенном виде. Однако село Кидекша — один из тех уголков суздальского края, где старина запечатлена в первозданном виде.

Далеко видна на высоком берегу живописной Нерли одинокая церковь. В четырех километрах от Суздальского кремля находился когда-то Кидекоцкий монастырь, входивший в состав нижегородского Печерского Вознесенского монастыря. Был, да быстро запустел. В XVII веке поставили Святые ворота, в 1780 году закончили церковь Стефана и тут же возвели колокольню. Разновременные постройки вроде должны мешать друг другу на такой тесной площадке. Но и здесь, как всегда в Суздале, несовместимое совместилось. Колокольня, покосившаяся набок, не мешает древнему собору. И собор не лишает колокольню и Стефановскую церковь самобытности поздней эпохи суздальского строительства. Природа их объединила, приняла в свои владения, растворила в земной красоте. Кажется, иногда, если долго смотришь из-за реки на кидекоцкие здания, что построены они в одно время, да и не построены вовсе, а будто выросли из земли, как деревья.

Борисоглебская церковь в Кидекше служила усыпальницей для членов княжеской семьи. Летописи сообщают о захоронении в соборе сына Юрия Долгорукого — князя Бориса и дочери последнего — Евфросинии. Вскоре после войны известный ученый, профессор Николай Сычев, открыл в нише Кидекоцкого храма предполагаемое портретное изображение жены Юрия Долгорукого княгини Евфросинии, написанное в конце XII века. «Это открытие, — писал Н.П. Сычев, — проливает новый свет на историю культуры и искусства феодальной Руси той эпохи, когда затихал авторитет «матери городов русских» — Киева и когда в далекой Суздальской земле закладывались в борьбе с сепаратистскими стремлениями князей-вотчинников новые основы централизованного государства».

Так в Кидекше, ныне тихом селе с давно заброшенными монастырскими постройками, решались когда-то важные вопросы, делалась история русской державы.

Впечатление от знакомства с суздальскими древностями будет неполным, если не посетить местный музей. В сводчатых белых залах Архиерейских палат выставлены редкие образцы иконописи, шитья, изделия из металла, произведения мелкой пластики.

Искусство суздальских художников было неразрывно связано с культурной жизнью города. Краски суздальских икон мягкие, нежные. Гармония линий и цвета присутствует даже в самых незначительных живописных образцах. Высокий суздальский стиль отличает каждый памятник, связанный с творчеством местных мастеров. Произведения изобразительного искусства не служили подручным материалом для украшения архитектурных ансамблей. Иконы и фрески существенно дополняли силу эмоционального воздействия, которым проникнуты памятники суздальского зодчества.

Лирическая окрашенность архитектуры древнего Суздаля находит свое продолжение в галерее иконописных шедевров. Художники Суздаля оставили в наследство потомкам нетленную красоту, которая волнует и привлекает к себе наших современников.

Любимая работа всегда приносит человеку счастье. Нужно только уметь радоваться не одним результатам, но и самому процессу труда, каким бы тяжелым он ни был. Тогда смысл человеческой деятельности становится закономерным и реально ощутимым.

Обычно люди представляют себе реставраторов склонившимися над старинными экспонатами в тихой музейной атмосфере специальных мастерских. Но «кабинетная» часть труда реставраторов знаменует лишь завершение долгого пути возвращения шедевров древней живописи из глубины веков в современность. С большинством восстанавливаемых памятников мы знакомимся за много лет до того, как они попадают на рабочий стол. Встречи происходят там, где многие века назад рождались эти произведения искусства.

Для меня поездки в древнерусские города по отбору памятников на реставрацию стали главным содержанием профессии, источником познания ее сокровенных тайн. Именно здесь, в богатых запасниках и открытых фондах местных музеев, когда осматриваешь древние произведения на месте их создания, в окружении предметов — свидетелей художественной жизни далекого прошлого, лучше всего прослеживаются истоки творчества старых живописцев. И еще потому я жду с нетерпением каждую такую поездку, что меня неизменно волнует предстоящее знакомство с неизвестным доселе древнерусским городом.

Старинные русские города обладают особой притягательной силой. Снова и снова готов я возвращаться в безмятежно спокойный, располагающий к размышлениям Суздаль, в самом воздухе которого словно разлита тишина, а каждая архитектурная постройка пронизана тонким лирическим настроением — основой творчества суздальских мастеров. Сколько бы раз не приходилось мне приезжать на остров Кижи, всегда захватывает дух при виде бесконечно знакомого кружева серебристых главок деревянных северных строений. Незабываемы цвета старого Пскова — удивительного и неповторимого в своей красоте города северо-западной Руси. Для меня сказочными были дни и месяцы пребывания в монастырском городке Кириллове; никогда не забудется работа во дворцах и палатах Ростова Великого; фантастическим видением возникают в памяти дивные фрески Дионисия со стен Ферапонтова монастыря, затерявшегося среди озер и лесов земли Вологодской. И над всеми воспоминаниями, связанными с заповедными уголками России, неизменно встает образ Новгорода, древнего северного города на берегах Волхова-реки. Здесь, в «Господине Великом Новгороде», как называл русский народ столицу вольнолюбивого княжества, состоялось мое первое знакомство с прошлым России, произошло символическое посвящение в святая святых старого искусства, в тайны творчества замечательных мастеров нашей земли.

* * *

Лето в том году выдалось не по-северному жарким. Прозрачно-голубое небо без единого облачка, щедрое и совсем неназойливое солнце надолго стали неотъемлемой принадлежностью новгородского пейзажа. Белые и розовые стены старых городских построек насквозь пропитались солнечным теплом. Добротно выложенные массивные башни и бойницы новгородского кремля казались легкими, воздушными, словно написанными на светло-синем фоне плавными движениями невидимой кисти. По вечерам с широких кремлевских галерей часами можно было любоваться бескрайними лугами, затопленными водой, смотреть, как последние лучи заходящего солнца скользят по куполам затерявшихся вдали архитектурных сооружений. В такие вечера особенно остро ощущалась извечность новгородской красоты и мы думали, что нельзя найти во всем мире силу, которая смогла бы разрушить ее. Но память безжалостна, и вторгается она в наши мысли без предупреждения, не позволяя забывать ни о чем.