25/VIII — 19.20
Власову
Разрешите объединиться с группой Гайдина под моим руководством. Продукты для них выбросьте в координатах 92—22 без сигналов. Свои получили.
Взяв с собой Павла Бекренева, который был в лучшем состоянии, чем другие, я пошел на связь с Тучиным, приказав всем остальным идти на базу, захватить Асанова, Паасо и вернуться к Лабручью. Утром 21 августа мы встретились с Тучиным.
Я старался выяснить наиболее преданных людей. Тучин назвал Ивана Федоровича Гринина, мастера кожевенного завода в Залесье Алексея Николаева, Федора Реполачева, шофера оборонных работ в Вознесенье, и работающего там же Сергея Бутылкина. А также рабочего смолокурни в Шокше Василия Агафоновича Герчина. Было видно, что Тучин уже давно приглядел надежных людей.
Во время этой встречи я спросил Тучина, что за шум слышится со стороны реки Нилы.
— Строят узкоколейную железную дорогу от Вознесенья до станции Токари, — ответил Тучин. — Ветка проходит мимо села Ивана, работы заканчиваются.
Это был наш первый разведывательной трофей, но требовались детали, и Тучин обещал их.
В пять часов вечера мы с Бекреневым направились к Лабручью, куда пришли утром через 14 часов. У Лабручья никого не оказалось. Ждали весь день 23 августа и заночевали в лесу. Утром пришли Удальцов и Асанов. Сказали, что остальные подойдут на следующий день. И еще сообщили, что удалось установить связь с Центром. Выяснилось, что продукты сброшены. Мы легко нашли их в километре от нас. Посреди пожни лежали два грузовых парашюта.
Набили вещмешки, остальное зарыли в земле до удобного случая. Направились искать подходящее место для базы.
Получив от Тучина задание по разведке узкоколейной железной дороги, я отправился рыбачить на реку Нилу. Чтобы не вызвать подозрения, взял с собой 16-летнего Бориса Бутылкина, сына бывшего главного бухгалтера райпотребсоюза.
Поставили удочки и самоловки. Стали с берега наблюдать за узкоколейкой. Подсчитали, что по дороге в сутки проходит по 4 состава в ту и другую сторону. Везли в обе стороны солдат, вооружение… Поймав за сутки около пуда рыбы, мы направились к полотну железной дороги, туда, где валялся сброшенный с рельсов железнодорожный вагон. Рабочие — финны — окликнули нас, подбежали.
— Какого черта болтаетесь здесь?
— А рыбу ловили.
Показали улов, они взяли у нас килограммов пять и отпустили.
Мы увидели, что шпалы лежат прямо на земле, и только в болотистых местах сделан настил. Дорога прямая, видно километров на десять вперед…
26/VIII — 19.30
Власову
Связь с населением и Тучиным установлена. Он работает в нашу пользу и оказывает всяческую помощь. Обнаружена новая железнодорожная ветка, ведущая от станции Токари до Вознесенья через Никола. В поселке Никола имеется аэродром и 24 самолета. В ближайшее время отправим Тучина в Петрозаводск для связи с нашими рабочими и солдатами, служащими в финской армии. Просим вашего согласия и дополнительных задач.
Командующему 7-й отдельной армией генерал-лейтенанту тов. Крутикову.
Нашей разведкой установлено, что у противника построена железнодорожная ветка от ст. Токари через деревню Никола до Вознесенья.
У деревни Никола — аэродром, на котором 24 самолета.
г. Беломорск, 27 августа 1943 года.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Я просил Тучина: «Без горячки, Митя. Работы у нас много, и последнее это дело — спотыкаться на первых шагах.
Тучин проснулся весело, с той шальной радостью, когда вчерашнего дня человеку чуть-чуть не хватило для чего-то великого.
Это ерунда, что человек рождается один раз. Человек заново рождается каждое утро, во всяком случае, ему никогда не поздно все начать сначала.
Отчистил с ботинок вчерашнюю грязь, шумно, с фырканьем и брызгами умылся. Прошел тихонько в комнату, тронул за плечо жену:
— Маш.
Выпростала из-под одеяла руки, потянулась, выгнувшись. И Тучин, второй уж раз в это утро, с удивлением подумал о том, что ему всего, дай бог памяти, тридцать.
— Я, Маш, в Петрозаводск.
— Куда?
— В Петрозаводск, говорю.
Он был деловой человек, Тучин. Ему доставляло удовольствие не утомлять жену объяснением своих действий. И только потому, если разобраться, что он ненасытно, настороженно, жестоко, может быть, вымогал ее доверие. Она была его последней верой и правдой в мире, где он так долго жил игрой. Ей, самой близкой, он ничего не хотел объяснять. Так было. И будет, наверно. Но сейчас, беззащитный перед ее испуганной сонностью, добавил серьезно и утешительно:
— Это совсем не страшно, Маша. Ты, Маш, спокойная будь.
Глянул на девчушек — носом к носу две головенки, обе по-отцовски светловолосые — и Галка, и Светка. Осмотрелся с горькой пристальностью человека, который может потерять все, и быстро вышел…
Что он знал о Петрозаводске? Достаточно много, чтобы не принять всерьез предупреждений Горбачева об осторожности, но и не столько, чтобы быть спокойным полностью. Оккупационный режим в столице — своего рода совершенство. Горбачев не зря расписывал провалы в мельчайших деталях.
…Люди, рассказывал, увязывали узлы и сидели прямо на улицах — ждали транспорта на Архангельск. И в эту-то пору мужчина лет тридцати на виду у всех, перед самым приходом оккупантов спешно красил полы, остеклял и шпаклевал окна… Ипату Федоровичу Лангуеву, дежурному по станции Петрозаводск, дали задание не из легких: войти в доверие, устроиться работать на железную дорогу, обрастать информацией. Все это он сделал.
Однажды вечером к нему подошел человек:
— Где можно купить кило три белого хлеба?
— Хлеба? Белого? Видел я, солдат продавал кило два у Гостиного двора.
«Пароль. Но обрати внимание, какой пароль! — говорил Горбачев. — Булочник, не разведчик его придумал. Три кило белого хлеба, когда черного не найдешь!..»
Связным был Василий Гаврилов, из Петровского района, до войны работал помощником машиниста на станции Кандалакша, кажется. В Петрозаводск прошел, сведения получил, а обратно не вышел. По доносу их обоих схватили и расстреляли.
«Вот тебе один пример. Чему он учит? Не выпячивай своей преданности, иначе тебя заподозрят в предательстве. Пароль выбирай с участием мозга…»
Январь сорок второго года. В ходку направился Хуго Сундфорс, тридцати шести лет, опытный в жизни человек. Долгое время работал в Соломенном главным механиком лесозавода; в восемнадцатом году его отца убили финские белогвардейцы. Он знал, на что идет, к кому идет. Сутки пробирался из Шалы по Онежскому озеру в Ялгубу. Переночевал в заброшенной избушке. К следующей ночи двинулся через пролив в Соломенное. Там в полночь вошел, как и требовалось, в свой пустой дом, затопил печь, расположился по-хозяйски. А утром… утром увидел в окно солдат — шли на дымок. Рассказал им, что перешел через линию фронта, вернулся вот домой…
На допросах отвечал по легенде: бежал с оборонных работ, рассчитывая, что ему, финну, ничего плохого не будет. То же самое повторял в Петрозаводской тюрьме. Слушали. А потом один из тюремщиков, Ниссинен, схватил его за горло: «Рассказывай правду, а не то на такие кусочки разделаем, что даже самые большие из них петух проглотит!»
Сундфорс молчал. В феврале его бросили в лагерь военнопленных, что около Зарецкой церкви. И по сей день, видно, он там содержится…