Исходя из своего аполитичного морализма, он считает преступниками, предателями и врагами отечества всех тех, кто не признает этого самого отечества в той безжизненной и бесформенной кукле, какую он прижимает к груди» 1.
Фашисты хорошо усвоили эти особенности мелкобуржуазной психологии, хорошо использовали их в своем обращении с «массой». Отсюда и вытекала их апелляция прежде всего к чувствам, нежели к знаниям, разжигание фанатизма, подстегивание истерии и т. п. Отсюда прямой обман и подтасовка фактов, стремление отучить человека мыслить самостоятельно стали основным приемом фашистской пропаганды.
Важным звеном фашистской пропаганды, духовного оболванивания масс была безудержная социальная демагогия. В свое время В. И. Ленин, характеризуя бонапартистский режим, отмечал, что для него недостаточно пушек, штыков и нагаек, чтобы удержаться у власти; его заправилы стараются внушить эксплуатируемым, что правительство стоит выше классов, что оно служит не интересам дворян и буржуазии, а интересам справедливости, что оно печется о защите слабых и бедных против богатых и сильных и т. п.х.
Тем более в эпоху империализма, в кризисную для капитализма эпоху, «без масс не обойтись». А массы, подчеркивал В. И. Ленин, империалистическим идеологам, империалистическим политикам «нельзя вести за собой без широко разветвленной, систематически проведенной, прочно оборудованной системы лести, лжи, мошенничества, жонглерства модными и популярными словечками, обещания направо и налево любых реформ и любых благ рабочим, — лишь бы они отказались от революционной борьбы за свержение буржуазии»2.
Все это было характерно и для фашистов. Они весьма искусно играли на надеждах и опасениях, на настроениях и страданиях нуждающихся масс. Причем порой в узком кругу даже выставляли свой цинизм напоказ. Как вспоминает О. Штрассер, Геббельс, например, перед каждым докладом или выступлением интересовался у организаторов, что за публика будет в зале, чтобы поставить соответствующую «пластинку»: национальную, социальную или сентиментальную. Подобные пропагандистские приемы были присущи и Гитлеру. «Гитлер входит в зал. Нюхает воздух. Минуту он блуждает, ощупью ищет свой путь, зондирует почву. И вдруг он разражается: «Личность уже не имеет большого значения… Германия была попрана. Немцы должны быть объединены, и интересы каждого из них должны быть подчинены общим интересам»3. На другой день он выступает не перед разорившимися лавочниками, а перед крупными промышленниками и говорит прямо противоположное: «Усилия отдельных личностей возрождают нацию. Только усилия личностей имеют значение. Масса слепа и глупа»4.
Для фашистской идеологии и пропаганды с самого начала были характерны бездоказательность посылок, несовместимость отдельных частей учения, беспринципная смена лозунгов. «Нелепая программатика, — отмечал западногерманский исследователь Вальтер Хофер, — позволила национал-социалистам выступать одновременно и в антикапиталистическом, и в антипролетарском облачении, изображать себя в качестве реставраторской и революционной силы, провозглашать себя националистами и в то же время социалистами. В результате партия сумела приобрести себе сторонников во всех социальных слоях немецкого народа»5. На эту сторону нацистской идеологии указывал и Герман Раушнинг: «Для национал-социалистов чем противоречивее и иррациональнее учение, тем лучше, тем эффективнее оно. Национал-социалистическое руководство полностью отдавало себе отчет в том, что его сторонники воспринимают какую-либо одну сторону учения, что масса никогда не в состоянии охватить его в целом» 1.
Не случайно и «Майн Кампф» Гитлера была в такой степени неясной и противоречивой, что удовлетворяла «вкусы» самых разных прослоек общества. Например, нацисты, мнившие себя аристократами, могли увидеть в ней восхваление аристократии, нацисты из рабочих видели в этой книге совсем другое — преклонение Гитлера перед «солью общества — людьми труда». Немецкие националисты проникались идеей национальной исключительности, итальянские фашисты цитировали строки, посвященные интернациональной общности фашизма, солидные буржуа с удовлетворением отмечали похвалы фюрера в адрес «созидательного капитализма».
Обращаясь ко всем слоям немецкого общества, фашисты обещали трудящимся все привилегии социализма, а всем мелкобуржуазным и буржуазным слоям — сохранение частной собственности. Они обещали рабочим право на труд, крестьянам — землю, женщинам — охрану материнства, молодежи — образование, а всем вместе — «национальную немецкую политику».
Учитывая антикапиталистические настроения широких масс трудящихся, понимая, что социализм является «живым убеждением» трудящихся, фашистские главари и их идеологические приспешники, апеллируя к рабочим массам, постоянно оперировали самой антикапиталистической и псевдосоциалистической фразеологией2. Уже само название фашистской партии — «Национал-социалистическая немецкая рабочая партия» — было подобрано специально для обмана масс. В этом наименовании было сосредоточено все, что могло иметь притягательную силу для масс. Еще бы! Партия и «социалистическая», и «национальная», и «немецкая», и вместе с тем «рабочая»! Разоблачая демагогию гитлеровцев, Э. Тельман гневно писал, что в действительности фашисты «представляют собой антинародную, антирабочую, антисоциалистическую партию; партию крайней реакции, эксплуатации и порабощения трудящихся» 3.
Вся фашистская демагогия была рассчитана на обман трудящихся. 1933 год — год прихода фашистов к власти — объявлялся фашистами «национальной», «народной революцией». В свое время В. И. Ленин писал, что «злоупотребление словами — самое обычное явление в политике… Слово «революция» тоже вполне пригодно для злоупотребления им, а на известной стадии развития движения такое злоупотребление неизбежно»4. Оно «неизбежно», когда контрреволюционеры стремятся скрыть свои замыслы, когда они стремятся создать себе массовую социальную базу, когда они желают обмануть революционно настроенные массы или пытаются отвратить их от подлинно революционной борьбы. «Почему германские фашисты, эти лакеи крупной буржуазии и смертельные враги социализма, выдают себя массам за «социалистов» и свой приход к власти изображают как «революцию»? — говорил Г. Димитров. — Потому, что они стремятся эксплуатировать веру в революцию, тягу к социализму, которые живут в сердцах широких трудящихся масс Германии… Фашизм… обставляет свой приход к власти как «революционное» движение против буржуазии от имени «всей нации» и за «спасение» нации…» 1.
В целях манипуляции сознанием трудящихся фашисты сознательно включили в свою программу наряду с шовинистическими лозунгами и пункты мнимо антикапиталистические, например требование экспроприировать нетрудовые доходы, уничтожить «процентное рабство», конфисковать военные прибыли, передать концерны государству. Предлагалось обобществить универсальные магазины и разделить их между мелкими торговцами. В программу фашистов в демагогических целях было включено обещание провести аграрную реформу, безвозмездно экспроприировать помещичьи земли, отменить земельную ренту, запретить земельные спекуляции и т. д. и т. п.
Вместе с тем Гитлер постоянно одергивал тех фашистов, которые принимали слишком «революционный» и необузданно «антикапиталистический» вид. После мюнхенского «пивного путча» Гитлер, в сущности, уже полностью приспособил свою программу и свою политику к потребностям наиболее реакционных сил буржуазии2. В 1930 г. в руки противников нацистов попало письмо окружного руководства фашистской партии в Дрездене, адресованное одному веймарскому капиталисту: «Не смущайтесь текстом наших плакатов. Там, конечно, имеются лозунги вроде «долой капитализм» и т. д. Но они несомненно необходимы, ибо вы должны знать, что только под «германским национальным» или «национальным» флагом мы никогда не достигнем своей цели, у нас не будет будущего. Мы должны говорить языком недовольных социалистических рабочих… так как иначе они не будут считать нас своими. Мы не выступаем с откровенной программой по дипломатическим соображениям»3