Не понимали, куда ведет фашизм страну, и многие итальянцы. После падения фашистской диктатуры Муссолини правительство маршала Бадольо спустя несколько дней после своего прихода к власти опубликовало цифры, рисующие экономическое и финансовое положение итальянского государства. Эти цифры дают картину банкротства, не имеющего прецедента в истории современных государств. Внутренний государственный долг достиг 460 млрд. лир. Сюда надо добавить находящиеся в обращении бумажные деньги в сумме до 100 млрд, и полное исчезновение государственного золотого запаса. Сюда надо еще добавить несколько миллиардов лир государственных обязательств, погашение которых отсрочено и разделено на 30 лет. Все это дает фактическую цифру в 1000 млрд., и это в стране, общенациональный доход которой едва превышает 100 млрд. лир. в год! Фашизм в буквальном смысле слова сожрал богатства страны ⁴.

Но все это было потом. А пока фашистам за счет государственного регулирования, за счет военных заказов удавалось обозначать видимость конъюнктуры, видимость экономического подъема.

Все это создавало благоприятную обстановку для фашистской демагогии, для разжигания инстинктов мелкого собственника, для «антикапиталистической» фразеологии фашистов, для обмана масс лживыми «теориями» специфического «национального социализма» и т. д.

Вполне понятно, что фашизм держался не одной только социальной демагогией и мифотворчеством. Никакая фашистская демагогия, никакой обман не смогли бы оказать длительное воздействие на людей, подчинить их себе, если бы фашизм не сумел дать определенных материальных выгод довольно широким прослойкам немецкого общества, если бы он, по выражению В. Хайзе, философа из ГДР, «к святости имени гражданина не прибавлял гешефт буржуа». Об этом же писал Иоганнес Бехер, вынося приговор гитлеровско-фашистской идеологии: «Специфическая действенность была достигнута нацистской идеологией благодаря тому, что она сулила материальные преимущества и временами действительно предоставляла их для широких слоев… Наживались сотни тысяч маленьких людей, участвовавших в бизнесе вооружения, в строительстве казарм, в поставке оружия и обмундирования. Сотни тысяч людей получали прибыли, участвуя в уничтожении свободных народов. Нацистская идеология имела особый успех в той своей части, где она была идеологическим оправданием коррупции, корыстолюбия, безудержного делячества, где именем нации она идеологически освящала эгоистические инстинкты наживы и ограбления» ¹.

Ценой эксплуатации и грабежа оккупированных территорий фашисты получали возможность подкармливать обывателей, заражая одновременно их головы шовинистическим угаром, жаждой новой наживы и грабежа². Г. Бёлль в своем романе «Бильярд в половине десятого» рассказывает, как в одной из местных германских газет времен второй мировой войны рисовалось «недалекое будущее немцев»: «… 1958 год, двадцатилетний унтер-офицер Моргнер стал тридцатипятилетним крестьянином Моргнером, он поселился на берегу Волги; его рабочий день кончился, Моргнер наслаждается заслуженным отдыхом, покуривая свою трубочку, на руках у него один из его белокурых малышей; Моргнер задумчиво смотрит на свою жену, которая как раз в этот момент доит последнюю корову. Немецкое молоко на берегу Волги…»³.

Подобная «перспектива» также служила морально-психологической подготовке обывателя к грабительской войне. Фашистскую солдатню гнала вперед и фанатичная вера в удачу, которая укреплялась легкими победами фашистского вермахта в первые годы развязанной фашизмом второй мировой войны.

В условиях жестоких репрессий, тотального запугивания и подавления большая часть трудящихся также была духовно подавлена и, как писал В. Ульбрихт, потеряла правильную классовую ориентировку. Многие из рабочих разучились понимать взаимосвязь политических явлений. «Дух милитаризма и расизма глубоко проник также и в ряды рабочего класса»⁴.

Настроения, утвердившиеся в тот период в Германии, достаточно выразительно отражены в воспоминаниях бывшего офицера вермахта, а затем известного деятеля немецкого антифашистского движения Отто Рюле. «Для нас, немцев, — пишет он в своих мемуарах, — тогда все шло неожиданно хорошо. После торжественной музыки Листа по радио передавали официальные сообщения о взятии Кракова, Сандомира, Перемышля, Белостока. Сотни тысяч польских военнопленных, сотни захваченных или уничтоженных пушек, танков, самолетов, капитуляция гарнизона Вестерплатте в Данциге, захват порта Гдыня и, наконец, крепости Мозлин и Варшавы. За какие-нибудь три недели поход на Польшу победоносно завершился. Сердца многих немцев забились чаще. И все это при нескольких тысяч погибших с нашей стороны! В октябре в армии снова разрешили танцевальные вечера. Жизнь почти вошла в нормальное русло. С теми пайками можно было жить» ¹.

8 августа 1941 г. в одном из лагерей для немецких военнопленных побывала комиссия Коминтерна. 90 % пленных, полностью оставаясь в плену фашистской пропаганды, утверждали, что в «третьем рейхе» осуществлен немецкий социализм, что предприниматели не обладают больше правом все решать самостоятельно и что на заводах и фабриках наведен «порядок». Большинство пленных категорически заявляли, что Германия нуждается в «жизненном пространстве» и что Европе поэтому нужен «новый порядок». Этим они обосновывали разбойничьи походы против других народов. «Потрясающим было то, — отмечал В. Ульбрихт, — что среди солдат находились молодые металлисты из семей социал-демократов. Однако отцы этих солдат ничего не предприняли, чтобы дать понять сыновьям, что несет с собой господство агрессивных сил германского монополистического капитала и ложь о «немецком социализме»².

В 1942 г. В. Пик посетил лагерь военнопленных под Москвой. И здесь многие из тех, с кем он говорил, продолжали повторять нацистские бредни о «спасении Германии от большевизма», «германской расе господ» и о «жизненном пространстве». В. Пик писал: «Разумеется, посещение это представляло для меня очень большой интерес. Вот каков теперь внутренний мир наших соотечественников! Становится жутко! Нам придется еще немало поработать, чтобы снова сделать их разумно мыслящими людьми»³.

Да, фашистам удалось одурманить, ослепить ядом национализма, ядом шовинизма и расизма, ненавистью к другим народам, широкие народные массы своих стран. Но они отнюдь не смогли воспитать ни патриотов, ни героев. Они твердили своим солдатам, что они, люди «крепкого кулака», дают подлинное «звучание немецкой истории», что их души сделаны «из того же теста», что и «великие души вечной немецкой национальности», они героизировали их смерть, внушали гибнущим за неправое дело людям, что они сражаются и умирают за «Великую Германию», за ее расу, дух, культуру.

Все это было ложью[17]. У фашистов «не было и не могло быть ни героев, ни подвигов, ни славы», ибо война, которую они вели, «была грязной войной, бесчестьем для немецкого народа. Гитлеровская агрессия порождала убийц по долгу службы, палачей по воспитанию и призванию. А у палачей и убийц нет дружбы и товарищества, их отношения друг к другу напоминали повадки хищных зверей. И сама их смерть была подобна смерти затравленного хищника»².

И. Видер в книге «Катастрофа на Волге» пишет, что утверждения о «героизме» и «преданности» немецких солдат фатерланду— «дешевка». «Если уж говорить о беспримерном героизме и верности долгу, «не имеющих себе равных» в истории, то можно назвать ту доблестную советскую 62-ю армию, которая осенью 1942 г. в огненном аду Сталинграда долгие месяцы упорно обороняла два небольших плацдарма на волжском берегу; храбро сражаясь и выстояв под яростным напором превосходящих немецких сил, она создала предпосылки для победоносного завершения этой военной борьбы»³, — писал И. Видер.

Фашисты не оставили после себя ни героев, ни мучеников. В Германии после военного разгрома фашизма, в сущности, не было никакого массового сопротивления, никто не ушел в подполье, чтобы сражаться с оккупационными войсками. Как пишет Кароль Малцужинский в книге «Преступники Не хотят признать своей вины», «весь гитлеровский фанатизм испарился за одну ночь, белой дубинки военного полицейского с лихвой хватило для поддержания порядка. Они были фанатиками, когда были сильны. Смелы, когда побеждали. Беспощадны и жестоки по отношению к побежденным и завоеванным. По отношению к победителям они стали вежливы, порой даже услужливы. Самые крупные диверсионные акции… сводились к выведению на стенах цифры «88» — две восьмерки должны были означать восьмую по порядку букву немецкого алфавита, «Н. Н.» или «Heil Hitler!»⁴.