— Думаю, что у вас не было времени долго размышлять на эту тему, — возразил Притчард.

— Я быстро вскарабкался на ящик, — поспешно продолжал Картер. — К счастью, он был достаточно высок, и вода не достигала крышки, так что утонуть я не боялся. Ящик был солидный, дубовый, метра два длиной, и полтора — шириной и, как я позже обнаружил, так плотно сколочен, что не пропускал воды. Но все же мое положение было безотрадно. Ураган, о котором я уже говорил, отогнал китобойное судно на сотни миль от всех известных водных путей, и вот я очутился среди наиболее пустынной части Тихого океана без пищи, без воды, на несчастном ящике, игрушке волн.

— Но вы же говорили, что привыкли к таким вещам…

— Знаете ли, я сомневаюсь, чтобы к таким вещам можно было привыкнуть! — огрызнулся Картер. — Ну-с, пока я обдумывал свое бедственное положение, вода вокруг меня сильно взволновалась, и, к моему ужасу, я увидел, что прямо на меня плывет акула невероятных размеров, — самая большая из всех, что мне приходилось видеть. А я на своем веку видел гигантских акулищ… Она взглянула на меня и ядовито усмехнулась, — честное слово, это не плод моего воображения! — и, повернувшись, поплыла рядом с моим ящиком, продолжая улыбаться. В одну секунду я понял ее замыслы.

Коварное животное задумало ударом хвоста сбросить меня в море и там спокойненько, с чувством, с толком слопать.

— Понимаю, понимаю, — улыбаясь, закивал Притчард. — Я читал об одной новозеландской акуле, которая известна всем морякам. Она встречает все корабли и дружески приветствует их. Это очень обыкновенный случай. А то есть еще дельфины и кашалоты, которые…

— Это не была та акула, — сердито прервал его рассказчик. — Она вовсе не собиралась дружески приветствовать меня. Во всяком случае, в ее размахивании хвостом ничего дружелюбного не было. Итак, я внимательно следил за ней и, как только ее хвост показался над водой, я быстро подпрыгнул вертикально вверх. Ее хвост со свистом мазнул поперек крышки ящика, шлепнулся в воду, а я после прыжка вернулся на прежнее место.

Как только хвост акулы показался над водой, я быстро подпрыгнул. Хвост мазнул поперек крышки ящика, а я после прыжка вернулся на место.

Акула недоуменно посмотрела на свой хвост, потом на меня. На ее морде было написано удивление. Но она собралась с духом, и повторила маневр.

Я хорошо умею прыгать. Дома я всегда по утрам прыгаю десять минут перед завтраком: это прекрасная гимнастика. Словом, я был подготовлен к такого рода акульим забавам. Так мы и забавлялись некоторое время: акула ударяла хвостом в чаянье сбить меня в море, а я подпрыгивал как раз в то время, когда ее хвост со свистом проносился над ящиком. Моя роль была не трудна; требовалось лишь внимательно следить за движениями хвоста и вовремя прыгать.

Через некоторое время акуле надоело это явно бесполезное занятие, она легла в дрейф и задумалась. Потом она возобновила атаки. Теперь она решила сбить меня ударом носа. Я понял, что тут прыжками не отвертишься. Как высоко ни прыгай, все равно она ударит носом. Поэтому, как только она ударила носом в ящик, я быстро соскользнул в воду по другую сторону моего плота. Ее нос с силой ударил в крышку и один из запоров лопнул, крепко ударив меня в бок. Акула очень удивилась сперва, потом увидела меня по ту сторону ящика и сделала круг, чтобы поймать меня.

К моему счастью, она была очень велика и не могла быстро поворачиваться; мне удалось вскарабкаться на ящик и опуститься по другую сторону. Она повторила свой маневр, а я свой, потом еще раз, — и всякий раз между нами был прочный ящик.

Так мы играли некоторое время в прятки. Я опасался, что-акула догадается нырнуть под ящик, но она не догадалась. Вообще, я не высокого мнения об акульей сообразительности. Но все же обилие впечатлений дня и беспрерывное перелезание через ящик стало меня утомлять. Второй запор ящика еле держался. Я быстро сорвал его, открыл крышку, юркнул в ящик и плотно закрылся.

Акула, видя, что ее перехитрили, начала свирепеть и, очертя голову, стала биться об ящик безо всякой системы и плана. Ящик трещал и колыхался, но я крепко держал крышку и сохранял равновесие.

Я покоился на жестком ложе из гарпунов и веревок, и дрожь пробегала по мне при каждом ударе, сотрясавшем ящик. Я ломал голову, долю ли выдержит ящик страшные удары разоренного хищника? Прежде акула била глупо, анархически, как попало, но теперь она решила вести атаку организованно: она отплывала и ударялась с разбега в кряхтящие доски. Увидев, что при таких обстоятельствах ящик разлетится после четвертого-пятого удара, я выбрал один гарпун, точно рассчитал момент, вынырнул из-под крышки и…

— Понимаю, понимаю, — ласково прервал его Притчард. — Вы ее ударили гарпуном. Продолжайте. Меня очень интересует ваша история, только в ней слишком много скучных, обыденных деталей.

— Обыкновенных?! Впрочем, да…

Я думаю, что никогда в жизни эта акула не испытывала большего удивления. Она припустилась галопом, но, прежде чем она успела далеко отплыть, я успел привязать веревку к гарпуну, а другой конец прикрепить к крышке. Я вовсе не хотел быть очень близко к рыбе, но было жалко и расставаться с нею; откровенно сказать, я как-то свыкся с нею и даже немного подружился. Акула попробовала нырнуть; но ящик играл роль поплавка, — удержал ее и вытянул на поверхность.

Тогда мы хорошей рысью помчались по волнам. К сожалению, я не мог управлять акулой. Гарпун прочно сидел у нее в плече справа от спинного хребта, и я заметил, что, если потянуть веревку, акула судорожно поводила хвостом вправо. Не знаю, был ли это бессознательный рефлекс или результат раздражения, — знаете, как лошадь отмахивается хвостом от мух.

Итак, акула на вожже рулила все время вправо, и мы носились большими кругами. При таких условиях мы были осуждены мотаться среди океана неопределенное время, без надежды увидать берег.

Был только один выход, и я им воспользовался: выбрал второй гарпун и стал ожидать благоприятного положения. Чтобы иметь возможность управлять акулой, я должен был всадить ей гарпун слева от хребта на одной линии с первым. Трудная задача. Один шанс из ста. Я прицелился… и со всей силы метнул гарпун. Он вонзился точно в намеченную точку. Невероятная удача!

— Чепуха! — сказал Притчард. — Обыкновенное дело. Не в первый, так во второй, в десятый раз, но попали бы. От этого зависела ваша жизнь. И никакой особенной удачи тут нет.

— Я же и говорю… — Картер немного растерялся. Он подозрительно посмотрел на невозмутимого Притчарда и не совсем уверенно продолжал:

— Теперь я мог править акулой, как лошадью, и направил ее прямо вперед, подергивая то за одну, то за другую вожжу, на что она неизменно рулила хвостом и послушно поворачивала. Боль от пары гарпунов заставляла моего скакуна нестись во всю мочь.

Я правил акулой, как лошадью, а боль от пары гарпунов заставляла моего скакуна нестись во всю мочь.

Я бы чувствовал себя, как в моторной лодке, если бы только ящик был поудобнее.

Я ориентировался по солнцу, а когда оно зашло, — по звездам, и правил все прямо, зная, что это — единственный способ куда-нибудь приехать. И правда, в полдень на следующий день я увидел на горизонте очертания холмистого берега, и через какой-нибудь час акула подвезла меня к острову, — одному из самых прекрасных островов в мире. Удачное стечение обстоятельств: ящик, акула, гарпуны… Поразительный случай спасения от гибели! Как я потом высчитал, акула сделала больше тысячи миль в одни сутки.

— Вам повезло, — ответил Притчард. — В такой пустынной части Тихого океана вы могли бы проехать и 2.000 миль до ближайшего острова.

Картер подозвал слугу.

— Три рюмки портвейна, — обескураженно пробормотал он.